ВВП был краток: он констатировал, что страна постепенно выбирается из сложной кризисной ситуации. А еще, добавил глава кабмина, результат был бы гораздо хуже, если бы не было обсуждения деятельности правительства в парламенте. Польстил, одним словом. Ой, польстил. Лидер ЛДПР, как обычно, лаконичностью не отличался. Он озвучил массу всяких идей и мыслей, в числе которых была такая: из 200 тыс. предприятий 30% искусственно банкротят. “А в чем предложение?” — не понял Путин. “Остановить искусственное банкротство”, — отрапортовал ВВЖ. “Как?” — не унимался ВВП. Жириновский начал было говорить, что есть ассоциации производителей продукции, но у премьера уже был готов ответ: “Мы стараемся передавать на их уровень различные инструменты регулирования”.
Но смутить лидера ЛДПР было не так-то просто (если это вообще возможно). “Мы предлагаем принять акт исторического примирения”, — объявил он. Подписание акта, считает ВВЖ, можно было б приурочить к Дню независимости России. Суть же документа в том, чтобы примирить Россию царскую, советскую и современную. Вы спросите — как? Например, так: обязать различные ведомства, чтобы те исчисляли даты своего образования, начиная еще с царских времен. Это предложение, конечно, давало большой простор для полета фантазии. Допустим, какую структуру должна считать своим предком ФСБ? Царскую охранку? “А опричников куда девать?” — задал резонный вопрос ВВП. “Эти ближе к ОМОНу, — не растерялся Жириновский. — Они с дубинками”. Лидер ЛДПР не предложил переименовать ОМОН в опричников. Хотя это было бы в логике исторического примирения.
Коснулся Жириновский и темы строительства парламентского центра. Судя по всему, эту задачу ВВЖ целиком и полностью одобряет. “Здание Госдумы плохо приспособлено”, — пожаловался он. Напоследок же заявил: “У меня есть личный вопрос. Давайте без журналистов обсудим”. Ну точно — Владимир Вольфович почувствовал себя на этой встрече настоящим хозяином. До сих пор только Путин решал, на каком этапе следует продолжать разговор без прессы. Что касается Игоря Лебедева, то он за все время не произнес ни слова. Если не знать, что этот молчаливый мужчина — сын Жириновского, то вполне можно было бы принять его за телохранителя.
