«Гастарбайтерская» тема в последние дни снова вышла чуть ли не на первый план. В том, что гайки в миграционной политике вот-вот начнут закручивать, почти не оставляет сомнений. А значит, к миграционной службе появится масса вопросов. «Наше Подмосковье» решило задать их Олегу Молодиевскому, руководителю Управления ФМС по Московской области — региона, где оседает ровно треть от всех приезжающих в Россию гастарбайтеров.
— Олег Аполлонович, проблему мигрантов все громче и чаще поднимают и политики, и чиновники. И особенно много стали говорить, что именно иностранцы больше других фигурируют в полицейских сводках. Так ли это?
— В Подмосковье на долю мигрантов приходится 10% от всех совершаемых преступлений, из которых, в свою очередь, 50% приходится на использование ими поддельных документов, дающих право на пребывание и работу на территории РФ.
— Вот как? То есть вот те цифры, что нам то и дело приводят, условно можно смело делить надвое, потому что это не те преступления, как можно было бы подумать?
— Я еще раз повторю, что половина преступлений, совершенных иностранцами, подпадает именно под статью 327 УК РФ. Это использование поддельных миграционных карт, дающих право пребывания в России до 90 суток, или документов миграционного учета — когда нет принимающей стороны, и иностранцу нужно хоть как-то узакониться, чтобы иметь шанс найти работу. Замечу, к слову, что сами эти документы изготавливают для мигрантов наши сограждане.
— Хорошо, тогда давайте посмотрим, насколько у ФМС все под контролем. Можете назвать точное число иностранцев, которые сейчас проживают в области?
— Сейчас уровень притока мигрантов увеличился по сравнению с четырьмя прошлыми годами и вернулся на докризисную черту, уровень 2008 года. Количество иностранцев — всех, кто приехал в Подмосковье и легализовался, то есть на работу, в гости, на лечение, на обучение, — 1 миллион 70 тысяч человек. И мы склонны доверять этим цифрам, поскольку сегодня порядок постановки на миграционный учет существенно упрощен. И у ФМС на каждого въехавшего есть досье, что позволяет отслеживать, на легальном или нелегальном положении он находится на территории России.
— И чем эти миллион с лишним занимаются? Можете конкретизировать?
— Порядка 200 тысяч — это те, кто работает у юридических лиц. Еще 270 тысяч — это те, кто получил патент и работает у физических лиц: ухаживает за их близкими, помогает им в строительстве домов, благоустройстве дворов, помогает в саду, на огороде. Такой вид деятельности специфичен именно для Московской области. Словом, патент дает право на пребывание на территории Московской области и работу без извлечения прибыли для работодателя.
— Патент дорого стоит?
— Тысячу рублей в месяц. И только в прошлом году за введение патентов в Московской области в бюджет поступило дополнительно 1 миллиард 400 миллионов рублей. И, заметьте, иностранцев не нужно было встраивать в какую-то новую систему. Они уже работали, а государство только упорядочило их пребывание в стране.
— Если сложить тех и этих, получается 470 тысяч. А чем занимаются остальные шестьсот тысяч?
— Остальные тоже работают. Но незаконно.
— Но это, выходит, большая часть всех трудовых мигрантов Подмосковья. Почему их так много и где они находят себе рабочие места?
— Давайте поставим вопрос по-другому: если они едут сюда, то, значит, кому-то они нужны? Получилось, что 2009, 2010, 2011-й годы были провальными для экономики, а 2012 год — опять рост, активизация, появление рабочих мест. Вот мы и вышли по миграции снова на уровень 2008 года.
— Тогда давайте конкретизируем цифру. Где и у кого эти люди работают?
— 200–300 тысяч заняты в экономике Московской области. Это секторы строительства и промышленности — в основном производство строительных материалов. Существенная часть работает в сельском хозяйстве, на фермеров. Они заняты в основном на сезонных работах. Это доярки, трактористы. Между прочим, сегодня основная масса трактористов — это как раз узбеки и таджики.
— Понятно. А где еще 300 тысяч приезжих?
— Работают в частном секторе.
— А они точно работают? Работодатели их как-то оформляют?
— Никак. И вот что интересно. Мы делали опрос в аэропорту, практически каждый второй приезжающий из Узбекистана или Таджикистана знает, куда он едет, четко называет своего работодателя: Иван Иваныч, Иван Федорович. Он знает, где будет работать, кто его встречает. У них ведь хорошо развита система посредников при найме на работу. Например, звонит человек своим землякам домой, говорит: вот тут нужно на такие-то работы столько-то человек. Те приезжают, а дома у них остаются семьи — жены, дети, и нужно обеспечить родных, привезти домой или отправить им деньги, которых от них ждут. А работодатели часто поступают недобросовестно. Человек отбатрачил сезон, а ему, условно говоря, кинули подачку в виде десяти тысяч на дорогу и на ботинки, которые он истоптал. Пойти в суд и потребовать свое в законном порядке не может — он полностью бесправный. И что он будет делать, как вы считаете?
