Как жили советские художники из параллельной реальности

На Сретенском бульваре Москвы рождалось невиданное миром искусство

Сретенский бульвар служил местом прогулок профессорам и ученикам Училища живописи, ваяния и зодчества, вписавших свои имена в историю русского искусства XIX-XX века. И в наш век его считают своим студенты академии Ильи Глазунова, вернувшего художникам утраченное ими в дни войны легендарное здание на Мясницкой.

На Сретенском бульваре Москвы рождалось невиданное миром искусство

На Сретенском бульваре, 6, в доме «Россия» жил в детстве и юности художник Андрей Гончаров. В училище на Мясницкой он занимался графикой и «нашел то, что искал» у гениального Владимира Фаворского, художника и теоретика искусства. «Считаю, не должно быть графиков и живописцев, оформителей книги или театральных художников. Должны быть просто художники, хорошо знающие разные материалы и умеющие в них работать. Должно быть так, как у Леонардо, Микель-Анджело, Дюрера», - считал Гончаров. Умел, как они, все: гравировать, писать картины и портреты, расписывать стены зданий, декорировать залы выставок, станций московского метро, выступать сценографом в московских театрах, обучать студентов.

А еще он умел превращать книги в произведение искусства. Это принесло ему, как и Фаворскому, известность в СССР. Иллюстрации «Фауста» в переводе Бориса Пастернака, по воспоминаниям Гончарова, «были приняты хорошо и сам Пастернак был доволен».  В письме другу в конце жизни вспоминал: «Первый раз, когда я пришел к нему домой и он отворил мне дверь, мне показалось, что над его головой стоит голубой нимб. И до сих пор это впечатление у меня не изжилось».

Гончаров много лет преподавал в Москве и Ленинграде, написал для студентов книги «Об искусстве графики» и «Художник и книга». Иллюстрировал сочинения тех, кого хорошо знал: классиков мировой и русской литературы. Петрарка, Шекспир, Гете, Достоевский… Их книги хранят в домашних библиотеках и покупают букинисты не только за тексты, но и за его иллюстрации.           

Художники-графики, служившие в издательствах и журналах, в советском искусстве редко удостаивались высших наград. Звания народного художника РСФСР Андрея Гончарова удостоили в 1979-м, в год, когда он умер.

                       ***

Совсем не похожие на Андрея Горчакова художники жили под крышей дома страхового общества «Россия» и поблизости от него. На Сретенском бульваре, 6, на соседних улицах и в переулках обитали живописцы и графики, которых много лет не принимали в Союз художников СССР.

На чердаке дома находилась мастерская Ильи Кабакова, ныне самого дорогого в мире русского художника. Там же под крышей помещалась мастерская Юрия Соболева-Нолева и его друга Юло Соостера, возмутившего Хрущева на скандальной выставке в Манеже в августе 1962 года.

            Вот как описывает эту сцену жена Юло:

  - Хрущев прошелся по залу, подошел к голубой картине «Лунные можжевельники» Юло и спрашивает:

  - Что это?

 – Лунный пейзаж.

 – А ты что, был там, мудак? – стал дико орать Хрущев.

А Юло ответил: - Я так себе представляю.

- Я тебя на Запад отправлю, формалист, нет, нет, я тебя в лагерь отправлю, - неистовствовал  Хрущев.

А Юло отвечает: - Я там уже был.

Тогда Хрущев сказал: - Нет, вышлем, будем перевоспитывать. 

… В Уланском переулке поблизости от Сретенкого бульвара находилась мастерская Владимира Янкилевского, столь же известного как Илья Кабаков.

В Большом Сергиевском переулке, 18, не знал покоя Эрнст Неизвестный, отважно вступивший в спор с главой партии и государства.         

На Мясницкой , тогда улице имени Кирова, в подвале рисовал Анатолий Брусиловский.

На Чистопрудном бульваре делили мастерскую Эрик Булатов и Олег Васильев.                   

На Маросейке нашел пристанище Виктор Пивоваров.

Их всех с легкой руки заезжего искусствоведа с Запада, в глазах которого они выглядели борцами с советской властью, стали называть «Группой Сретенского бульвар».

Кто они?  

Нолев-Соболев принадлежит к числу людей, о которых пишут и вспоминают после смерти. Он прожил 74 года, умер в 2002 году и лишь из некролога многие узнали, что он - «человек, сыгравший огромную роль в формировании отечественного искусства прошедшего века». В книге, которую он не увидел, его представили графиком и театральный художником, изобретателем и педагогом. Более того: «Соболев был хранителем энциклопедических знаний, можно сказать, был отцом русской культурологии второй половины ХХ века».

