Меланхоличный гомик справлял нужду прямо в канал реки Амстель. Между прочим, главной водной артерии Амстердама. Полицейские, стоявшие рядом, спокойно наблюдали за процессом. Они нежно держались за руки. Мимо этого безобразия проплывал катерок с нашими туристами. “Какой ужас!” — возмутились русские. Это касалось и объятий копов, и манипуляций чудика в юбке.
“Просто голландцы уверены, что нечистоты не остаются в каналах, течение относит их к немцам”, — экскурсовод потянул носом воздух и брезгливо отвернулся.
Действительно, в Амстердаме попахивает...
Причем не только канализацией. Но и анашой. Хотя некоторые уверены, что именно так и должна пахнуть настоящая свобода.
Катит по ночному Амстердаму необычная “скорая помощь”. Одноразовым шприцем медсестричка вкалывает всем желающим наркоманам искусственный заменитель героина — метадон. “На него подсаживаешься еще сильнее, чем на герыч”, — говорили мне московские торчки, которым не повезло родиться в Амстердаме.
Здесь метадон бесплатный. Его оплачивают налогоплательщики. С каждого евро 70% уходят в казну, в том числе и на такие социальные программы. “Вы же не хотите, чтобы какой-нибудь наркоман в поисках денег на дозу грабанул вас в темном переулке, — объясняют голландцы. Но тут же жалуются, что преступников от этого меньше не стало: — Держите крепко сумочку, особенно на площади Дам!”
Для начинающих наркоманов в местных “собесах” выдают деньги на марихуану. В целях профилактики воровства. “Легкое марево” в привлекательной упаковке продается в кофешопах — специальных кофейнях.
— Мне кофе и пирожок “с кайфом”, — легко бросаешь официанту свой заказ, не боясь рейдов Госнаркоконтроля. Проглотив это лакомство, тут же начинаешь любить и эту странную страну.
И ее удивительных жителей, многие из которых, несмотря ни на какие социальные программы, все еще готовы честно трудиться на благо общества.
Продажная женщина в витрине читала детектив в мягкой обложке. Безразмерные груди с целлюлитом (оказывается, и в этих местах он тоже встречается!) колыхались всякий раз, когда она переворачивала страницу. Красноватый отблеск лампы дневного света, прибитой над входом в бордель, освещал каждую морщинку на ее теле.
Для шлюхи женщина была откровенно стара — лет за шестьдесят. Наверное, именно поэтому она оставалась абсолютно равнодушной к потенциальным клиентам-прохожим.
— Просто сегодня многие приличные бордели закрыты: у нас праздник трех королей, — поясняет мне Лада, девушка из местных. — Самые лучшие проститутки взяли выходной — в публичных домах остался только неликвид. А так здесь работают милашки! Только не доставай фотокамеру: снимать в квартале красных фонарей запрещено. Тебя догонит громила из службы безопасности и засветит пленку.
Поверьте на слово: у проституции в Голландии — лицо стран третьего мира. К тому же не самое привлекательное. Вьетнамки, тайки, украинки... Жирные, непричесанные, со шрамами после полостных операций и отвисшими кульками животов.
Кто только проверяет здешних жриц любви на профпригодность? Неужели пресловутая “кавказская крыша”?
“Да, наших проституток контролирует русская мафия”, — делают страшные глаза амстердамцы. “Русской мафией” они громко называют здешних представителей “лиц кавказской национальности”. А вернее, беженцев последней волны, среди которых особо выделяются “жертвы политического геноцида российских властей” — проще говоря, недобитые чеченские боевики.
До недавних пор жалостливая Европа принимала этих “несчастных людей” с распростертыми объятиями: “Они пострадали от имперских амбиций жестоких русских колонизаторов!” — считали демократически настроенные европейцы.
Сперва чеченцы оправдывали их ожидания и как могли боролись за свободу своей далекой родины. Они устраивали перед посольством манифестации с требованием закончить войну, проводили какие-то конгрессы, выпускали газету и получали за это гранты. Но скоро эти важные мероприятия, вероятно, перестали быть основным источником их доходов.
“Ходят слухи, что ваши соотечественники полностью подмяли под себя нашу легальную проституцию”, — ужасаются голландцы. Добропорядочные европейские наркодилеры тоже испытывают притеснение от конкурентов с кавказскими лицами. Именно последние теперь, как говорят, контролируют транзит тяжелых наркотиков из стран Средней Азии. При этом транспортируют их, конечно же, через Россию. Так, на одной из наших табачных фабрик недавно открылась целая линия по производству сигарет из марихуаны. Сырье растят местные бабушки на огородах. Сигареты называются “Косяк” и идут на экспорт в Голландию...
