Во время торжественной церемонии переименования платформы, на которую собралось около сотни человек, Мария Тимофеевна заметно волновалась. Она и на сам праздник стеснялась приезжать — от переживаний и перемены погоды у нее зашкаливало артериальное давление. Такого внимания к своей персоне она еще ни разу не наблюдала. И сейчас, в 98 лет, привыкнуть к популярности ей очень сложно. Но праздник завершился, Мария Тимофеевна приняла все поздравления и даже сказала несколько слов о том, что в годы войны каждый старался заниматься своим делом, не задумываясь, совершает он подвиг или нет.
Сейчас, в домашней обстановке, она немного успокоилась, оправившись от суеты, но мобильный телефон все равно у нее под рукой: в любой момент может возникнуть необходимость позвонить сыновьям или вызвать «скорую». Тем не менее наша героиня согласилась на то, чтобы «МК» слегка нарушил ее покой. Историю своей жизни она рассказала нам с большим удовольствием.
— Мария Тимофеевна, во время войны вы работали на той самой станции, которая теперь названа вашим именем?
— Нет, я работала на двух крупных станциях: Дмитров и Яхрома.
— Расскажите, пожалуйста, о событиях того времени. Как вы получили орден Красной Звезды?
— Не было никакого подвига. Было определенное стечение обстоятельств. Примерно 10 дней в 1941 году немец стоял под Яхромой. В тот день, когда фашисты пришли, я как раз дежурила. Сидела в маленькой будке на посту стрелочника. Мне пришел приказ пропустить товарный поезд. Я пропустила, а потом выяснилось, что одновременно пришел приказ об эвакуации, о котором я не знала. Все железнодорожники, включая начальника станции, уехали в Вербилки, а я осталась.
— Вас не успели предупредить?
— Не могу сказать, почему так получилось. Так или иначе кто-то должен был остаться переводить стрелки. В конце концов, железная дорога тоже была на военном положении, и все мы — военнообязанные.
Значит, вернулась я со своей смены, с поста стрелочника. И вижу, что никого на станции Дмитров уже нет. Ни человечка! Не успела опомниться, как по телефонной связи приходит распоряжение: пропустить на перегон бронепоезд с нашими солдатами. Они должны были дождаться подмоги. К ним на помощь спешили сибиряки, которых выгрузили в Загорске и которые до нас шли пешком 60 километров.
— Получается, что мирное население было эвакуировано, а войска подойти не успевали. То есть несколько часов до прихода сибиряков город оставался совершенно пустым и немцы об этом не знали?
— На наше счастье, не знали. Весь удар на себя взял бронепоезд, который я пропустила. Он не стоял на месте, а курсировал от станции Дмитров до станции Яхрома. Задачей наших бойцов было не дать немецким танкам проехать по мосту на другую сторону железной дороги. Поэтому несколько часов немцы обстреливали бронепоезд, а наши солдаты обстреливали их танки…
— А вы в это время переводили стрелки вручную?
— Они еще были засыпаны снегом. Я пошла их очищать. Потом понимаю, что одна стрелка замерзла и нужны силы, чтобы ее сдвинуть с места. Во мне было где-то 50 килограммов, я навалилась всем телом на нее и сдвинула. Но тут ко мне подходят два солдата из бронепоезда и держат на мушке. Они решили, что я хочу что-то подложить под поезд. «Да что вы, ребят, тут просто стрелка не отошла, я ее направляю», — говорю я. Они очень удивились: «Так ваши все уехали в Вербилки!» А я им: «Сегодня моя смена».
Уже потом, когда пришли сибиряки и бой закончился, я тоже отправилась в Вербилки — 25 километров прошла пешком. Так, представляете, меня эти ребята после войны разыскали и к награде представили!
— Мария Тимофеевна, вот что про вас написано в Википедии: «В ходе битвы за Москву под бомбардировками и непрекращающимся огнем обеспечивала приготовление маршрутов и ручной перевод стрелок на станции Дмитров. 28 ноября 1941 года под огнем противника приготовила на станции маршрут, обеспечила маневренность и продвижение бронепоезда №73 войск НКВД, который отразил атаку противника и уничтожил 8 танков, что существенно изменило оперативную обстановку в районе города Дмитров и подготовило условия для контрнаступления под Москвой».
— 8 танков — это еще я могу поверить. А в некоторых газетах писали про 30 танков! Я говорю: батюшки, да где ж они столько взяли?!
— Из статьи следует, что вы под пулями бегали по железной дороге и переводили стрелки. Картина для съемок героического фильма!
— Под пулями я не бегала. Я слышала только, как звенели провода. Потому что мост, где шла перестрелка, находился дальше от того места, где я переводила стрелки.
— Получается, что если бы вас тоже эвакуировали — некому было бы пропустить бронепоезд и исход боя мог оказаться совсем другим?
— Так посчитали люди, которые вручили мне орден.
— А вы сами — коренная жительница Московской области?
— Нет, я из Омска. В 1939 году приехала из Сибири в Подмосковье, к двоюродному брату. Пыталась найти здесь работу без прописки. Нашла. Только железная дорога давала тогда переселенцам право на прописку в Подмосковье. На должности младшего стрелочника я получала 17 рублей в месяц, а после войны меня послали на курсы дежурного по станции.
