Лестница из метро «Таганская»-радиальная ведет на свет. В самом прямом смысле — выходишь на широченную, прямую улицу Большие Каменщики. И взгляд — что редко для нынешней застраиваемой стена в стену небоскребами Москвы — радуется горизонту. Итак, за спиной центр, слева Таганская улица, справа спуск к Москве-реке, а впереди — если взять обычные, модные маршруты московских прогулок — примерно ничего. По Таганской улице ходят в одноименный парк и к Покровскому монастырю, где Матронушка. По улице Александра Солженицына и дальше в переулки до самой Николоямской — там любят бродить ценители старой Москвы, потому что в тех местах она по сей день двухэтажная, ладная, купеческая. В центр по Гончарной — да, вниз по Садовому к Яузе — да, а на юго-восток вдоль берега Москвы-реки...
Почему-то здесь на пешеходной, прогулочной карте Москвы — до сих пор белое пятно. Может быть, сказывается историческая топология: по правой стороне Больших Каменщиков стояла знаменитая Таганская тюрьма. А вдоль тюремного забора — что без дела гулять, не самое приятное место. Шестьдесят лет, впрочем, прошло, как взорвали ту самую «Таганку — ночи, полные огня». И тротуары, опять же, появились удобные, широкие. Наверное, пора уже перешагнуть через ауру места и пойти все-таки вперед. На юго-восток по новому московскому «лучу».
Дом «несвятой троицы» близ монастыря
Левая, нечетная сторона — просторнее и шире, если смотреть на тротуар. Большие Каменщики сильно реконструировали в восьмидесятых, так что на «фронт» улицы вроде бы и смотреть нечего — справа брутальные жилые дома позднесоветского времени, слева «общей фасады» и вовсе нет — все рассыпается. А это и хорошо в некотором смысле: прогулка такого масштаба, на двадцать километров (нормальный ходовой день туриста-пешеходника), требует взять разгон. Стартуешь, заводишь со спутниками разговор или сам по себе вдыхаешь утренний солнечный запах... А мимо как бы сама собой проносится серая скучная громада «Мосхимфармпрепаратов», и вот уже справа фундаментальный сталинский дом, построенный в начале пятидесятых для сотрудников Таганской тюрьмы.
...Почти двадцать лет прошло, но безошибочно помнится: от метро до квартиры, съемной, конечно, где жили теперь уже неважно кто, важно, что это был по-настоящему открытый дом, — ровно 11 минут спокойным шагом. И некуда торопиться, особенно утром — на лекции, что ли? — поэтому идешь размеренно, всматриваешься в деревянные распашные дверцы обтянутого сеткой лифта, потом в помойку, освещенную искорками утреннего солнца, отраженного от окошек. А кажется — прямо от куполов Новоспасского. И никого людей — в апрельские-майские шесть утра. Только ты и Москва — чисто умытая до хруста, гулкая, праздничная даже в будни, если ты в центре. Идешь под песню про Баб-эль-Мандебский пролив, которая длится как раз те десять минут — замерено многократно, — и вспоминаешь, как рассказывали шепотом: дом-то — не простой, а к той самой Таганской тюрьме прилагался...
Напротив сталинки скромный такой купеческий особнячок — желтый с белыми оконными рамами. Дом этот был бы совершенно рядовым (двухэтажный, деревянный, в 1891 году его для не слишком известного купца Петра Толкова перестроил крепкий архитектурный середняк Вячеслав Жигардлович, построек которого в Москве больше десятка, но почти никакие не стали памятниками). Если бы в двадцатые годы прошлого века туда, в одну из коммунальных квартир, которые тогда возникали везде, не вселились Осип и Лиля Брики, а с ними, конечно же, и Владимир Маяковский. Трудно было найти менее подходящий, чем старозаветная Таганка, район для этой архипрогрессивной троицы — но прожили они там прямо вот так втроем несколько лет. Отсюда Маяковского и увезли хоронить.
