— Хочешь, я достану для тебя луну с неба? А ты знаешь, что твой дедушка — президент далекой африканской страны? — шепчет на ухо темнокожая девушка своему сынишке, раскачивая на ветру старые качели.
Детская площадка на окраине фабричного Иванова. Россыпь африканских дредов на демисезонном пальто и — едва заметный креольский акцент. Знакомьтесь, это — Катя Эвора. Она не отсюда.
Дочь бывшего посла Гвинеи-Бисау в России. Каким ветром занесло ее в Иваново? Правда ли, что босоногая певица из Кабо-Верде, легендарная Сезария Эвора — тетя Катиной мамы?
И откуда у Кати ее русское имя? Почему ее сын Эйтон воспитывается в ивановском интернате, а сама родственница мировой знаменитости, выступает с африканскими танцами по ночным клубам? Все российские семейные тайны знаменитой певицы раскрыл “МК”.
— Я Сезарию почти не помню, маленькая была, когда меня к ней в гости привозили, в Кабо-Верде, — рассказывает Катя Эвора. — Она уже тогда была звездой, выпустила платиновый диск и все такое. Родня ее звала Сизаш. Она пекла блины, когда мы приехали, и я решила ее поразить — тоже исполнить песню. Подошла сзади и начала скулить, а Сизаш как развернется со сковородкой в руках, как задаст жару: “Никогда больше не пой, у тебя это паршиво выходит!” С тех пор я и не открываю рот. А бабушка об этом, наверное, даже и не вспомнит.
Голос у Кати — хриповат, будто после весенней простуды. Она ходит по Москве нараспашку, в снег, в дождь, говорит, что шерстяные вещи натирают ее тело, что у нее аллергия на одежду, что гораздо приятнее — гулять без.
“Сизаш ведь тоже не носит обувь, потому что привыкла босиком, так ей удобнее”, — объясняет Катя Эвора, расстегивая последнюю пуговицу пальто.
Так удобнее ей.
На улице — едва за ноль градусов, страшный сквозняк. Очень странная девушка. Я хочу поверить Кате. И — не могу. Сколько таких “дочек и сыновей лейтенанта Шмидта” у нас объявлялось? Праправнуки Шаляпина, племянники Пугачевой, внебрачные детки звезд эстрады…
— В октябре 2001 года мы ехали на гастроли в Нижний Новгород, покупая билеты, я впервые увидел паспорт Кати — и остолбенел. Неужели, думаю, однофамилица знаменитости? Или все же родня? — не меньше моего поражен и Андрей Горбатов, глава агентства “Живая коллекция”, шоу сорока наций мира.
Да, окружающим гораздо легче поверить в самозванство Кати. Чем в то, что она — настоящая негритянская аристократка, тонкий зеленый побег, вырванный из почвы далеких островов.
Кто же ты на самом деле, Катя Эвора?
И зачем, навещая в ивановском интернате девятилетнего сына, рассказываешь “сказки” о той, другой жизни, которой он почему-то лишен. “Хочешь, я достану тебе луну с неба?”
Королевские креветки и одна корочка хлеба
— Слушай, меня ломает, когда начинают спрашивать — бабушка ли мне Сезария? Когда я впервые приехала в Москву с родителями, потому что папа получил здесь пост посла, нашу родовую фамилию никто не знал. А сейчас — Сизаш стала популярна, билеты на ее концерты расходятся за баснословные деньги, и все задают мне один и тот же вопрос. Нет, я не хочу становиться второй Сезарией Эворой. Когда-нибудь я стану первой Эворой Катей!Гвинея-Бисау — крошечная страна, бедная. “Комаров у нас много”, — скупо характеризует Катя далекую родину. Когда она уезжала, там шла война.
А в Москве шел снег.
В “Шереметьево” Катя — черная на белом — распахнула широко рот и ловила снежинки языком, рискуя заработать себе ангину.
Но это не страшно — голос никогда не был ее главным достоянием. В отличие от имени.
С таким именем среди русских было легко.
“Папа назвал меня так, потому что учился в Ленинграде и влюбился в красивую девушку Катю, — объясняет моя собеседница. — У меня есть еще сестра и брат. Но у них португальские имена. Они давно уже поселились в Европе, о Москве, наверное, не вспоминают”.
Когда семья Эвора только приехала в Россию, пилоты рейсового самолета стали привозить ее папе с родины сумки с королевскими креветками — его любимым блюдом.
