Зрение горожанина избирательно, как и его встроенный «навигатор». Мы можем всю жизнь ходить вдоль монументального забора или массивного здания, в котором «нет ничего интересного», — и не задумываться, что же прячется внутри. Почему закрыт от глаз прохожих целый квартал? Задашься таким вопросом единожды — увидишь на карте или табличке при входе что-то вроде «НИИЧАВО» или там «Гараж №23», ну и успокоишься: понятное дело, режимная территория. Эка невидаль, мало ли таких! Ничего интересного.
А потом внезапно земля под этим кварталом становится «золотой» или даже «бриллиантовой»: почти центр! И проходная вместе с забором куда-то исчезают, и там, где всегда привык идти в обход, теперь, оказывается, возможно идти прямо, «через запрет». А там — внезапная красота, которую никто, кроме сотрудников того НИИ, не видел вообще никогда. Исторические здания: когда промышленные, в кирпичном или конструктивистском обличье, а когда и усадебные. Старая — и совершенно неизвестная при этом — Москва.
В некоторых случаях эти территории открываются навсегда, становясь новыми достопримечательностями города. Иногда это явление — временное: квартал-то останется, а вот вместо одно-, двухэтажных домиков, не имеющих охранного статуса, появятся новые жилые и офисные комплексы. Но так или иначе — территория становится открытой для города, пресловутый забор упразднен отныне и впредь. И это нельзя не приветствовать.
Вместо завода склянок
В районе улиц Волочаевская, Прямикова, Гжельского переулка большие перемены: с тех пор, как реконструировали станцию «Серп и Молот» и приступили к перестройке самой территории легендарного завода, эта округа стала довольно модным местом. В частности, в городскую среду вернулся ранее закрытый участок Гжельского переулка, где ранее находился небольшой завод ампул объединения «Мосхимфармпрепараты» (входивший, как ни странно, в Национальный институт авиационных технологий).
Производство оказалось неактуальным — а вот дома, открытые теперь для всеобщего обозрения в переулке, актуальность потерять не могут, так как уже являются историей. На 280-метровом участке сразу несколько настоящих достопримечательностей. В доме с резными наличниками, построенном для купцов Шлыковых, размещался клуб «Красный химик» (известный в том числе рок-клубом в 1980-х), рядом особняк конца XVIII века, принадлежавший купцу-старообрядцу Матвею Балашову. Здесь до 1920-х годов размещался молельный дом, своеобразная церковь во имя Сергия и Вакха — то есть особняк был важной точкой на карте старообрядческой Москвы (благо и легендарная Рогожская слобода совсем рядом).
Остальные здания — если и не дореволюционные, то соразмерного им масштаба. Что и делает Гжельский переулок потенциально отличной рекреационно-туристической зоной. Благо на улицу Сергия Радонежского, куда выходит переулок, сейчас планируют вернуть трамвай — самый романтический вид городского транспорта. А весь район Волочаевской улицы планируется покрыть «флером старины» и сделать здесь своеобразный заповедник старого города для туризма и прогулок. Так что, вероятно, кварталу в Гжельском переулке действительно повезло. Уже сейчас здесь множество людей — рядом станция «Серп и Молот». Возможно, будут восстановлены и ранее занятые МРЭО ГИБДД здания на улице Прямикова — они ведь тоже старинные, образец ампира 1820-х годов.
Единственное, что вызывает некоторые сомнения, — судьба соседней Школьной улицы: здесь еще в 1980-х годах планировали сделать примерно то же самое, «новый старый Арбат на востоке центра города». Средовую застройку тогда действительно сохранили (хотя это, как и, скажем, на Кадашевской набережной, не реставрация, а реконструкция облика), но смыслового наполнения у Школьной так и не получилось. Впрочем, сейчас все может быть по-другому: масштаб работ совершенно иной, комплексный.
Мюр и Мерилиз, да не те
А вот завод «Рассвет» в Столярном переулке Пресненского района, кажется, уже «состоялся». Это классический пример «невидимой территории» в центре столицы: в самом деле, Красную Пресню знают все, но о заводе, стоявшем буквально за фасадами старых доходных домов, одни забыли, а другие и не догадывались. Между тем территория, как и ее история, крайне интересная.