Теперь местные жители и сами-то не рады таким гостям. Но поздно. Уезжать обратно беженцы явно не собираются. “Помяните мое слово: старую добрую Европу погубит именно ее доброта и политкорректность”, — говорят теперь европейцы и вздыхают.
Неудивительно, что именно в Амстердаме сбылась мечта и прогрессивных российских депутатов: тут первыми признали однополые браки. Потом по проторенной дорожке пошли Дания, Швеция, Норвегия, Бельгия, Испания. Голландцы традиционной ориентации не спешат в церковь и в мэрию. Зато гомосексуалы свято чтят обычаи предков и с радостью примеряют свадебные уборы. Для них все условия — от номеров для новобрачных в гостинице, с двумя писсуарами, до специальной “голубой моды”.
Причем шмотками интересуются одни лишь гомики. Оставшееся гетеросексуальное меньшинство за своим внешним видом не следит.
...На первый взгляд этот магазинчик казался мне вполне пристойным: мужская одежда для труда и для отдыха. Майки, шорты, строгие костюмы... В куртку я влюбилась сразу. Красная. С кучей застежек. На груди надпись: “Привет из голубой Исландии!”
Так и хотелось добавить: страны озер, ледников и чистого неба.
Но оказалось, что прилагательное “голубой” в Амстердаме имеет несколько иное значение.
— Меня зовут Энди. Ты заблудилась? — подскочил ко мне продавец.
— Вот, ищу какую-нибудь приличную одежку для мужа...
— У тебя есть муж? И он мужчина?! — поразился Энди и кокетливо заправил локон за ухо. — Первый раз вижу у себя в бутике живую девушку, у которой к тому же есть муж-мужчина, — парень вытаращил на меня подкрашенные глаза. — Вообще-то это бутик для геев, которые понимают толк в моде. Ой, а какие красивые у тебя ногти — накладные, длинные... Где такие делают? В Москве? Я себе тоже такие хочу! — и он бесцеремонно, как лучшая подружка, схватил меня за руку.
Как выяснилось, Энди в некотором роде тоже женщина. Во всяком случае, в отдельных моментах серьезно ощущает себя таковой. И, как любая порядочная женщина, он искренне ждет своего принца.
— Недавно жил с одним парнем — такой козел оказался! — откровенничал Энди, пока я примеряла “куртку для геев”. — Хеми поставил во всех комнатах веб-камеры и следил за каждым моим шагом через Интернет. Это его возбуждало. Он говорил, что любит, а сам нарушал мои права на приват-лайф. В итоге мы разбежались — теперь я в поиске...
После этих признаний следующий вопрос: не собирается ли Энди когда-нибудь замуж, а если да, то за кого — за мужчину или за женщину, — выглядел, по меньшей мере, бестактным.
— Ну и что с того, что нам разрешили официально жениться? Штамп в паспорте еще никого не делал счастливым. А если любимого человека нет, то от разрешения властей толку мало, — пожаловался парень и тут же стукнул себя по лбу. — Говорят, в Москве — потрясающие и нежные мальчики. Так что я как-нибудь к вам загляну. Тем более у вас делают такие классные ногти...
И на ломаном немецко-английском языке (я — из-за незнания голландского, Энди — русского) мы посетовали на то, как все-таки трудно найти в этом мире свою истинную половинку. Даже в наше прогрессивное и политкорректное время.
Каналы и канавы. 1200 амстердамских мостов-артерий соединяют их все воедино. По бокам от каналов — узкие дома-дистрофики, вытянутые вверх. Здания до неприличия придвинуты друг к другу. В центре города не сыскать столь любимых каждому московскому сердцу пустырей, бесхозных дворов и помоек. Амстердам вырос на сваях, каждую пядь земли с трудом отвоевывая у моря.
— Раньше с хозяев домов налоги брали за длину фасада, вот люди и экономили, делая свою жилплощадь компактной и тесной, — говорят голландцы. — Посмотрите, на крышах — железные крюки. С их помощью мебель втаскивали через окна, потому что развернуть ее на узкой лестнице было невозможно. А еще, как говорят, голландские домохозяйки поднимали домой на веревках через окна своих мужей, если те являлись с работы “на рогах”...
Квартирный вопрос — тоже ноу-хау Голландии. Да, очень многое взяли мы из традиций этой удивительной страны! Первым русским к голландцам прибыл наш Петр Первый. Он приехал инкогнито, учиться кораблестроению, и даже сами амстердамцы не знали, что за великий человек каждый вечер пьянствует вместе с ними в пивнушках. А проведав, прониклись таким уважением, что называли одну из центральных улиц “ZAAR PITER” и с тех самых пор, несмотря на все свои буржуазные революции, не переименовали ее ни разу.