Господин посол утверждал, что не может употреблять рядовую московскую пищу — хлеб и сосиски. Советский Союз еще не распался, но дефицит продуктов уже начался. Не то что креветки, даже сосиски в магазинах встречались тогда крайне редко.
А Катя ела все, что дают. В интернате — на казенных хлебах — с этим строго.
“Сразу после назначения отца в Москву, меня отдали жить в ивановский интердом, учебное заведение для маленьких иностранцев, чтобы из меня там сделали человека. Уж очень я задиристой росла”, — вспоминает Катя.
Этот интердом был создан еще в 30-е годы для воспитания детей лидеров стран третьего мира. Своеобразный ивановский Итон.
Сыновья и дочери большинства коммунистических вождей учились здесь. Пока их родители без продыху организовывали светлое будущее у себя на родине, разноцветная малышня постигала в СССР законы свободы, равенства, братства.
Тут все были равны — и потомство элиты, и обычные отказники, случайно попавшие в международный интернат. Просто к одним мамы и папы приезжали по большим революционным праздникам. К другим — не приезжали совсем.
“Мы и знать тогда не знали, кто такая Катя Эвора, хвастовство в интердоме не поощрялось, докажи, чего ты стоишь сам, а не твои предки, — рассказывает Людмила Полищук, сотрудница интердома. — Я тоже бывшая интердомовка, прибыла в Иваново из Белоруссии по квоте. Мы дружили не по принципу “бедные против богатых”, а как придется. Но Катя была мировой девчонкой. Помню, свистнет в столовке кусок черного хлеба, намажет его солью и растительным маслом — и сидит, жует”.
В выпускном классе Катя Эвора влюбилась. В одноклассника. Он был сыном президента африканской страны. Как рассказывает девушка, хорошо танцевал и пластично двигался.
…Она забеременела.
“Позвонила папе, а у него здесь уже заканчивался срок пребывания. “Что ты натворила, — закричал он мне. — Как мы теперь покажемся в Гвинее-Бисау, если у тебя родится ребенок, это же скандал!” Я возмутилась. Мое личное дело — как и от кого рожать. Нет, наверное, я бы могла и сейчас спокойно жить с этим парнем, сыном президента, если бы сильно того захотела… Но я бы перестала быть самой собой, превратилась в такую скучную и глупую м-м… замужнюю даму… Потерять саму себя!
Он переехал давно в Канаду, ее первая любовь. Русский язык сменил на английский. Имеет отличный бизнес, устроил личную жизнь. Сыну материально, правда, помогает.
Катя назвала малыша Эйтоном, в честь своего любимого голливудского актера. Правда, в каких фильмах тот играл, так и не вспомнила.
Мальчик подрос, и она отдала его тоже в интердом. “Там вырастет мужчина, а не тряпка. А если я заберу его в Москву, в артистическую жизнь, где поездки по ночным клубам с выступлениями, то вконец избалую. Я и про родственников Эйтону пока по-настоящему не рассказываю. Иначе сын загордится и решит, что самому пробиваться не надо — папа и дед помогут. И ничем хорошим такое не закончится. Уж я-то знаю!” — уверяет своенравная Катя.
Родители уехали обратно в Гвинею-Бисау, Катя с младенцем остались в Москве. Официально — поступила в московский институт. Неофициально — стала матерью-одиночкой.
Надо было искать средства к существованию. Танцевать — только это у Кати с детства и получалось. С тех пор как, по ее словам, Сизаш категорически запретила ей петь.
Принцесса на бобах
Игра света и ритма. Под бой барабанов темнокожая девушка выходит на сцену. И — начинает двигаться. Медленно. Быстро. Всем корпусом, каждой клеточкой крупного красивого тела.Словно глянцевый журнал, блестит черная кожа, широко закрыты глаза. Что-то дикое, звериное пробуждается от этой нескончаемой пляски. Танцовщица впадает в транс.
Еще быстрее. Еще. И еще. Она встает на четвереньки, и люди, наблюдающие за ней, встают.
Браво, Катя Эвора, солистка группы “Джембей Африка”. “Сперва у нас была другая танцовщица, и я не думал ее менять, но Катя очень хотела попробовать себя в танце, — рассказывает Сиринь Диоп, художественный руководитель проекта. — И однажды я все-таки решил на нее взглянуть. И понял, Катя движется — как живет, полностью отдаваясь тому, что делает. Когда она уже работала, я узнал, кто ее бабушка, узнал историю всей Катиной жизни — хотя для меня это абсолютно неважно. Не хочет говорить на концертах, что она внучка Эворы, — о’кей, я принимаю ее решение”.