До первой персональной выставки, как до первой книги, не дожил. И не услышал, что сказал о нем на вернисаже исполнительный директор Московского музея современного искусства Василий Церетели:

- Юрий Соболев был уникальным художником. Человек-эпоха, человек-время. И в очень многих работах, которые он делал, он был впереди своего времени. Он использовал обычные на тот момент вещи — это мог быть слайд-проектор и так далее, но он превращал это в симфонию звука, в симфонию визуальную».

Статьи и книги о художнике выходят в XXI веке. О нем известно меньше, чем о всех, кто ему многим обязан. И я не могу поэтому написать почему у него двойная фамилия. сведений о нем в энциклопедиях нет, а я у него интервью не брал. В отчете о его персональной выставке в журнале «Декоративное искусство, которое он оформлял узнал:    

- Юрий Соболев родился в Москве в интеллигентной еврейской семье врача и инженера. В три года перенес полиомиелит, с тех пор всю жизнь сильно хромал, что с возрастом придало его облику библейский оттенок. Неслучайно его дом в начале 1960-х окрестили «Нолевым ковчегом». Там можно было встретить хиппи, приехавших прямиком из Вудстока (Соболев очень гордился членством в Обществе хиппи), музыкантов, художников и интеллектуалов со всего мира. Приезжал ли в Россию Сартр или шаман Майкл Харнер, специалист по Кастанеде, их обязательно вели в «Нолев ковчег».

Воспитанный немецкой бонной Соболев в совершенстве знал немецкий, английский, был по своей ментальности человеком мира, уровень его культуры и эрудиции был высочайшим».

И тут загадка: каким образом в семье советского инженера и врача, как некогда в домах аристократов, сын воспитывался немецкой бонной?   

Нолев-Соболев служил много лет главным художником издательства «Знание» и его журналов, в их числе журнала «Знание-Сила». Он решал, кому поручить иллюстрации книг и статей. Рисунки выполняли все названные мной художники-графики, но не иллюстрациями они вписали свои имена в историю современного искусства. Их творчество укладывалось в выведенную главным редактором формулу: «Искусством начинает считаться то, что позволяет вынести диалог с самим собой за пределы своего я».  

Друзья с охотой выполняли задания главного редактора. Они могли на страницах книг и журналов, далеких от политики, рисовать то, что не дозволялось в живописи и десятки лет не демонстрировалось в выставочных залах Москвы. .

Графикам (в отличие от авторов научно-популярных статей и книг), хорошо платили и они могли постоянно собираться по вечерам в «Артистическом» кафе в Камергерском переулке. Сюда, бывало, заходил с гитарой Булат Окуджава. Здесь собирались художники, поэты, артисты не только ради его песен. Они хотели услышать и увидеть Нолева-Соболева. «Сам его облик, шевелюра курчавых седоватых волос, пышные усы, вечная попыхивающая трубка, иронический прищур глаз — был на редкость притягательным и совершенно не соответствовавшим тому, как должен выглядеть советский художник». Вокруг него, как пишут биографы, возникала «среда» поклонников.

Этот художник проявил себя в слайдах и мультфильмах, они в шестидесятые годы считались работой непрестижной. Когда анимация казалась искусством для детей, Юрий с другом Юло Соостером, режиссером Хржановским, сценаристом Шпаликовым и композитором Шнитке создали «Стеклянную гармонику», ставшую классикой. Люди волшебного города, заколдованные в алчных уродов в образах Босха, Брейгеля, Арчибальдо, Гойи превращаются силой искусства в героев картин Ренессанса, Дюрера, Пинтуриккио и Эль-Греко. Прежде чем завоевать на мировых фестивалях награды короткометражный 20-ти минутный фильм, недолго показанный в стране, 20 лет пролежал на полках, запрещенный цензурой, увидевший в нем аналогию с советской действительностью.            С режиссером Григорием Александровым как художник-постановщик Нолев-Соболев восстанавливал легендарный фильм «Да здравствует Мексика!» Сергея Эйзенштейна.  К конгрессу Международного совета обществ промышленного дизайна в 1975-то году на 30 экранах создал коллаж из заграничных товаров и произведений искусства всех времен и народов.

Он не держался за должность главного художника, потеряв трагически погибшую жену, Юрий в 1980 году начал собирать документы на выезд в Израиль. Но, встретив на жизненном пути режиссера Хусида, ставшего другом, уехал с ним на Урал и десять лет в Свердловске-Екатеринбурге придумывал кукольные спектакли.  

