— Владимир Александрович, на Гайдаровском форуме-2011 первый вице-премьер Игорь Шувалов заявил, что новый вариант Концепции-2020 может даже стать программой будущего правительства. Вы как один из инициаторов глубинной перестройки концепции согласны с такой оценкой?
— Особенность нашей программы состоит в том, что она может быть основой для любого ответственного правительства. И недаром политические партии, идущие в Госдуму, начали спрашивать, что можно у нас позаимствовать. Мы отвечаем: все. На самом деле мы не пишем программу. Мы анализируем развилки, возможные сценарии событий при равных политических выборах. В этом смысле она может быть и основой правительственной программы, и “околоправительственной”, и, например, партийной. Но это уже не наша задача.
— А конкурентов вы не боитесь? Например, разработок Института современного развития, попечительский совет которого, как известно, возглавляет Дмитрий Медведев?
— А это даже хорошо. У общества есть запрос на какую-то реальную развилку. Экспертное сообщество на него отвечает. Это не конкуренция, у нас свои задачи. У нас был всплеск “программотворчества” в 1990—1991 годах. И когда Егор Гайдар создал свой Институт экономической политики, исходный тезис был: мы не будем писать программы — их пишут все. А мы будем анализировать ситуацию. Программ было очень много, а реальных действий не было.
— Какие же развилки ожидают нас в ближайшие 10 лет?
— К счастью, нам не предстоят развилки “жизни и смерти”. Вот в 1991 году стояли вопросы типа: либерализация или голод, консолидация власти или появление новых ядерных стран на границах России…
Сейчас таких развилок нет, но есть несколько направлений социально-экономического развития. Будем ли мы жить в условиях, когда тратим весь рентный доход на текущую экономику. Или будем формировать Резервный фонд и дальше планировать бюджет на уровне естественного (гарантированного) дохода. Конечно, это политический вызов. Однако напомню, что в 1979 году цена на нефть в реальном выражении была максимальной, она была такой же, как сейчас. Тогда советское руководство пошло по пути траты всего. Это закончилось катастрофой. Сейчас никто не говорит, что нынешняя ситуация тоже непременно кончится катастрофой. Но готовы ли мы рисковать, быть заложниками очень существенного фактора, находящегося вне контроля правительства? Можно рискнуть, можно не рисковать. Однако нужно учитывать и все остальное — сколько денег доступно правительству, на какой горизонт выходят планы развития. Вот это как раз такое решение, которое может оказаться судьбоносным.
— А ваше мнение?
— Есть жесткое правило: если у вас ресурсная экономика, то правительство не должно тратить деньги, не связанные с ростом производительности труда. Впрочем, в оправдание бывших советских руководителей можно сказать, что они просто не знали феномена падающих цен на нефть. Но мы-то знаем.
— Какова цена судьбоносного решения? Например, на что могут в будущем рассчитывать пенсионеры?
— Если говорить о 30-летней перспективе, о тех, кто о пенсии сейчас даже не думает, то уверен, у них будут радикальные изменения в пенсионной системе. Предстоит ее активная индивидуализация. Мы уже не индустриальное общество, где рабочий у станка в один момент может перестать работать, — мы общество, где люди сами могут выбирать, работать или не работать, с какого возраста не работать. Ждать помощи от государства, откладывать в Пенсионный фонд или, скажем, купить квартиру, а потом сдавать ее в аренду и с этого жить. В любом случае, мы идем к обществу, где пенсионное поведение будет индивидуальным.
— И как конкретно это будет выглядеть?
— Государство должно нести ответственность за тех, кто беден не по своей вине. Компенсировать бедность и инвалидность. Человек может сказать государству: мне 60 лет или даже 50, но вот не повезло в жизни. Возраст, возможно, тоже должен учитываться, но с пониманием, что это не пенсия, отражающая трудовой вклад, а пособие. Но все это не имеет отношения к работе над Концепцией-2020, поскольку выходит за рамки нынешнего десятилетия.
— Говоря грубо, работник, начиная трудовую жизнь, обязан принудительно что-то накапливать на старость или нет?
— Есть точка зрения, что человек до 40 лет не думает о пенсии, и если его не заставлять, то ничего не получится. Но это если говорить о накопительной системе. А ведь можно говорить и о рентной системе, когда человек зарабатывает себе на имущество, а потом живет на доход от него. Кстати, на такую ренту человек может и сейчас жить, причем с любого возраста. У нас же нет наказания за тунеядство.
— Встает вопрос о политических развилках. Вы это учитываете в работе?
— Имеете в виду такого рода развилки, как политический выбор в экономической политике?
— Прежде всего.
— Мы говорили об этом с премьер-министром. Есть развилки счетные, когда можно понять, что лучше, что хуже. А есть политические. Поэтому необходимо политическое решение. Например, если у вас инфляция 100% или выше, то можно обсуждать, нужно ли ее подавлять, но какой смысл в таком обсуждении? Однозначно нужно. А если у вас инфляция колеблется в пределах 10%, то можно, конечно, ее доводить и до 3%, а можно жить и на таком уровне. У каждого сценария есть свои плюсы и минусы.
— Вы-то, надеюсь, за то, чтобы подавить инфляцию до 3%.
— Вы знаете, два года назад я бы сказал — нет, сейчас — да. Есть к этому набор аргументов. Это не вопрос, хороша инфляция или плоха. Наша инфляция происходит от того, что мы стараемся не допускать укрепления номинального курса рубля. По ситуации на первую половину прошлого десятилетия это было верно. Сейчас уже нынешнее сдерживание курса бессмысленно. Потому что по нынешней покупательной способности рубля китайский импорт все равно дешевле. И сколько вы ни будете тормозить укрепление — вы будете лишь разгонять инфляцию, но при этом не подавите китайский импорт. Политика инфляции ради сохранения низкого курса валюты — бессмысленна, потому что она не достигает того, ради чего проводится.
— Вы несколько раз говорили о еще одной развилке — замене экономики спроса экономикой предложения. Скажите, вообще такой переход возможен? И нужен ли?
— Это глубокая трансформация системы — не только экономики, но и идеологии. Это было в США при переходе от Картера к Рейгану.
— Неплохая перспектива… Но реально ли перейти к экономике предложения?
— А реально было перейти к рыночным ценам после 70 лет государственных цен? Это же не переход от коммунизма к капитализму. Тут включаются другие факторы роста. Тут вопрос не в политической воле, а насколько должны упасть цены на нефть, чтобы переход состоялся. Недаром собственно идеология новой модели развития возникла в последние три года. Потому что старая модель исчерпала себя. Какие ошибки привели к глобальному кризису? Да никакие — к нему привел экономический рост. Был рост — была одна модель, он исчерпался — все ищут другую модель. Так регулярно происходит последние 200 лет.
— Какие же все-таки основные направления новой модели экономики?
— Низкая инфляция, низкие процентные ставки, низкие налоги, относительно низкие бюджетные расходы.
— Но сейчас модны инновации и модернизация. А они требуют как раз больших бюджетных расходов.
— Не все. Опять же смотря на что — на строительство инновационного сектора или на развитие образования и здравоохранения? Можно производить модернизацию через развитие вооружения, а можно через закупку новых гражданских технологий. Экономике все равно.