Знаменитый торговый дом «Мюр и Мерилиз», известный нам сейчас прежде всего по громаде нынешнего ЦУМа, был этакой «Икеей» конца XIX века, только намного более шикарной. И многие вещи, имевшиеся в его каталогах, производил сам, для чего на тогдашней окраине Москвы, рядом с речкой Пресней, и был организован специальный мебельный завод. Причем «столярка» соседствовала здесь с бронзовым производством. Главный корпус завода, как и универсальный магазин на Петровке, спроектировал Роман Клейн в духе любимой владельцами британской неоготики.
Суровый военный ХХ век, однако, внес свои коррективы — завод Мюра частично сменил профиль еще до революции, в годы Первой мировой, когда в Москву эвакуировали из Риги авиапроизводство. На этом заводе разместили заказы по изготовлению деревянных пропеллеров и лыж, в том числе по разработкам знаменитого уже тогда Н.Е.Жуковского. А в 1918 году, понятно, происходит национализация — фабрика «Мюра и Мерилиза» становится Московским аэротехническим заводом №8. В пятидесятые годы прошлого века завод получает имя, с которым доживет до конца своей истории, — московский машиностроительный завод «Рассвет».
В межвоенные годы здесь не только производят авиакомпоненты, но и ставят экспериментальные производства — так, в 1928 году француз Поль Ришар начинает здесь работы по гидросамолету «Торпедоносец открытого моря» (ТОМ). Действует конструкторское бюро Всесоюзного авиаобъединения, которое одно время возглавлял будущий отец советского ракетостроения Сергей Королев.
Да и после Великой Отечественной войны здесь продолжали производить некоторые виды авиадеталей. Технологии, впрочем, оставались именно теми — из первой половины ХХ века: для более новых производств, как правило, открывали и новые площадки. Так что, когда в 2018 году завод «Рассвет» открылся для прогулок как новый городской квартал, москвичи могли наблюдать демонтируемые станки весьма почтенного возраста: довоенные, европейского и американского производства, 1910–1930-х годов.
С одной стороны, для хорошего станка это не возраст — завод мог бы работать и дальше. С другой стороны, чудес не бывает: мегаполис не может себе позволить достаточно архаичный завод прямо в центре города. А вот бизнес-кластер, разумеется, в стиле лофт, — всегда пожалуйста. Вот он и существует — пара-тройка стильных кафе и баров, обязательный для таких мест барбершоп, караоке-будка и даже школа танцев. И, конечно, десятки офисных помещений, которые так просто не найдешь — надо точно знать, на какой этаж подниматься и куда сворачивать (бывшие фабричные здания коварны!).
И все это — только начало: основные исторические здания «Рассвета» сохраняются, они признаны ценными, но есть и масштабные планы застройки в этом квартале. Скоро тут вырастет новый бизнес-центр, почти полторы сотни тысяч «квадратов» офисной застройки, две гостиницы, жилье и даже детский сад. Вот она, наглядная степень уплотнения застройки в современном мегаполисе; таковы законы развития города, другого ожидать в принципе не приходится.
Все началось с вина и газа
Два приведенных примера — типологически разные: если в Гжельском переулке речь идет о старинном городском квартале, в советские годы перекрытом режимной территорией, то в Столярном для общего доступа открылась территория бывшего частного владения (хоть и значительной площади). В одном, стало быть, случае речь о возвращении в городскую среду, в другом — о превращении частного в общественное (как это бывало, скажем, в дореволюционной Москве, когда территории усадеб превращались в городские сады и парки). Но итог одинаков: общественная территория города «прибывает», режимных же анклавов становится меньше.
Пожалуй, один из первых примеров этого в новейшей московской истории — арт-кластер в окрестностях Курского вокзала. Территория бывшего пивоваренного завода «Московская Бавария», в советское время производившего до 170 наименований вин, стала центром современного искусства «Винзавод». Московский газовый завод, основанный в 1866 году, стал комплексом «Арма» в 2003-м, а в 2010-е годы отреставрирован и благоустроен. Еще одна территория в этом же районе — Artplay, разместившийся на территории бывшего завода «Манометр» в Сыромятниках.
