В ветреный майский день храм Воскресения Христова в Сокольниках был битком набит угрюмыми личностями, которые нашли свое призвание в нарушении христианских заповедей. Такого скопления прирожденных грешников местная паства, должно быть, не видела никогда. Криминальный мир прощался с одним из своих лидеров — Владимиром Савоськиным по кличке Савоська. Много лет назад этот человек переступил через запрет “Не укради!” — и воровство стало смыслом и, если хотите, стилем его жизни. Прихожане отнеслись к отпеванию преступного авторитета с сочувствием: “Ну и пусть вор. Главное, чтобы крещеный был и не самоубийца”. Савоська, сделав недолгую остановку в храме, отправился на свою последнюю скамью подсудимых... А люди, которые его знали, поделились своими воспоминаниями с корреспондентом “МК”.
Владимир Савоськин, как и большинство коронованных авторитетов старой формации, — карманный вор. Таких, как он, за профессионализм называют золотыми или ювелирными. Про Савоську в криминальном мире ходят настоящие легенды. Будто бы он родился на Преображенке, в приличной семье: мама якобы работала врачом, а папа служил авиаконструктором. Едва Володе исполнилось 6 лет, родители разбились в автокатастрофе. Осиротевший ребенок ходил по электричкам и пел песни, собирая мелочь на кусок хлеба. Здесь его и подобрали воры — Катька Цыганка, Вера Мамочка, Жорка Черный, Ян и другие известные после войны в Москве уголовные личности. Они воспитали мальчонку, научили воровать, и с тех пор он жил только кражами.
У каждого карманника свой промысел. Одни воруют на железной дороге и в общественном транспорте, другие — на рынках, третьи — “магазинщики”, четвертые — “трясуны”, которые крутятся возле посольств и вытряхивают у иностранцев в толчее деньги и ценности. “Золотыми” маршрутами считались проспект Мира, Кутузовский, Калининский проспекты, Лялин переулок, а также забытый сейчас 24-й автобус, курсировавший от гостиниц “Заря” и “Восток”, мимо ВДНХ до Цветного бульвара. В конце месяца, когда в центральных магазинах выбрасывали дефицит, рано утром в этот автобус набивались приезжие спекулянты. Они везли с собой до 3 тысяч рублей — сказочная добыча. Савоська воровал везде, но предпочитал Кутузовский проспект, где тоже ездили денежные пассажиры, и действовал только руками, не пользуясь ни лезвием, ни остро отточенной монетой.
“Работали” обычно втроем. Савоська, как правило, выходил на трассу вместе с ворами Корзубым, Витюшкой и Лялькой. Один из них (обычно это был крупный Корзубый) действовал “на притырке”: отвлекал внимание и оттирал клиента так, чтобы подельнику было легче обчистить бедолагу. Другой тем временем вынимал “лопатник” (бумажник) у пассажира из “скулы” (нагрудного кармана) или у дамы из “скрипа” (сумки). Изысканное выражение “жопничка с очка снимал” означало, что карманник вытаскивал деньги из заднего кармана брюк. Обычно кражу совершали ловкий и удачливый Савоська или хитрый, расторопный Витюшка. В мгновение ока кто-то из них “давал прополь”, то есть передавал добычу сообщнику. Потом карманники быстро, но без суеты выскакивали из автобуса, и, отойдя на безопасное расстояние, рассовывали деньги по карманам, а кошелек выбрасывали, чтобы избавиться от улики.
Савоське особенно удавалось покупать (в смысле — вынимать) бумажник “с подсада”. В таких случаях воры обычно подходят к автобусу последними. Народ ломится в двери, а карманник вроде бы стремится залезть в салон вместе с другими пассажирами, но потом вдруг отходит в сторону. Двери закрываются, и пока пассажир радуется, что сумел втиснуться в салон в последний момент, воры уже удаляются с кошельком...
В 1956 году 19-летнего (!) Савоську короновали на сходке в Москве. Свидетелями тому именитые воры Дубина, Жид Грохольский, Моцарт, Женя Кримплен, а также Армян, Сиська, братья Китайцы, Монгол и прочие виртуозы. С тех пор Савоська стал вором в законе — судил на сходках, держал общак, помогал попавшим на зону собратьям. В колониях сам “законник” ходил как король — его уважали и почитали в криминальных кругах. В общей сложности Савоська провел в зоне 28 лет из 64. * * *Зимой наш “герой” воровал в столице, а летом отправлялся “на гастроли” в Сочи, Адлер, Гагру или Батум. Иной раз ездил “на работу” в Тверь, где у него, по слухам, имелась любовница. Было время, когда Владимиру Савоськину, как и другим карманникам, приходилось фиктивно трудоустраиваться в отдаленные совхозы и колхозы, чтобы не погореть по 209-й статье тогдашнего Уголовного кодекса, попав в категорию тунеядцев.
