Прейскурант смерти

     За тот же период в Управление Минюста по ЧР на экспертизу поступило 98 нормативных актов, из которых 73 признаны соответствующими законодательству, а остальные направлены на доработку с соответствующими указаниями.

     За 8 месяцев 2002 г. отделами ЗАГС Чеченской Республики составлено 40330 актов. Из них (в сравнении с тем же периодом 2001 г.):
     — о браке — 9188 (4216);
     — о расторжении брака — 200 (74);
     — о рождении — 22461 (19547);
     — о смерти — 5078 (7123);
     — об установлении отцовства — 13350 (9337);
     — о перемене ФИО — 58 (33).

     До 1 июля 2002 г. произведена государственная регистрация 54 общественных и религиозных объединений.

     Каких только советов я не наслушалась перед отъездом в Чечню: воду из-под крана не пить (даже в кипяченом виде), местную пищу не есть (ни под каким соусом) и вообще захватить побольше таблеток, чтобы — не дай бог! — не оконфузиться на чужбине. В результате половину дорожной сумки заняли лекарства от всех случайностей, а вторую половину — проверенные московские сухари.
     ...Сначала было страшно. Особенно в первую ночь, когда начали стрелять под самыми окнами. Но быстро привыкла — солдаты палят в темноту “на всякий случай”: кошка ли прошмыгнет, птица ли пролетит. По любому шороху — огонь!
     Главное — быстро заснуть. Тогда уже не слышишь ни стрельбы, ни разрывов фугасов — сон в Грозном крепок. Наверное, потому, что днем находишься в постоянном напряжении. После благополучной Москвы в разбомбленной чеченской столице по первости пугаешься всего, даже отсутствия светофоров. Когда же немного привыкаешь к полувоенному пейзажу с его с бесконечными блокпостами и страшными надписями типа “стреляю без предупреждения”, начинаешь замечать, что не все так безнадежно, как кажется после вечерней сводки новостей: тут взорвали, там убили...
     Партизанская война в Чечне продолжается, и в последние дни перевес был явно на стороне противника. В полдень 16 сентября в центре Грозного сработало мощное взрывное устройство, когда мимо проезжал рейсовый автобус. В результате погибли 8 пассажиров, в том числе 4 женщины и 2 маленькие девочки. Еще 28 человек ранены. Первые результаты расследования показали, что теракт был направлен отнюдь не против мирных жителей — за несколько секунд до взрыва по этой же улице проехали два “уазика” с российскими солдатами. Военных спасло то, что они передвигались на большой скорости...
     Жизнь тем не менее берет свое. Как ни странно, люди живут здесь не одной только войной.
     ...Если бы вы знали, какие в Гудермесе серные бани! И если бы видели, сколько на улицах Грозного красивых женщин! Чеченки, кстати, в большинстве своем весьма стройные барышни. Неудивительно, что за последний год количество заключаемых в республике браков возросло в 2 раза.
     — Конечно, торжественных регистраций с маршем Мендельсона у нас пока не проводится, — говорит заведующая загсом Октябрьского района Грозного. — Но иногда все происходит действительно как раньше. Подъезжают кортежи машин, мы какие-то напутственные слова говорим молодоженам... Просто помещение наше сейчас для каких-то особых торжеств не приспособлено.
     Не приспособлено — это скромно сказано. Загс расположен на первом этаже фактически разрушенного дома, в чудом уцелевшей типовой “двушке”. Отремонтирована, правда, пока только одна из комнат — в ней-то и заключаются браки, а не на небесах. Женщины, сотрудницы загса, сами клеили обои и белили потолки.
     — Чтобы не стыдно было людей принимать, — вздыхает моя собеседница — У нас же от посетителей отбоя нет. У многих документы утеряны во время войны, приходится восстанавливать записи о рождаемости, смертности и так далее. Кстати, наш отдел обслуживает и военные российские базы в Ханкале. Так что военнослужащие у нас тут тоже в браки вступают. Приезжают на БТРах и расписываются.
     — Женятся на чеченках?
     — Нет, смешанных браков у нас пока не было. Женятся они на своих же женщинах-военнослужащих. А потом еще и детей у нас регистрируют. Вот недавно одна русская пара двойню родила. Причем сама счастливая мамаша говорила, что в мирных условиях, где-то в России, она никак не могла забеременеть. А тут — пожалуйста. Может, экстремальная ситуация так повлияла на организм?
     Заведующая извиняется, что не может пригласить нас на чай — с электричеством и водой в Грозном пока перебои. Да и вообще условия работы здесь еще далеки от совершенства. Не хватает даже ручек и бумаги. Из “спецоборудования” только печатная машинка — о компьютерах даже не мечтают. А ведь этот загс еще не в самом худшем положении.
     Из справки управления Минюста РФ по ЧР:
     “Весь инвентарь, которым пользуются работники загсов, — это в буквальном смысле хлам, который подлежит утилизации. Все это было собрано по свалкам, из разрушенных зданий. В таких условиях практически невозможно обеспечить сохранность бесценного архива, который с таким трудом удалось сохранить”.

