Отгремел салют из тысячи орудий в честь Победы 9 мая 1945 года. Ночи войны сменила первая ночь мира, полная света, огня и звуков. Европа не спала. Это был праздник всей земли, исстрадавшейся за годы сражений.
У нашего народа были особые права в те майские дни: никто не сделал столько для разгрома фашизма, как Советский Союз. Страна начала готовиться к тому, чтобы торжественно отметить окончание войны. В Москве, на Красной площади, Сталин решил провести Парад Победы, какого еще никто не видывал.
Для подготовки парада Генеральный штаб запросил два месяца. Ему был дан месяц. Казалось невозможным в столь сжатые сроки закончить все приготовления. Но в годы войны не раз бывало так: то, что выглядело невозможным, становилось реальностью. Предстояло перебросить в Москву десятки тысяч участников парада, множество боевой техники; требовалось пошить свыше 10 тысяч парадных мундиров.
Парад Победы был назначен на 24 июня 1945 года. Все командующие фронтами получили директиву, где предписывалось: «Для участия в параде в Москве в честь Победы над Германией выделить от фронта сводный полк».
Полк должен был состоять из 1059 солдат и офицеров и десяти человек запасных. Это особый полк. Впереди него должен был идти командующий фронтом — маршал или генерал армии.
«Сводному полку, — значилось в директиве, — прибыть в Москву 10 июня с.г., имея при себе тридцать шесть боевых знамен наиболее отличившихся в боях соединений и частей фронта и все захваченные в боях войсками фронта боевые знамена соединений и частей противника, независимо от количества».
Те самые знамена, которые фашистские головорезы мечтали пронести по Красной площади, в бесчисленном количестве везли в Москву как трофеи. Их оказалось так много, что выносить все не имело смысла. Отобрали 200 знамен, и среди них — штандарт Адольфа Гитлера.
С особыми почестями доставили в Москву знамя Победы. Его сопровождали из Берлина те, кто водрузил знамя над Рейхстагом.
«Личный состав для участия в параде отобрать из числа бойцов и офицеров, наиболее отличившихся в боях и имеющих боевые ордена», — указывалось в директиве. Выполнить это условие оказалось трудно, так как на каждом фронте таких воинов насчитывалась не одна, а много тысяч.
Вся грудь сержанта разведчика-артиллериста Ивана Лядова к концу войны была в орденах и медалях. Приехавший из штаба дивизии генерал, взглянув на него, сказал: «По наградам хорош, а ростом, боюсь, маловат». Иван решил пойти на военную хитрость и перед тем, как подойти к планке ростомера, просунул в сапоги, под пятки, подвернувшуюся бумагу. Планка, установленная на высоте 173 сантиметра, оказалась чуть ниже лба… Годен!
Вскоре вместе с полком 1-го Белорусского фронта Иван Лядов, водрузивший красный флаг на стене Рейхстага, мчался к Москве. На каждой большой станции ждал оркестр. Первыми возвращались домой с победой участники парада…
Эшелоны стремились к столице с севера, юга, запада — со всех десяти фронтов, протянувшихся от Ледовитого океана до Черного моря. С Балтики, из Одессы, Севастополя, Новороссийска, Мурманска ехали моряки. Они должны были пройти по Красной площади отдельным сводным полком.
Тремя эшелонами прибыли на Киевский вокзал воины 4-го Украинского фронта. Быстро выгрузились из вагонов, построились и двинулись на Красную Пресню. Полк шел через Бородинский мост и пел любимую песню фронта:
Мы солдаты Сталинграда,
Мы карпатские орлы,
Наша честь и наша слава
В жарких битвах рождены!
В строю полка шли 77 Героев Советского Союза, но каждый в его шеренгах был герой.
Не такой ликующей запомнил Москву командующий фронтом генерал армии Андрей Иванович Еременко, увидевший ее в октябре 1941 года через окно санитарной машины, когда, тяжело раненного, его везли в московский госпиталь. Москву предстояло отстоять в смертельном бою. Боль за судьбу столицы была сильнее физической боли.
Каждый полк, прибывший в Москву, в каком бы районе он ни располагался, чувствовал постоянную заботу москвичей. Заводы и фабрики, институты и школы поделились с фронтовиками всем, чем могли, согрели бойцов теплом своих сердец. Не было на улицах в те дни желаннее человека, чем боец в солдатской гимнастерке.
За две недели до начала парада предстояло тренироваться в хождении строем. Солдаты отвыкли от церемониального шага: в атаку они бросались бегом…
Подготовка к параду шла полным ходом на поле Центрального аэродрома, где в первые годы революции проходили смотры Красной Армии. Не было окончательно решено, кто будет принимать парад, кто — командовать парадом.
Маршал Жуков вспоминал, что числа 18–19 июня его вызвал Верховный главнокомандующий Сталин. Он спросил, не разучился ли маршал ездить на коне. Тот ответил:
— Нет, не разучился.
— Вот что, вам придется принимать парад Победы. Командовать будет Рокоссовский.
С именами этих маршалов в памяти народа связаны главные сражения войны: оборона Москвы и Сталинградская битва, освобождение Украины, Белоруссии, штурм Берлина… Оба они когда-то служили в одной кавалерийской дивизии: Рокоссовский — командиром дивизии, а Жуков — командиром полка. Для командующего парадом подобрали вороного коня, для принимающего парад — белого.