...Из нирваны меня вывела оглушительная трель велосипеда. Я едва успела отскочить. Чумной веломан с глазами-тарелками мгновенно промчался мимо, не потрудившись даже извиниться.
Бойтесь велосипедов на улицах Амстердама!
Их очень много. И их хозяева явно не в себе. По вине этих двухколесных монстров в Голландии происходит даже больше ДТП, чем из-за обычных машин. Неопытный турист, случайно ступив на эту терра инкогнито, рискует тут же оказаться раздавленным. Амстердамцы-велосипедисты правил не признают.
Отсутствие правил и ограничений — главное правило Амстердама. Не зря все-таки этот город еще называют самой свободной столицей мира. Здесь на улицах стоят туалеты со стеклянными стенками. И уже четыре века, со времен испанской оккупации, никто не зашторивает окна. “Просто люди должны быть уверены, что тебе нечего скрывать и ты не прячешь камень за пазухой”, — говорит 32-летняя Анна.
Десять лет назад она была бесшабашной автостопщицей и жила в Москве. Но однажды с 80 долларами в кармане решила покорить старушку-Европу. В Амстердаме Аня встретила свое счастье. Замуж за Питера она вышла официально — иначе бы ее давно вытурили из страны. Теперь Анна с мужем живет на плавучей барже, которую они прикупили два года назад за 35 тысяч евро. “Это жилье нельзя взять в аренду, только приобрести в собственность, — гордится новая амстердамка. — Вообще у нас красивый дом — правда, пару раз в него врезались лодки, и пришлось латать дыры. Зато баржа качается на волнах и даже выпивать не нужно: пол и так ходит ходуном. Это так эротично! Будто лежишь на кровати с водяным матрасом. А когда мы соберемся нашу баржу продавать, то запросим за нее уже 60 тысяч”.
Соседи Анны и Питера — пара парней-марокканцев, самовольно захвативших другую брошенную баржу. Таких наглецов здесь называют “кракерами”. “Они не могут позволить себе собственное жилье, а в социальном, для бедных, на окраине, жить не хотят”, — просвещает меня Анна.
Кстати, самую дорогую баржу-особняк хозяева полгода назад выставили на продажу за 450 тысяч евро. Но особого наплыва покупателей до сих пор не наблюдается. Жилье, конечно, эротичное — но уж больно непрактичное. Вокруг снуют лодки с любопытными туристами, которые пялятся в окна...
Хорошо живется ворам в Амстердаме. Проверено на себе!
Я отошла от кассы супермаркета, так и не пробив коробку конфет и полкило голландского сыра. Украденные продукты спокойно лежали в железной тележке под сумкой с сувенирами.
— Думаешь, охранники ничего не заметили? — скептически ухмыльнулась моя спутница, тоже наша туристка. — Просто они решили тебя не трогать. Они же поняли, что ты — русская, а русские всегда что-нибудь да сопрут. Такое о нас в Европе скверное мнение...
Национальная гордость за страну взыграла внезапно. Вот уж не ожидала от себя такого героического поступка. А тут, растолкав локтями остальных покупателей, снова ринулась к кассам.
— Я забыла это купить! — доказывала я продавщице, от волнения растеряв даже зачатки английского. Она непонимающе смотрела на вытащенные на прилавок продукты, нервно хихикала и в конце концов позвала секьюрити.
“Руссо туристо — облико морале!” — после долгих дебатов я все же заставила их принять на благо объединенной Европы свою честно заработанную десятку. А в гостинице, между прочим, выяснялось, что сыр просроченный. Хоть он и был голландским!
...Таков Амстердам — город-мышеловка с привлекательным бесплатным сыром. Но дверца захлопывается, и выбраться оттуда самостоятельно ты уже не можешь. “Мы не хотим покидать Амстердам. Мы его очень любим!” — вопят обдолбанные наркотиками русские, словно малые дети, впервые вкусившие прелесть запретного плода. И их за это никто не отругал!
“Держись, братан, помощь придет”, — мимо меня двое наших братков протащили третьего, держа его под мышки. Его тошнило прямо на чистые мостовые. Неоновые витрины светили ему в спину. С площади Дам, главной площади города, раздавались оглушительные ритмы. Хохот толпы, радостные визги и велосипедные трели...
Там начинался очередной концерт. До самого рассвета люди будут гулять и веселиться. А потом красный автобус отыщет тех, кто нуждается в дозе.
И будет для них новый день...