     Материальное обеспечение — это, конечно, важно. Но чеченцев гораздо больше волнуют вопросы собственной безопасности. Особенно если работа связана с реальным риском для жизни.
     Следственный изолятор в Чернокозове — пока единственная действующая тюрьма в Чечне (скоро, правда, обещают “запустить” СИЗО в Грозном). До недавнего времени она пользовалась дурной славой. Здесь располагался фильтрационный лагерь, куда свозили всех подряд чеченцев — виновных и невиновных. Здесь же в 2000 г. довелось побывать корреспонденту радио “Свобода” Андрею Бабицкому, который и известил мир о том, что в Чернокозове — настоящий концлагерь. С пытками, садистскими забавами и издевательствами. С тех пор сюда зачастили международные наблюдатели, и страсти вокруг скандального фильтропункта поутихли.
     После длительной процедуры “установления личности” мне разрешают осмотреть знаменитую тюрьму. Но с условием: людей не фотографировать, с заключенными не говорить.
     — Здесь особый режим, — предупреждают мои сопровождающие, — все разговоры с арестантами можно вести только с разрешения следственных органов. У вас же такого разрешения нет? А условия их содержания вы и так увидите.
     В помещениях СИЗО пахнет хлоркой и свежевыкрашенными стенами. В камерах — на удивление чистенько. Никакой толкучки и посменного ночлега. Есть даже “вакантные места”.
     Мне последовательно демонстрируют кабинет дежурной медсестры (работает круглосуточно), “палату” туберкулезников (в ней всего 1 человек) и кухню (пахнет вкусно). Затем мы выходим в прогулочный дворик (довольно просторный) и заканчиваем “экскурсию” осмотром карцера (он сейчас пуст). Ну санаторий, да и только.
     — По лимиту у нас 250 мест, а заключенных сейчас всего 160, — объясняет и.о. начальника СИЗО Кудуз Астамиров. — Это потому, что суды в Чечне рассматривают дела небольшой и средней тяжести — со сроком заключения до 10 лет. А тяжкие преступления — к примеру, организация незаконных вооруженных формирований, терактов и прочее — рассматриваются в других регионах. Соответственно, и обвиняемые содержатся в других изоляторах. У нас же примерно 2/3 заключенных — обвиняемые по “наркотическим” статьям. За употребление, хранение, продажу наркотиков.
     — А женщины в изоляторе сидят?
     — Да, у нас содержится 7 женщин. Тоже в основном за наркотики.
     Я умышленно задала вопрос о женщинах, поскольку днем раньше едва сама не оказалась заключенной “Чернокозова”.
     Все вышло случайно. В Наурском районе мы работали с бригадой Минюста: осматривали нотариальные конторы и помещения загсов. Нотариус в Науре располагается в таком страшном здании, что рука сама потянулась за фотоаппаратом. Я едва успела сделать кадр, как вдруг услышала: “Девушка, здесь фотографировать запрещено”. Рядом оказался блокпост, на который я просто не обратила внимания...
     Через полчаса в райотделе милиции я доказывала, что вовсе не являюсь чеченской террористкой. Но двое оперов — свои, русские — дотошно пытались выяснить, с какой все-таки целью я снимала блокпост и на всякий случай хотели засветить пленку. Было от чего занервничать — повторить подвиг Андрея Бабицкого я была не готова.
     К счастью, все разрешилось благополучно — с собой у меня были редакционное удостоверение и паспорт. Мою личность также удостоверили сотрудники Минюста...
     — Заключенным сейчас жаловаться не на что, — возвращает меня к реалиям Кудуз Астамиров. — Побегов у нас до сих пор не было. Думаю, и не будет — после ремонта все камеры по периметру зарешечены. Подкоп исключен. Вот кому действительно нужна помощь, так это нашим работникам. Я даже не про зарплату говорю, хотя получаем мы здесь в среднем 3—4 тысячи рублей. Нам гораздо важней наша собственная безопасность. Здесь, на территории СИЗО, мы чувствуем себя спокойно. Но у нас же у всех семьи. Нам постоянно угрожают: мол, мы предатели. Были даже случаи убийств наших сотрудников. Да что там далеко ходить — вот недавно мы ездили за зарплатой в Грозный, так нашу машину обстреляли. А нам на 113 сотрудников всего 3 пистолета выдали. Говорят, не хватает оружия. Хотя это, наверное, смешно слышать — в Чечне не хватает оружия. Тем не менее это так. Может, у вас получится походатайствовать перед нашим руководством? Для нас это действительно вопрос жизни и смерти.