— Мне кажется, что попытка убежать от самой себя, от своих корней — бесплодна, в Кате слишком сильно говорит ее природа, — рассуждает продюсер Андрей Горбатов. — Я помню, мы работали на вилле одного олигарха, особняк, куча гостей — и Катя Эвора танцует посередине двора. Вдруг гром, ливень, гости попрятались под навес на стеклянной террасе.
…А Катя так и продолжала двигаться под проливным дождем, не замечая, что концертный костюм, две тряпочки, давно вымок, что холодно, что со стороны на нее смотрят с жалостью. За концерт заплачено, конечно, но не до такой же степени! Но ей-то как раз было хорошо — одежда больше не мешала дышать.
Поймала ртом крупную дождевую каплю.
И постепенно гости повылезали со своей спасительной террасы, пристроились в Катину тень. А она все танцевала… “Вечером Кате стало плохо, она заболела, я отпаивал ее горячим коньяком, температура поднялась до сорока градусов”, — рассказывает Андрей Горбатов.
Возвращение домой
— Мне бывает плохо на душе, стану перед зеркалом и кручусь целый день. Когда наступает очень плохо, я включаю Сезарию. У нее такие песни грустные… Стиль “Морна” — тропические баллады, повеситься можно от тоски, которая в них. А еще бывает третье состояние — полный… раздрай, даже выпивка не помогает. И тогда я еду в Иваново, чтобы повидаться с сыном.— Катька, что же тебя давно не было? Эйтон так ждет! — выбегают к ней навстречу интердомовские воспитатели. А за ними — маленький темнокожий мальчик.
“Ну, ты уже стал мужчиной? Ты сможешь меня защитить? Усы и борода выросли? А, вижу!” — фыркает Катя, слегка пощипывая сына за подбородок, чтобы “проверить” щетину. Девятилетний Эйтон давно уже привык к этим маминым выходкам, он любит ее запах, когда сигареты перемешаны с алкоголем.
Этот аромат означает короткий праздник.
А вечером, если девчонки не уговорят забежать на местную дискотеку, Катя на рейсовом автобусе уедет обратно в Москву.
Как обычно — на работу.
“Нет, мне нравится то, что живу здесь и танцую. Я думаю уже по-русски. Как-то встретила на улице скинхедов, и они не стали меня бить, потому что я сказала им, что я — не черная и не белая, просто Катя. И у меня свой путь. Я не вижу, что бы могло изменить мою жизнь. Кого бы я могла полюбить так, чтобы вдруг измениться…”
— А домой не хочется? — спрашиваю я.
— Не-а, там комары.
А дома, в Гвинее-Бисау, детская комната, в которой Катя не ночевала 16 лет. Любимая кукла Лена. Игрушечное пианино. Его подарила Сизаш. Пианино Катя разломала до основания. Очень хотела посмотреть — как оно устроено внутри. Так ничего и не поняла.
Вот только мама Кати не выйдет больше ей навстречу — умерла мама.
А Катя была в России.
…Мне кажется, что свои тоскливые тропические “баллады-ливни” Сезария поет немного и о ней, об этой африканской девочке, своей внучатой племяннице с почему-то русской душой…
Забытой в нашей стране. Но не потерявшейся — она ведь сама выбрала остаться.
— Однажды я все-таки вернусь домой, накрою огромный стол и позову сразу всех своих родственников, весь наш клан, чтобы каждого угостить, — мечтает Катя Эвора. — Может быть, Сизаш тоже заглянет, если не будет на гастролях. Она ведь такая занятая. А я напою бабушку ее любимым виски. Которое и сама обожаю. И мы выкурим с ней по хорошей сигаре. Но это будет не скоро…
А пока им с Эйтоном еще не время туда вернуться. На Катином белом коне.
P.S. Во время последнего приезда Сезарии Эворы в Москву, 16 апреля, Катя встретилась с ней. Бабушка пригласила девушку к себе на концерт, расцеловала при встрече и согласилась дать короткое объяснение их родственных отношений.
— Да, фамилия Эвора принадлежит нашему роду, все, кто ее носит, — мои родственники, то есть принадлежат клану Эворов, и Катя тоже моя внучка, но, как она правильно говорит, не родная. Я с удовольствием помогу ей сделать танцевальную карьеру, если она сама того хочет. Катя вообще очаровательная девочка, в нее нельзя не влюбиться, вы не находите?