В Москву не вернулся, жил до конца дней в Царском Селе, создал там школу, где преподавал искусство перформанса и инсталляции. Умер бессребреником. Его похоронили на деньги, собранные друзьями.  

                                                    ***

Друг Нолева-Соболева Юло Соостер родился на островном хуторе в Эстонии. Крестьянствовать, как отец, не хотел. Когда Прибалтика была оккупирована немцами, поступил в Высшую художественную школу «Паллас» в Тарту. Учиться ему не дали, призвали в германскую армию. Служил санитаром. Из армии дезертировал. Когда Красная Армия освободила Эстонию, Юло продолжил занятия в бывшей школе «Паллас», переименованной в Государственный художественный институт.  

За высказанное вслух желание стажироваться за границей его арестовали и судили за «принадлежность к антисоветской группе», пытавшейся захватить самолет и улететь из России. Приговорили к 10 годам лагерей, срок отбывал в Казахстане. В лагере рисовал портреты соседей по бараку, картинки лагерной жизни и эротику. При обысках рисунки бросали в огонь и на тех, что удавалось спасти, обгорели края.  

Как пишут о нем искусствоведы: «Однако уже в этих ранних листах, отчасти утраченных, чувствуется условность, отстраненность от реальности – во взгляде персонажа, позе, композиции».

В лагере Юло встретил и влюбился с первого взгляда в московскую красавицу Лидию Серх, отбывавшую срок за мифический шпионаж в пользу Америки. В заключении Юло, говоривший на эстонском, выучил русский язык.

Выйдя на свободу, полностью оправданные, Юло и Лидия поженились. В Эстонии себя не нашли и приехали в Москву. Жили в квартире родителей жены в большом доме на улице Красикова, 7, отдаленной от центра. На этой улице в подвале появилась первая собственная квартира.  

Знакомство и дружба с Нолевым-Соболевым позволили найти Соостеру заказы на иллюстрации книг и журналов. Его рисунки украшали книги издательства «Мир». где выходила зарубежная фантастика.

Юло и Юрий курили трубки, походили друг на друга. Они основали в «Артистическом кафе» клуб, куда считали за честь попасть не только художники. Как своего, Соостера приняли в свой круг авангардисты. Среди них Юло пользовался авторитетом и на Западе считался «подпольным независимым художником». Его картины впервые появились на выставке в 1965 году Варшаве, где считалось хорошим тоном поддерживать все то, что отвергалось в Советском Союзе. Таким образом поляки проявляли свою независимость, тяготясь жизнью в «социалистическом лагере».

Юло не приняли в отличие от друзей в Союз художников СССР. Приемная комиссия  единогласно отвергала работы.  

Как пишет Лидия : «Соостер. любил изображать «первоформы», архетипы – яйцо как символ жизни и рождения, дерево, можжевельники. Еще у Юло есть целая серия работ: громадные яйца над землей. Его занимала идея яйца, он видел в нем символ жизни.

Характер художника поражал близких. «Он все хотел испытать на себе, все попробовать - рассказывала Лидия. -  Главное, он хотел прочувствовать, что испытают люди, когда приближается смерть.

Хотел узнать, что такое рай и ад, хотел испытать мучения чистилища. Он не раз говорил мне, что хочет узнать, что ощущает убиваемый. Как-то он натянул себе на шею веревку и стал затягивать, дождавшись чувства тошноты. После тошноты наступило сладчайшее ощущение вознесения к небесам, и тогда он отпустил веревку…

Он не раз стоял под проливным дождем, слушая, как гремит гром и сверкают молнии, он лежал в снегу до замерзания, он привязывал себя ночью к дереву, так ему хотелось "увидеть луну и звезды сквозь сон».

Юло рано умер в 46 лет, не зная о больном сердце. Каждый день совершал пробежки. Его бездыханным нашли в мастерской с изданной на русском языке книгой «Бег ради жизни». 

Музеи после смерти не покупали и бесплатно не брали картины, даже на родине в Таллине. Понимание нашлось в музее Тарту, где учился в высшей школе. Там хранится большинство его картин.  В Таллинский музей попала одна работа — большое белое яйцо, а внутри голубь.

Похоронили Юло Соостера на родине на Лесном кладбище. Над могилой на постаменте памятника - яйцо.

Жена с сыном эмигрировали в Израиль.  

Что еще почитать

В регионах

Новости

Самое читаемое

Реклама

Автовзгляд

Womanhit

Охотники.ру