От теремов до коммуны
Новоспасский проезд и — дальше — Симоновский Вал тоже, как и Большие Каменщики, никогда не были парадной улицей. Идешь вдоль этой скорее транспортной, чем прогулочной перспективы, а вокруг как будто Москва — это до сих пор большая деревня, «калитки» в разные эпохи, стили, уклады. Направо — дверца к дивному Крутицкому теремку, налево — типичные шестидесятые с блочными башенками. Сама же улица — нейтральна, как любая субстанция, призванная соединить несоединимое.
В Крутицах цветут абрикосы — кто захаживал сюда весной, тот уж не забудет. Что тут за место такое чудесное (намоленное?), что нигде в Москве абрикосов нет, а тут есть, — секрет. Материалист скажет: южная сторона теремка, кирпичные старые стены отражают солнце, копят тепло и работают, таким образом, печкой. «Этот сад сам Сергий Радонежский благословил!» — пошатываясь, но твердо выговаривая слова, скажет полутрезвый вечный семинарист, бродящий тут без особой цели. И попросит «за благую весть» на водку — как будто сейчас времена Гиляровского и Помяловского. Крутицы стоят не на поверхности, прикрыты городской тканью — Москва спрятала их, как бережная хозяйка прячет в отдельную, небудничную коробочку старинные серебряные ложки. Чтобы сберечь. Ложки периодически чистят — и все время эта операция вызывает волнение: не обдерут ли, будет ли виден древний узор? С теремком и окружающей его слободкой — точно так же.
А по Новоспасскому проезду и Крутицкому Валу, пока мы идем на юг, позвякивает трамвай — он с нами до скорого поворота налево, а лет 30 назад еще шел прямо и направо, к Автозаводскому мосту. Сейчас на Восточной улице и Ленинской слободе еще сохранились местами рельсы — но, в отличие от улицы Гиляровского, надежды на восстановление этой линии уже вовсе не осталось. Как и на Нижней Масловке, и поперек Сущевского Вала, и на Беговой — трамваи здесь пали жертвой Третьего кольца: когда-то ходили они по Автозаводскому мосту к Тульской. Полезнейшая связка, ценный дублер перегруженной Дубининской улицы. А сейчас что там Автозаводский мост, давно уже ставший элементом большой магистрали, — даже 35-й трамвай, ходивший от Черемушек до «Пролетарской» совсем еще недавно, убрали. Может, вернут еще? Так хорошо в нем ехать было с одной из работ, с Загородного шоссе, — сначала в переулки мимо Даниловского кладбища, потом по Серпуховскому Валу… Медленно, но куда торопиться, если уже и так поздний вечер?
Трамвай поворачивает, а мы идем прямо — мимо больницы — и скоро буквально упираемся в самый, пожалуй, мощный жилой ансамбль Москвы в стиле ар-деко. Угол Новоостаповской и Велозаводской — жилой городок автозавода имени Сталина, точнее, его фрагмент, два из двадцати корпусов, которые успели построить до войны. Автор размашистого квартала (чтобы понять масштаб, нужно пройти у его подножия прямо вот так, ногами) — Игнатий Милинис, создатель (вместе с Моисеем Гинзбургом) домов-коммун на Гоголевском и Новинском бульварах.
Остроавангардные дома-коммуны Милинис строил на рубеже двадцатых и тридцатых, когда считалось, что человеку будущего много собственности и личного пространства не надо (прямо как сейчас — студии, коворкинги, шеринговая экономика). Дома ЗИСа он проектировал уже в эпоху, когда девиз был «Жить стало лучше, жить стало веселее». Там уже были нормальные квартиры — не жилые ячейки, и потому судьба у дома тоже «нормальная». Зисовский городок — видно по фасаду и подъездам — поддерживается в умеренно неплохом состоянии, но сверкает разномастными стеклопакетами и застекленными как попало балконами. «Ад перфекциониста», да, в отличие от того же дома Наркомфина в его нынешнем виде. Зато — никто никого ниоткуда не выселял, в домах до сих пор полно бывших автозаводцев и их наследников.