     25 июня 2001 г. был убит начальник хозчасти СИЗО “Чернокозово” Адан Садуев. Его расстреляли вечером на одной из улиц станицы Наурская. Преступники сидели в припаркованной к обочине “Ниве”, и когда Садуев проходил мимо, открыли по нему огонь из автоматов. Под обстрел попала также русская женщина, сопровождавшая Садуева. Она получила ранения. По одной из версий, начальника хозчасти расстреляли из мести — за содержание в СИЗО родственников неких влиятельных людей.
     10 апреля 2002 г. подверглась нападению со стороны чеченских боевиков группа оперативных работников милиции и Минюста РФ в селе Алхан-Кала на западной окраине Грозного. На Элеваторной улице машина, в которой находились сотрудники спецслужб, была обстреляна из засады. В результате погибли милиционер Шамхан Дачаев, а также сотрудники службы безопасности Минюста РФ Муса Автурханов и Барон Басханов (племянник начальника управления Минюста по ЧР Бека Басханова).
     29 августа 2002 г. в Грозном убит судебный пристав Верховного суда ЧР Шарон Ахмадов. На перекрестке улиц Чичерина и Чернышевского неизвестный открыл огонь из автомата по машине Ахмарова. Тот скончался на месте от множественных огнестрельных ранений. Несмотря на то что свидетелями преступления стали несколько прохожих, установить личность убийцы не удалось.
     20 сентября, когда в стране будет отмечаться знаменательная дата — 200 лет со дня образования российских органов юстиции, — на территории управления Минюста по Чеченской Республике откроют мемориальную доску с высеченными именами погибших сотрудников. Об этом позаботился начальник управления, сам переживший уже два покушения.
     Оба нападения были совершены на родовой дом Басхановых в селе Сержень-Юрт (Бек Мовсарович бывает в нем редко — он живет в Грозном). Первое произошло 29 сентября 2001 г., второе — 16 апреля 2002 г., когда глава чеченского Минюста приехал на поминки своего племянника — Барона Басханова. Дом, в котором проходила траурная церемония, боевики “кучно” обстреляли из автоматов и пулеметов, забросали окна ручными гранатами. Охранники и родственники Басханова приняли бой, в результате которого двое телохранителей главы управления были ранены.
     Нынешним летом Бек Басханов был награжден орденом Мужества. Награду ему вручил лично Владимир Путин.