— Пойдет и задушит работодателя…
— Или залезет кому-то в карман, чтобы как-то возместить то, что он рассчитывал получить. Ведь он должен приехать домой и накормить свою семью. А когда к нему отнеслись так, как этот недобросовестный работодатель, он сам как должен относиться к нему, ко всем нам?
— То есть вы хотите сказать, что механизм, который в итоге приводит к конфликтам приезжих и местных, запускается как раз недобросовестными работодателями?
— Вот вы правильно понимаете меня. Кто-то, конечно, может и проглотить обиду, переждать, если есть где, пока не найдется новая работа. А другие — и их поведение в данном случае как минимум объяснимо — пойдут стащат магнитолу, покрышки, залезут в чей-то дом. Вот вам и преступность. Но это же не зависит от национальности того, кто поставлен в такие условия?
— Ну если речь идет о куске хлеба, то на этом месте может оказаться любой независимо от того, где он живет: в России или за ее пределами. Так ведь было и раньше с украинцами, молдаванами, белорусами. Но почему именно к сегодняшним гастарбайтерам появилось такое непримиримое отношение?
— Здесь вопрос и в нашей ментальности тоже. Мы же себя не очень здорово чувствуем, когда приезжаем в Европу, а нас считают второсортными. Многие очень болезненно воспринимают такое отношение, но нас там тем не менее боятся — и есть, наверное, за что бояться. Так же и мы боимся сегодня миграцию, которая к нам прибывает. Порой от незнания и непонимания. Иногда средства массовой информации перегибают, к сожалению. Вот едешь на работу, а по радио рассказывают, что узбеки кого-то изнасиловали. Сколько случается «наших» изнасилований? Об этом каждый раз по радио говорят?
Очень много недовольства мигрантами еще и потому, что наше общество сейчас отчетливо поделилось на две части: тех, кто в них заинтересован, и тех, кто не заинтересован. Вот есть два дома, стоящие по соседству. В одном работают мигранты, и это устраивает хозяина, он улучшает свое благосостояние, наводит порядок. И рядом сосед, которому это не надо. И тот сосед пишет во все инстанции: никто не работает, мигранты заполонили… и так далее. Но, давайте будем честными, они же не ходят толпами, колоннами по городам, безработные. Они же все трудоустроены. Мы на самом деле все заинтересованы в них.
— Все? Вы же только что говорили, что только одна часть.
— Посмотрите, сколько сделано их руками. Сколько построено жилья, чистота и порядок наводится… Мы когда-то разбирались в ситуации, произошедшей в одном населенном пункте, где были массовые недовольства приезжими. Там был ряд подводных камней, которые привели к этому: не было электрического освещения улиц, не было дома культуры, много чего. Но в итоге недовольство местных такой жизнью вылилось на приезжих. Мы собрали там самую активную часть населения и стали у них все выяснять. Они нам говорят: уберите приезжих — и все наладится. Мы говорим: хорошо, а вы готовы занять их места в ЖКХ? Они говорят: готовы. Мы спрашиваем: за какую зарплату? Они говорят: тысяч за пятьдесят в месяц. А гастарбайтеры там за эту же работу получают 15 тысяч. И это означает, что если зарплаты в ЖКХ повысятся, то это ляжет серьезной дополнительной нагрузкой на коммунальные платежи. Мы это сказали, и на этом, собственно, весь вопрос и был исчерпан — никто не захотел на их места за такие деньги.
— То есть мы должны их ценить за то, что они за копейки делают ту работу, за которую нашим гражданам пришлось бы платить в несколько раз больше? Но зачастую от этого выигрывает только работодатель, а остальным-то что остается? Некачественные услуги?
— Нет, мы не должны защищать мигрантов только из-за их низкой заработной платы. Мы должны формировать правильно уровень зарплаты. Так, чтобы рабочее место было конкурентно и для граждан Российской Федерации. Я бы хотел посмотреть на того дворника, что работал бы за 50 тысяч рублей. Что он за эти деньги должен был бы делать, вы себе представляете? И ведь все понимают, что, если на места мигрантов придут наши, качество работы не будет выше.
— Но, может, все-таки за большие деньги был бы больший спрос? Ведь не секрет, что и приезжие не ахти какие специалисты…
— Это так. Понятно и то, почему у приезжих более низкая зарплата. Работодатели, нигде не проводя их, ничего за них не платят. А вот если заставить работодателя оформлять все в законном порядке, заставить погашать медицинские страховки, платить налоги, тогда мигрант станет по затратам в уровень гражданина Российской Федерации. И тогда, наверное, выбор кандидатур будет совершенно другим — по морально-деловым качествам. В Европе, например, абсолютно другой подход. Когда я ездил в Испанию, видел, что там работодатель выбирает между иностранцем и местным жителем, не определяя, кто он, иностранец или местный, а по морально-деловым качествам, по способностям претендента. Это стимулирует не только работодателя, но и гражданина — быть на определенном уровне. Не должно быть так: я русский парень и только поэтому имею преимущественное право на вакансию. Кстати, нужно сказать, что в республиках, из которых к нам идет основной приток мигрантов, это уже хорошо понимают. Например, в Таджикистане начала развиваться система профтехобразования. Там стали готовить квалифицированных сварщиков, строителей, водителей. На курсах их обучают русскому языку и разъясняют российское законодательство. То есть получается, что они идут на шаг впереди нас: понимают, что требования к специалистам будут расти, и готовы к этому.