Дальше, дальше, дальше
За городком Милиниса — более поздние зиловские же сталинки, а там уже и до Велозаводского рынка рукой подать. Тридцать с лишним лет назад и он, и эстакада, начинающаяся за ним, смотрелись какими-то нездешними громадинами — а может, просто ребенку, едущему на маршрутке (да! В восьмидесятые были маршрутки, кто не помнит!) к знаменитому авторынку в Южный порт, все казалось необычным. И то, что район Автозаводский, завод автомобильный, а улица и рынок почему-то Велозаводские. И эстакада. И, наконец, предвкушаемый рынок, где — о чудо — мы должны были купить настоящий, хоть и подержанный, автомобиль! С тех пор для меня, северянина, эти места оставались смутным, оторванным от топографии воспоминанием — а ведь вот же они, есть!
Третье кольцо форсировать проще всего на автобусе, благо на Велозаводской есть выделенка с экспрессным 901-м и обычным 156-м маршрутами. Сесть-то мы сели, вопрос — где из автобуса выходить. «Луч» в смысле связного пешеходного маршрута еще далеко не готов, поэтому, перебравшись через многочисленные развязки с Третьим кольцом (там же — пересечение с улицей Трофимова, новая типовая, как кинотеатр «Ракета», церковь), можно снова пойти на своих двоих только в районе Кожуховского затона, превращенного в народный парк. Всего год назад тут при стечении народа плавучим краном вытаскивали из воды бетонных пионеров — и люди, которые вроде бы живут рядом всю жизнь, пытались вспомнить, откуда же они взялись. В точности — не вспомнили, что самое интересное. В советские времена — и точка. Так из просто прошлого «красная» эпоха превращается в давнее прошлое: какая кому разница, пятидесятые или восьмидесятые, давно было.
Тюфелева роща, дачные и луговые времена были еще раньше — живых свидетелей и не осталось. Но навык читать городскую ткань заменяет живую память: видно, что это и сейчас почти загород (старая Москва закончилась). Если, конечно, не обращать внимания на вечно «запробленный» проспект Андропова.
Слева — башни новенького «московского диснейленда», справа — технопарки с соответствующей станцией метро. И жилье, жилье. А впереди — огромный мост, совмещенный с полотном метрополитена. В хорошую погоду — отлично бы пройтись по нему, да вот беда, тротуар — меньше некуда: три человека с трудом разойдутся, да посреди него еще и мачты освещения. Расширить бы — да опять-таки некуда, проезжая часть и так настолько узкая, что пробки тут даже в воскресенье. Что делать, куда бежать — неясно, разве что сесть на «Технопарке» в метро и махнуть сразу до «Коломенской».
А ведь совсем недавно не было этой станции — помните, друзья? А был после «Автозаводской» огромный открытый перегон, шел поезд над какими-то грузовыми дворами, хозяйственными ангарами, из окон были видны то крыши «Икарусов» в автобусном парке, то памятник военному «ЗИСу» у здания какой-то заводской автоколонны. А потом поезд взъезжал на мост, и была у детей юга Москвы такая традиция: висеть на окнах и кричать: «Дельфины, дельфины!» Не удержался, попробовал и сейчас; оказалось, многие — особенно дети — до сих пор верят. А остальные смеются.