Превратить старую фабрику или завод в арт-кластер — оптимальный вариант с точки зрения прибыли и издержек, если на территории находятся ценные исторические здания, а градостроительные регламенты запрещают полную реновацию квартала. Отработаны и технологии: в Европе строгие регламенты появились раньше, а памятников индустриальной архитектуры немало. Так, например, «Арма» — объект для Москвы уникальный, а для развитых стран мира вполне типовой: в каждом крупном городе в эпоху газового освещения действовали подобного типа заводы с круглыми резервуарами-газгольдерами. Так что к середине 2000-х годов примеры рекультивации уже были — например, «Газометр» в Вене.
Оказалось, что среда старого промышленного объекта — завода, фабрики, электростанции — прекрасно конвертируется в городскую среду. Таким «городом в городе» стала реновированная кондитерская фабрика «Большевик» (ранее — Сиу). Сейчас на родине печенья «Юбилейное» — офисно-музейный комплекс, причем Музей русского импрессионизма в нем располагается в бывшем хранилище муки характерной цилиндрической формы. А сама территория вместе со старинными корпусами — настолько органично вписалась в городскую ткань, что сейчас уже с трудом можно вспомнить, как лет 15 назад «Большевик» был обнесен забором.
Но все это применимо по большей части к промзонам с дореволюционной историей. Что же касается советских фабрик и заводов — они часто выполнялись в виде одного грандиозного корпуса, и его-то сделать «городом в городе» не так просто. Пример — Второй часовой завод «Слава» в начале того же Ленинградского проспекта: с этими советскими «стекляшками», оказалось, ничего невозможно сделать, только снести полностью. Но есть и более позитивные примеры: так, оба реконструированных хлебозавода конструкции инженера Марсакова (№5 — на Ходынской улице и №9 — на Новодмитровской) стали доминантами ныне открытых для публики городских кварталов.
Двор без забора
Открытое для прогулок общественное пространство — важность которого считалась раньше чуть ли не «блажью урбанистов» — наконец осознано как ценность. И даже как вполне коммерческое преимущество: например, открытый двор перечисляется в ряду ключевых достоинств реновированного здания Центрального телеграфа на Тверской (работы сейчас в разгаре, но до открытия осталась еще пара лет). И это решительная новинка: если конторские помещения и даже квартиры в монументальном здании Ивана Рерберга были и в 1925 году, то двор с самого начала был режимной территорией. Объект-то стратегический, нечего тут.
Так и получается, что (как говорится, если будем живы) пространство внутри «телеграфовского» квартала, ограниченного Тверской улицей, Никитским и Газетным переулками, — будет доступно для прогулок вообще впервые за последние 110 лет: до телеграфа здесь располагался комплекс Благородного пансиона Московского университета, снесенный в начале Первой мировой.
При этом потенциал таких «раскрытых дворов» больших владений — громадный. Часто именно в таких режимных «периметрах» располагаются неизвестные зрителям настоящие шедевры московской архитектурной истории. Таков Старый Печатный двор и Аптечный приказ рядом с бывшим Музеем Ленина; таковы палаты Троекуровых «на задворках» здания Госдумы в Охотном Ряду. А в Лефортове своего «открытия» ждет оказавшийся внутри оборонного предприятия так называемый «дом Анны Монс» — один из последних сохранившихся осколков допетровской Немецкой слободы.
Правда, практика показывает: чтобы режимная территория стала общедоступной, предприятие-«режимоноситель» приходится переносить или закрывать. И понятно, что ради городской среды (хоть это и ценная штука) никто не будет ни закрывать, ни переносить парламентские центры и другие стратегические объекты. Но география их расположения может меняться — она часто менялась за века истории Москвы. И вполне возможно, что когда-нибудь и эти потаенные сокровища выйдут на свет и станут общедоступными.