     Бек Мовсарович выглядит очень усталым, хотя и держится молодцом. Бесконечные “юбилейные” хлопоты... А тут еще неожиданное убийство Ахмеда Завгаева...
     — Мы были друзьями, — вздыхает Басханов. — Для меня, да и для всех, кто пытается наладить мирную жизнь в республике, это невосполнимая потеря. Это серьезный шаг к дестабилизации обстановки в Чечне в преддверии референдума по Конституции республики и предстоящих выборов. Причем Надтеречный район всегда считался самым спокойным. И вдруг среди бела дня такое преступление...
     — Вам самому в таких условиях работать не страшно?
     — Кому же здесь не страшно? Конечно, страшно. Пока бандиты гуляют на свободе, помимо работы приходится думать о личной безопасности. Если куда-то выезжаешь, обязательно надо менять маршрут следования, потому что чувствуешь за собой постоянную слежку. Как будто кто-то постоянно информирует боевиков.
     В том, что среди чеченцев, принятых на госслужбу, обязательно есть “засланные казачки”, сомневаться не приходится. Взять хотя бы последние сводки. Что ни день — то сюрприз.
     12 сентября раскрыт крупный теракт, совершенный в райцентре Шали несколькими днями раньше. Тогда в результате обстрела милицейской автоколонны 8 сотрудников милиции погибли и 11 получили ранения. Как выяснилось, организовал обстрел колонны... заместитель военного коменданта Шалинского района полковник Хаваз Асхабов. Оказывается, раньше он служил в армии ополчения Джохара Дудаева — бригадным генералом. На военную службу Асхабов поступил в декабре 2000 г. Прежние “заслуги” ему удалось скрыть.
     13 сентября по подозрению в причастности к незаконным вооруженным формированиям в ходе спецоперации задержан инспектор отдела кадров урус-мартановского райотдела внутренних войск. При обыске у него был изъят пистолет Макарова со стертым номером...
     — Бек Мовсарович, а вы своим-то людям доверяете?
     — Мы тоже регулярно проводим чистку в своих рядах. За последние полтора года по разным причинам было уволено примерно 40 человек. Не только за связь с бандитами, но и по причине несоответствия занимаемой должности: просто не справились с работой. А вообще у нас отбор достаточно жесткий. Мы проверяем личные дела, чтобы предатели не просочились. Но сейчас такая обстановка — всякое бывает.
     — Сколько боевиков, по вашим оценкам, действует сейчас в Чечне?
     — Точно сказать затрудняюсь, это вопрос скорее к органам внутренних дел. Звучала цифра — где-то полторы тысячи. Но тут важнее, наверное, знать не сколько боевиков, а как они финансируются. Ведь за деньги к тем же установкам фугасов и убийствам привлекаются обычные граждане, которые по-другому в наших условиях заработать не могут.
     Не секрет, что в Чечне действует своеобразный “прейскурант смерти”, разработанный боевиками и их зарубежными спонсорами. За убийство российского солдата, например, выплачивают $100, а офицера — $1000. Установка фугаса оценивается в $100—300. За подрыв бронетехники платят до $5000. Средства на эти цели поступают от экстремистских исламских организаций. В основном из Арабских Эмиратов, Саудовской Аравии и Иордании. Как полагают наши спецслужбы, обстановка в Чечне существенно стабилизируется лишь после перекрытия этих финансовых каналов.
     — Какая из проблем в вашей работе сейчас самая острая?
     — Помещения. Вы же сами видели, в каких условиях приходится работать нашим сотрудникам. Все разрушено, не отапливается, света нет... Сейчас мы строим Дома юстиции в пяти районах: Надтеречном, Наурском, Урус-Мартановском, Гудермесском и Шалинском. В них разместятся службы судебных приставов, юридические консультации, загсы и нотариальные конторы. А в следующем году уже планируем начать строительство таких же домов в Грозном...
     — Чего ты в сумку-то набила? — кряхтел один из моих минюстовских “телохранителей”, волоча по аэропорту Владикавказа мой дорожный “ридикюль”.
     — Да так... Вот мед на базаре в Гудермесе прикупила...
     Это была правда, но не вся. Не буду же я каждому докладывать, что сумка до отказа забита несъеденными московскими сухарями и невостребованными средствами от расстройства желудка...
    
     P.S. “МК” поздравляет всех работников органов юстиции с профессиональным праздником.