Царский проспект
Проспект Андропова, на который выходишь из метро (рядом с новым зданием МХАТа — Олег Табаков, царствие ему небесное, успел его в свое время «пробить» и заложить, а вот до официального открытия не дожил), когда-то назывался Пролетарским. В этом была, как говорили в фильме «Покровские ворота», начиночка: хорош Пролетарский проспект, ведущий от одной старинной царской резиденции (Коломенского) к другой (Царицыно — правда, не состоявшейся, но это уже нюансы)! Сейчас этот шедевр красного остроумия несколько развалился: пока мы идем вдоль яблоневых садов Коломенского, мы идем по проспекту Андропова, а за Каширским шоссе проспект вновь становится Пролетарским. Задержаться в Коломенском — где с одной стороны сады, а с другой еще кое-где поля, хотя и разбавленные АЗС, больницами и жилыми домами — хочется, особенно в хорошую погоду: дальше-то начинаются уже вполне «пролетарские», позднесоветские спальные районы. И, пожалуй, тут стоит снова оседлать городской транспорт: «прыжок» — и вот уже мы преодолели не только Каширское шоссе, но и несколько скучных кварталов около «Кантемировской» и оказались около Царицынского парка. По правую сторону от Липецкой улицы тут уже начинается Бирюлево и чувствуется дыхание МКАДа, а по левую — тропинки, ведущие к парку и музею-заповеднику.
Больше десяти лет назад — а кажется, еще в доисторическую эпоху — тут были нестриженые кусты, и мокрая, доживающая октябрьская трава, и темный моросящий вечер; и зеленая деревянная двухэтажка, какие принято презрительно называть бараками, гостеприимно светилась желтыми лампочками накаливания. На втором этаже была обычная коммунальная жизнь с детскими колясками, кастрюлями и кошками, а на первом была особая — музейная комната. Дом этот называли — «дача Муромцева», и в своей основе невзрачное строение было действительно дачей Сергея Андреевича Муромцева, председателя I Государственной думы и дяди Веры Муромцевой — супруги Ивана Бунина. Так что Бунин здесь, безусловно, бывал, а полвека спустя в этом же царицынском доме жил Венедикт Ерофеев и еще некоторые писатели и художники. Музей всего этого — а также деревянного дачного Царицына, от которого только этот домик и остался — открыли осенью 2009 года. И до глубокой ночи в день открытия читали стихи и отрывки из «Петушков», сначала на крыльце, потом — в тепле и уюте музейной комнаты.
«Дача Муромцева» сгорела в новогодние каникулы 2010 года. Остаток зимы ушел на то, чтобы спасти чудом недосгоревшие музейные вещи, а на длинные выходные 8 марта — почему все такие дела у нас делаются на праздники? — приехал экскаватор и сровнял все с землей. Сейчас там самая обычная площадка для техники — о доме ничего не напоминает.
...Дальше — снова зеленая зона слева, Бирюлевский дендропарк. Если погода хорошая, то, пожалуй, именно здесь — на природе — и можно завершать длинную прогулку по новому южному «лучу» Москвы. Хотя, конечно, можно повернуть и направо, пройтись по бирюлевским кварталам, где мало что изменилось с девяностых. Если нужно показать настоящую Москву зарубежному другу (уже смешно, да, пандемия, но ведь кончится же это когда-нибудь?) — покажите и Бирюлево с его 12-этажками, старыми «Жигулями» у подъездов и всем вот этим.
Повторюсь: никогда не проектировавшийся как парадная магистраль, а скорее выполнявший хозяйственно-транспортные обязанности, этот «луч» от Таганки до Царицына и сейчас не выглядит цельным ансамблем. Это не «фрак» Москвы, но скорее — разгрузочная жилетка со множеством карманов, в каждый из которых при желании можно заглянуть.
Стоит ли сейчас гулять здесь? Пожалуй, придется сказать так: прогулка возможна, но до окончательной реконструкции пешеходных зон она не доставит удовольствия. А можно ли реконструировать все узкие места и развязки так, чтобы было красиво и приятно — сомнительно, ох сомнительно. Зато если вы, скажем, живете в Бирюлеве, а работаете в центре, — можно посоветовать хотя бы иногда ехать не на метро, а на автобусе. И выходить почаще, открывая один за другим эти самые московские «кармашки». И лучше понимать наш город. И может быть, даже крепче любить.