— Это правда, что вам приписали в паспорте целый год?
— Правда. Я родилась 7 апреля 1922 года в деревне Литвяки Добровольского сельсовета Омской области. У меня было много сестер и братьев, родителям было тяжело прокормить нас. Когда мне исполнилось 17 лет, я пошла в сельсовет и сказала, что мне 18, — чтобы выдали паспорт. И уехала в Икшу искать работу.
— С будущим мужем вы познакомились до войны или после?
— Мы познакомились в 1946 году. Его сестра работала со мной на станции, а он приехал к ней в гости с Украины.
— Это была любовь с первого взгляда?
— О романтике в те времена не очень думали. Мужчин осталось мало, поэтому брали всех — и без ног, и без рук. А он был молодым, здоровым мужчиной. Такими после войны не разбрасываются…
— Получается, он оказался одним из немногих, кого война не оставила калекой?
— Он ушел на фронт сразу после армии, прошел всю войну, но серьезных ранений у него не было. Однако здоровье было уже надорвано. Позже, когда он работал на домостроительном заводе, остался без ноги. Потом начались проблемы в правом легком… Он умер, когда ему было 74 года. Мне на тот момент исполнилось 70.
— Рождение вашей семьи выпало на послевоенные годы. Это ведь было очень тяжелое время. Как вы справлялись?
— Было действительно очень тяжело, ребятишки только родились. На еду нам хватало, а одеть их было не во что. И я шила, вязала как могла — одним словом, ходили они у меня в приличном виде. Мебелью обзаводились мы тоже очень медленно. Помню, за гардеробом целый месяц стояли в очереди. А сейчас все это — видишь? — на помойке валяется…
— За работу, наверное, держались?
— Станция меня-то и вывела в люди. У меня же 4 класса образования. А работа была важная и ответственная. Стрелочник — он же самый главный на станции, он отвечает за всю безопасность на железной дороге. Когда я стала дежурной — новая была радость. Дежурным красивую форму выдавали. А вообще хочу сказать, что станция научила меня жить. Об этом, правда, в двух словах не расскажешь. Чтобы познать железную дорогу, надо пуд соли съесть.
— Не было каких-нибудь казусов на работе? Начальство не ругало?
— Однажды мне назначили трое суток ареста. Старшему сыну на тот момент было всего три месяца. На нашей станции тогда пришлось задержать товарный поезд на целых восемь минут. Это была не моя вина — скорее машиниста. Однако приходит приказ от начальника станции: «Трое суток ареста!» Я сразу к нему, на руках — маленький Сережа. Говорю: «У меня же сын грудной, как я с ним?!» Мне отвечают: «Мать посидит». Я говорю, что нет у меня матери. «Тогда муж посидит». Отвечаю, что он тоже на работе, да и ребенка нельзя оставить без молока. Раньше ведь только своим молоком и выкармливали младенцев, ничего другого не было. Обозлился начальник станции и отправил меня в профсоюз решать этот вопрос. А начальник профсоюзной организации оказался золотым человеком. Он сразу вспылил, начал кричать, что доложит об этой ситуации прокурору и будет за меня судиться. Потом попросил секретаршу налить мне чаю и отпустил домой. Я захожу в квартиру, а там на столе записка: «Выходи завтра на работу». Вот такая история была…
— Ваши дети, получается, росли у вас на работе.
— А что делать? Маленьких некуда было девать. А потом они пошли в сад, в школу. Я, неграмотная, старалась, чтобы хотя бы дети мои выучились. Они у меня получили высшее образование. Один окончил МАИ, работал на фрезерном заводе. Другой стал доктором, сейчас в Москве живет.
— Они вас опекают сейчас, должно быть?
— Беспокоятся за мое здоровье, но знают, что меня не уложишь в санаторий. Как говорит младший, «у нас мама отдыхать не любит». Старший сын иногда забирает меня на дачу. Там я выращиваю картошку, огурцы, кабачки, горох. Пока что все сама…
СПРАВКА "МК"
Историки назвали 28 ноября самым критическим эпизодом в сражении за столицу: немцам удалось форсировать Канал имени Москвы и захватить мост. Путь вражеским танкам был открыт, на том участке почти не было советских войск — Москве грозило окружение. Ликвидировать прорыв отправили бронепоезд НКВД №73 — тот самый, который встретила 20-летняя стрелочница.
Расклад был в пользу немцев: советский бронепоезд против нескольких танков, у которых куда больше возможностей для маневра. Фашисты подбили паровоз, и положение наших стало почти безнадежным. Потерявший ход бронепоезд — легкая мишень для танков. Шанс спасти его был только один: пригнать новый паровоз. И таковой нашелся — на станции Дмитров.
Пока бойцы перегоняли паровоз, Мария открывала путь. И боялась только одного: что ее убьют раньше, чем она успеет пропустить паровоз.
Уже потом Мария узнала, что в этот день спасенный бронепоезд отбил пять атак противника, уничтожил все танки и батальон пехоты. Подоспело подкрепление, к ночи немцев остановили.
