Ведущего программы “Сто к одному” Александра Гуревича считают заводилой и весельчаком. Однако сам он не всегда понимает, почему, глядя на него, зрители смеются. “Я депрессивный и мрачный человек”, — утверждает Александр и, конечно, лукавит. Создатель таких развлекательных программ, как “Сам себе режиссер”, “Диалоги о животных” и “Устами младенца”, вряд ли может быть клиническим занудой.
Разведчик в перьях
— Как вы считаете, зрителя еще можно чем-то удивить?
— Наверное. Когда я увидел проект со звездами, катающимися на коньках, восхитился — не ожидал от этих людей таких способностей. Дело даже не в спорте, а в духе, атмосфере.
— Да, немногие шоу вызывают такой ажиотаж.
— А представляете, что будет теперь с фигурным катанием? Какой всплеск интереса. Я очень много лет вообще не смотрел фигурное катание, а недавно увидел вдруг по телевизору и поймал себя на мысли, что мне нравится — столько страстей, эмоций.
— Несколько ваших проектов много лет держатся на экране. В чем секрет их долгожительства?
— Приятно было бы говорить о том, какие мы молодцы, как здорово сделали передачи. Но, думаю, дело все-таки в привыкании. Наверное, наши передачи дают ощущение какой-то стабильности.
— Чего вам как зрителю не хватает на телевидении?
— Пять лет назад на канале “Культура” шла получасовая программа “Легкий жанр”. Показывали ее в час ночи по воскресеньям, так что мало кто ее видел. Но это единственная из всех наших передач, которую я целиком переписал на диски и принес домой.
— У вас нет своего архива?
— Ничего нет. Ни рекламы, которую я снимал в течение 8 лет, ни старых выпусков “Устами младенца”, ни “Сто к одному”. А “Легкий жанр” записал. Потому что мне хотелось показать ее своей дочке Маше. Этот проект был совсем не похож на все, что мы делали: попытка рассказать о мировой истории через историю эстрады. Эстрада — штука массовая. Но иногда клоуны, певцы, пародисты, полуобнаженные дамы, танцующие в перьях, оказывались, например, разведчиками…
Но программа оказалась трудоемкая и дорогая. С километрами редкой хроники, за которую приходилось платить. Купив 20 выпусков, канал закрыл передачу. Сейчас я бы хотел сделать что-то подобное.
Пилит только теща
— Правда, что в работе вы во многом ориентируетесь на собственную тещу?
— Не только в работе. Мне очень повезло с тещей. Она хороший, умный человек. Когда я не знаю чего-то, связанного, например, с литературой, могу обратиться к ней. Если с ходу не ответит, тут же полезет в книжку и все расскажет. Когда ей нравится то, что я сделал или сказал в передаче, она мне об этом говорит. И я понимаю, что сделал правильно. А бывает, скажу какую-нибудь фразу мимоходом и потом слышу: “Ты что, обалдел?!” Значит, не то ляпнул.
— А дочке позволяете себя критиковать? Она ведь уже взрослая.
— Машке сейчас 15. Не скажу, что ей так страшно интересна моя работа, что она готова всегда ее обсуждать. Но иногда я ее усаживаю у телевизора: посмотри, скажи. Как-то меня пригласили в одну программу в качестве гостя. И мне казалось, что все получилось очень плохо. Было страшно неловко. Но Маша на вопрос “ну что?” сказала: “Да ничего. Нормально. Я два раза смеялась”. Два раза смеялась за, наверное, десять-двенадцать минут моего пребывания на экране. Я считаю, что это успех.
— Ваша известность дочери жить не мешает?
— Я же с ней не хожу все время за ручку. Да и далеко не все знают, что мы вообще родственники. Ее ровесники, видимо, не смотрят телевизор вообще и мои передачи в частности. Хотя мы знакомы с ее одноклассниками. Вместе празднуем Машкины дни рождения. Я им даже развлечения придумываю.
— А какие у вашей дочери мысли насчет будущей профессии?
— Мысли в основном у нас с моей женой Галей. И у меня пока нет никаких продуктивных идей. Не знаю, куда сейчас надо поступать. Даже не хочется об этом говорить… Я начинаю волноваться.
Лошадь от насморка
— Тогда лучше вспомните, когда вы в последний раз чувствовали себя абсолютно счастливым?
— Ужасная тема. Потому что я мрачный и депрессивный человек.
— Похоже. Хотя, может, вы просто устали сегодня?
— Нет, вы что! Я сегодня огурец. Совершенно не устал. Даже не засыпаю.
Это, наверное, неправильно, но я боюсь говорить даже себе, что в какой-то момент счастлив. Боюсь спугнуть. Может, надо наоборот — и себя, и окружающих убеждать, что вот оно — счастье. Я, например, всю жизнь мечтал иметь большую собаку. Но мне запрещали.
— Родители?
— Сначала родители, потом жена. Она говорила: ну куда нам еще собаку? Тем не менее два с половиной года назад у нас в доме появилась чудесная собака. Ротвейлер. Совершенно не иссякающий источник счастья.
— Чем она вас так радует?
— Всем. Я получаю удовольствие, даже когда промываю ей глазки. В эти моменты понимаешь, как она тебе доверяет. И когда мы с ней на велосипеде катаемся, и ходим на занятия, где она кого-то треплет и кусает — это тоже здорово. Такое удивительное удовольствие, которого я себя лишал в течение многих лет. А еще я, например, люблю ездить верхом.
— К животным вы явно неравнодушны.
— Лошади для меня — терапия. Если чувствую, что заболеваю, полтора часа поезжу верхом, и насморк проходит бесследно. В любую погоду. И после этого я весь день пребываю в эйфорическом состоянии. Мы с Машей раньше часто катались — по 2—3 раза в неделю. Но сейчас у нее много уроков, а мне одному неохота. Придется ждать насморка.
— Летом выехали куда-нибудь всей семьей?
— С появлением собаки совместный отдых стал невозможен. Любимой теще подсунуть любимую собаку нельзя. По размерам они сопоставимы, а вот по темпераменту — наоборот. Так что ездим по очереди: мы с Машкой, Галя — с подругой. В следующий раз, видимо, поменяемся местами: Галя поедет с Машей, а я… а я с подругой! (Смеется.)