Каждый понедельник в 9 часов утра столичный воровской бомонд собирался возле пригородных касс Ярославского вокзала и поджидал “держателей кухни” — работников совхозных бухгалтерий. Эти люди привозили карманникам рабочие ведомости, в которых граждане, за всю свою жизнь не державшие в руках ничего тяжелее тугого кошелька, расписывались за трудодни, якобы проведенные за рычагами трактора или на скотном дворе. Деньги забирали себе разворотливые бухгалтеры, а простые работяги, не подозревая о липовых сотрудниках, пахали за двоих. Тем временем Короли, Мотыли, Сливы, Стибари и им подобные выходили “на маршруты”.
Карманники ловко сливались с толпой мирных обывателей, мимикрируя под зажиточных горожан, обстоятельных пенсионеров в негнущихся сетчатых шляпах, обтерханных работяжек в кепках или иногородних лохов, прибывших в столицу за дефицитом. Савоська выделялся на общем фоне особенным шиком и элегантностью. Одевался всегда с иголочки, а дорогой костюмчик чаще чем два дня подряд не надевал.
Кстати, пятачок на Ярославском вокзале был для карманников и своеобразным клубным местом. Собираясь каждый день на “утренники”, они отправлялись отсюда “на маршруты”, здесь делились новостями и покупали “ширево”. В семидесятые годы отечественные наркоманы отдавали предпочтение маковой соломке. Стакан этого товара стоил 25 рублей. Те, кто победнее, кололи отвар соломки в вену — в этом случае для кайфа требовалось не так много дурманящего снадобья. А богатые карманники могли позволить себе пить отвар как водку. Кроме того, и тогда, и теперь “коронованные особы” кололись исключительно чистым морфием, который за большие деньги доставали им врачи, а не травились “белой смертью”, смешанной с димедролом и побелкой.
Почему карманники колются? Ничего не поделаешь — работа нервная. Бывает, что вовремя спохватившийся фраер набрасывается на карманника, и воры отдают ему украденый кошелек, да еще и “доплачивают”, чтобы только не поднимал шум. Кроме того, карманникам-ювелирам противостоят сотрудники Московского уголовного розыска, которых в воровском мире называют конторой. Сыщики, подобно своим подопечным, смешиваются с толпой, часами трутся в общественном транспорте, чтобы поймать карманников с поличным. Это непросто. Мало “засечь” момент, когда вор украдет кошелек, и проследить всю цепочку, по которой добыча перейдет к последнему “звену”, важно еще не встретиться с карманником глазами. Если это случится, то оперативнику впору уходить — он раскрыт. * * *В уголовном мире без кличек не обойтись. С “погонялом” для Владимира Савоськина долго не мучились — сразу стал Савоськой. У большинства воров прозвища — производные от фамилий: Шорка — Шорин, Черкас — Черкасов.
Кстати, как ни странно, самая распространенная кличка у карманников былой эпохи — Лева Жид. Причем такое прозвище получали и евреи, и армяне, и даже русские — словом, все, кого родители назвали модным для довоенного времени имечком Лев. В воровской среде это имя, вероятно, ассоциировалось только с еврейской национальностью... Иногда “погоняла” получали в зависимости от отличительных черт внешности — Китаец, Рыжий, Ленин, Сталин. Попробуй уследи за воровской логикой. Вор Мазепа получил кличку не за свирепость нрава или, скажем, склонность к молодым красавицам, а за... смазливое лицо.
Личные качества тоже служили основой для прозвищ. Карманница Пантера стала таковой за необыкновенную ловкость. В одном автобусе, проехав от остановки до остановки, она могла украсть два-три кошелька. Лидочку Лисичку окрестили за хитрость — она умиротворенно убалтывала забившую тревогу обворованную жертву, пока сообщники благополучно скрывались с добычей. Карманник Сиська получил свою неблагозвучную кличку за то, что мама до двух лет кормила его грудью. Кстати, этот вор всегда выходил на дело с интеллигентской папочкой, а когда оперативники ловили его с поличным, кричал, что он дипломатический сотрудник и милиции придется иметь дело с еврейским посольством...
А вора в законе Балду прозвали так потому, что каждый раз после задержания его признавали невменяемым и отправляли в психушку. Подмосковные Белые Столбы для притворившегося больным вора — настоящее райское место. Собратья из общаковских денег платили врачам за то, чтобы те не накачивали карманника лекарствами, от которых действительно можно стать идиотом. Отлежавшись, как в доме отдыха, Балда выходил на свободу и воровал в свое удовольствие до следующей “отсидки”. Вернее, отлежки. Правда, оперативники потребовали, чтобы врачи все-таки кололи карманников как положено. Тогда Балда, взвыв от такой жизни, сам запросился на зону.