— Из приведенных вами данных понятно, что сегодня реальный спрос на рабочих-иностранцев намного выше, чем квота. Какие дополнительные проблемы это создает?
— Сегодня необходимо четко определить, сколько специалистов и каких нужно региону с учетом потребности в экономике области в той или иной сфере. И решать вопросы комплексно. Ведь очень непростая ситуация в Подмосковье складывается из-за отсутствия доступного жилья для приезжих. И это касается не только иностранцев — в прошлом году, например, заявили о пребывании в регионе, хотя они и не обязаны это делать до 90 суток, более 300 тысяч россиян, основная масса которых — внутренние трудовые мигранты. Так вот выяснилось, что и многим россиянам тоже негде спать. И это огромная проблема: нет у нас сегодня доступного жилья — общежитий и гостиниц для приезжающих на работу. Получается, экономика требует, рабочие приезжают, а размещать их негде. Этот вопрос очень сложно решить с учетом разношерстности приезжающих мигрантов. Как это все организовать? Устраивать недорогие общежития — это создавать очаги напряженности. Значит, на мой взгляд, правильно было бы организовать какие-то центры, которые будут подконтрольными государству.
— То есть вы считаете, что нужно не сокращать и выгонять, а правильно понять потребность и начать наконец нормально работать с тем, что имеется?
— Я не за то, что сегодня происходит в массовости, и понимаю, что нужно что-то менять. Но нужно понимать, что чем больше сокращается квота, тем больше становится подделок документов. Чем больше ужесточение спроса с гастарбайтеров, тем больше их нежелание быть выдворенным за пределы страны, попытка хоть как-то сохраниться. Конечно, миграционная нагрузка на регион, когда каждый 7–8-й житель — иностранный гражданин… Это очень сложно.
— Погодите, получается, что каждый восьмой житель Подмосковья — гастарбайтер?
— Да, в Московской области 7 миллионов жителей. Мигрантов в сезон — больше миллиона. Это, конечно, серьезно, но надо же понимать и то, что у нас сейчас пошел демографический провал, и они нам очень нужны. Здесь все-таки, я еще раз говорю, очень важна работа аналитиков, которые посчитали бы четко, в каком количестве они нам необходимы. И работа законодателей, которые должны решить, как нужно изменить порядок их пребывания. Моя позиция в этом вопросе такова: каждый конкретный работник должен приезжать к конкретному работодателю — и должны быть разработаны четкие механизмы его приглашения и учета от первого до последнего дня пребывания.
— А что вы думаете насчет того, чтобы ввести визовый режим?
— Закрыться всегда просто. Но мы же должны понимать геополитическое расположение этих республик. Оставшись без возможности выехать на нормальные заработки, чем там начнут заниматься люди?
— Скорее всего наркотиками — у этих республик такое расположение...
— Ну вот, все же это понимают. И все это хлынет к нам. Кто от этого выиграет?
— Еще такой вопрос. Когда к нам стало намного меньше приезжать граждан Украины и Молдавии, которые начали осваивать Европу, то поехали как раз в основном таджики и узбеки. Если от нас начнут уходить они, то кто заменит их? Китайцы и вьетнамцы?
— Вот вы же сами легко ответили на свой вопрос.
— А ваша служба как-то изучала, какое количество китайцев, например, захотело бы приехать к нам на заработки? Намного это больше, чем тех же таджиков и узбеков?
— А давайте прикинем. В Таджикистане 6 миллионов жителей. И там порядка миллиона желающих выехать на заработки. Население Китая — более 1 миллиарда человек. И количество безработных, готовых приехать к нам, там составляет около 200 миллионов. В ситуации, когда, по прогнозам социологов, в России к 2020 году коренное население может уменьшиться на 20 миллионов, несложно догадаться, кто скорее всего займет освободившиеся места.
— Да уж. Лучше действительно, пока не поздно, научиться жить рядом с нашими бывшими соотечественниками. Олег Аполлонович, а вот интересно, что все любят говорить про сложную демографическую ситуацию, а детей при этом заводить не спешат. У вас самого, например, сколько детей?
— У меня их четверо. Старший уже заканчивает вуз, а младшей дочке 7 лет, и она в этом году идет в первый класс. Так что свой демографический долг перед родиной я, можно сказать, исполнил. И будущее нашей родины мне не безразлично.