Кстати, Савоська тоже попадал в дурдом. В 1984 году воры за солидную мзду даже “уговорили” врачей, проводивших экспертизу, и Владимиру Владимировичу поставили диагноз “клептомания”. Сообщники за Савоськой неадекватного поведения не замечали, напротив, считали его выдержанным и рассудительным. А вот оперативники МУРа поговаривают, что у авторитета все-таки были проблемы с психикой. Однажды случилось так, что он, подбираясь к фраеру, засек сыщика, маячившего в толпе. В бешенстве Савоська выскочил из троллейбуса, схватил ящик, на котором старушка-торговка, пристроившись возле остановки, разложила свой нехитрый товар, и погнался за оперативником с криком “Убью!”. Для карманников, которых за безобидное поведение даже называют тихушниками, это редкость. Обычно они, заметив слежку, быстро ретируются, а при задержании никогда не оказывают сопротивления...
К слову сказать, у Савоськи был особенный нюх на сыскарей. Когда его “тройка” подходила к автобусу, Владимиру Владимировичу стоило только заглянуть в салон, чтобы оценить ситуацию. “Контора, скрываемся”, — цедил он подельникам, и они уходили ни с чем. Тем не менее контора свое дело знала — именитый Савоська садился на скамью подсудимых в среднем раз в пятилетку.* * *Кража как наркотик — затягивает. “Словно кожу зудит — не могу удержаться”, — так говорят бывалые. Рассказывают, что даже Савоськин преемник, знаменитый Курица, до сих пор ездит воровать в Клин, Лобню, Долгопрудный или в Самару, где обчищает лохов возле авторынков. А не менее именитый Шорин якобы держит в напряжении пассажиров на Ленинском проспекте. Так принято в воровской среде — карманник, чтобы подтвердить квалификацию, должен периодически показывать, что работает.
В советские времена супруга одного из воров по кличке Лисенок работала в ювелирном магазине на Ленинском проспекте. Денег в семье было предостаточно, однако Лис постоянно воровал в общественном транспорте. И сегодня выходят на маршруты Мальчик, Школьник, Адвокат, Бантик, Дубина и Люся Рыжая, которым далеко за шестьдесят, а кому-то даже и за семьдесят. Престарелый Сиська выезжает воровать в Клин и по-прежнему отмахивается от милиционеров папочкой.
Старики-карманники рангом пониже зарабатывают кражами своеобразную прибавку к пенсии. Сыщики, которым иной раз доводится наблюдать сходку воров-пенсионеров, потешаются, глядя, как дряхлые дедули, мужественно принимая на себя безжалостные тычки и пинки бесцеремонной молодежи, с трудом забираются в троллейбусы. “Расписать” кого-то по-крупному им уже не под силу, и старички крадут полтинники и сотенные у своих же ровесниц, вытаскивая у бабушек скудные пенсионные рубли. Абсурд: карманник может воровать безнаказанно, потому что теперь к уголовной ответственности привлекают лишь тех, кто украл не менее 200 рублей. Оперативники никак в толк не возьмут, какой умник придумал эту цифру, ведь для обворованной старушки и полтинник — большие деньги. А выследить и взять с поличным карманника — огромный труд.
А старички-разбойники, “разбив” кошелек, ковыляют, опираясь на палочки, к ларьку, перебрасываясь по дороге жаргонными словечками. А потом, купив поллитровку, этот паноптикум пристраивается где-нибудь в кустиках, вспоминая прошлые времена... Молодые воры здороваются с ветеранами, а иногда даже делятся с ними своей добычей, по-своему жалея стариков.
И все-таки у современных карманников не тот уровень, что у прежних. Большинство из них воруют не по убеждению, а потому, что это — самый легкий способ заработать на дозу. И благородства у нынешних меньше. Воры старой формации порой отдавали украденное назад, если видели, что для несчастной жертвы это действительно последние деньги. И никто из старорежимных профессионалов не выкидывал в помойку оказавшиеся в портмоне документы. В те времена паспорта и удостоверения, не ленясь, подбрасывали в почтовые ящики...
...Когда сменилась эпоха, Савоська считался одним из самых почтенных воров в законе, как и его приятель Япончик. У него было высокое положение в преступном мире, к его слову прислушивались все, он был хорошо обеспечен. Тем не менее периодически Владимир Владимирович лично выходил “на трассу”, чтобы украсть кошелек. И даже выезжал “на гастроли” в Германию, где изрядно пощипал карманы не привыкших к воровству немцев.
...Последние месяцы жизни Савоська провел в больницах. Он тяжело умирал от туберкулеза легких — профессионального заболевания вечного зэка. За два месяца до смерти авторитет, кашляя кровью, отправился на свою последнюю кражу, мечтая хотя бы подержаться за чужой кошелек. На проспекте Мира, в 48-м троллейбусе, Савоська украл около тысячи рублей и больше на маршруты не выходил...