Ночь накануне парада — коротка. В 4 утра трубачи протрубили подъем. Из ворот казарм по направлению к центру города двинулись сводные полки. От проходных заводов, фабрик, учреждений устремились к центру города праздничные колонны москвичей. Улицу Горького заполнили сотни танков. На примыкающих к ней площадях замерли орудия разных калибров, «катюши»…
На Красной площади перед Мавзолеем выстроились сводные полки. Они заняли места в таком же порядке, в каком держали линию фронта. На правом фланге — полк самого северного, Карельского фронта; на левом, напротив Спасской башни, застыл полк самого южного, 3-го Украинского.
Солнце так и не взошло в то утро над Москвой. Над головой низко проплывали тучи, и дождь напоминал бойцам о фронтовой непогоде. Но и без солнца на свету горели на груди звезды Героев, ордена и медали.
Стрелки часов приближались к десяти. На трибунах разместились, как водилось до войны, члены Центрального Комитета партии, депутаты Верховного Совета СССР. За два дня до парада они приняли закон о демобилизации старших возрастов личного состава действующей армии. Присутствовал весь дипломатический корпус. На трибуну Мавзолея поднялись Сталин, члены Политбюро, маршалы. Красная площадь бурлила и ликовала.
За три минуты до того, как куранты пробили десять ударов, маршал Жуков был на коне у Спасских ворот. Он слышал команду Рокоссовского: «Парад, смирно!» — и с десятым ударом часов вылетел на площадь.
Сводный оркестр грянул «Славься!». В наступившей тишине раздался рапорт командующего парадом:
— Товарищ Маршал Советского Союза! Войска действующей армии, Военно-Морского Флота и Московского гарнизона построены для парада!
Маршалы объезжали строй. Они видели боевые знамена, блестевшие глаза солдат, новые мундиры, на которых сверкали награды. Дождь стекал с козырьков фуражек и касок. Его никто не замечал.
В небе прогремело 50 залпов артиллерийского салюта. Гигантский оркестр из 1400 музыкантов (среди них были и трубачи, участвовавшие в параде 7 ноября 1941 года) играл с упоением. Вместе с каплями дождя по лицу музыкантов текли слезы.
Началось прохождение войск. Впереди полков шли командующие фронтами, за ними — шеренга командующих армиями. Знаменосцы несли квадратные стяги, где значились названия фронтов.
Первым начал шествие Карельский фронт, затем — Ленинградский, 1-й Прибалтийский. Их названия вызывали в памяти битвы в Заполярье, у стен Ленинграда, на берегах Балтики… Наступал черед тех, кто штурмовал Берлин, — 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов. Впереди полка своего фронта шел Маршал Советского Союза Конев.
— Это было грандиозное празднование, — рассказал мне маршал. — Оно останется в моей памяти и памяти потомков. До парада в Кремле мне были вручены орден Победы и вторая Золотая Звезда Героя Советского Союза. И вот наступил парад: в дни войны разговоров о таком параде не возникало. После него состоялся прием в Кремле.
Впереди бойцов, взявших неприступную крепость Восточной Пруссии — Кенигсберг, шел Маршал Советского Союза Александр Михайлович Василевский.
— В моей жизни, — вспоминал он, — это самый памятный парад. Полк мы готовили вместе с его командиром — тогда генералом, позднее маршалом Кошевым. Во время войны этим делом заниматься мне не приходилось… Кроме подготовки к параду меня тогда как заместителя наркома обороны занимала подготовка к дальневосточной операции. После прохождения полка я, как и другие командующие, поднялся на трибуну Мавзолея Ленина…
Когда по площади прошли сводные полки действующей армии, вдруг смолк тысячетрубный оркестр. Внезапную тишину взорвала дробь барабанов.
К Мавзолею двинулась рота. Шли десять рядов солдат по двадцать человек в каждом. В руках они держали древки со знаменами — так, что их полотнища касались земли. Они словно подметали камни Красной площади. Это были поверженные знамена разгромленной фашистской армии. Их несли победители, чтобы бросить на свалку истории.
Били барабаны. Солдаты бросили на два деревянных помоста двести фашистских знамен. Первым пал штандарт Адольфа Гитлера, и вскоре его погребла груда флагов с черной свастикой. Они казались разрубленными щупальцами гигантского паука…
То была кульминация Парада Победы.
Вновь загремели трубы. Начался марш войск Московского гарнизона, чьи солдаты в 41-м защищали Москву. Мимо трибун шли слушатели военных академий, училищ, суворовцы.
Правофланговым в шеренге Академии имени Фрунзе шел Павел Жилин. Он начал войну солдатом, мирная профессия его — экономист. Воевал на Западном фронте. Сражался в окопах под Смоленском. Спустя четверть века после парада генерал-лейтенант Павел Андреевич Жилин, директор Института военной истории, член-корреспондент Академии наук СССР, мне рассказал:
— Русский народ за годы свой истории познал радость многих побед. Звоном колоколов по всей Руси отметили победу над Наполеоном. Таких побед, как наша победа в Великой Отечественной войне, ни один народ не переживал. Мы сокрушили самого сильного, самого злобного врага, какого знало человечество. Парад Победы явился итогом всей беспримерной войны, которую вел советский народ…
Прошла пехота. За ней пронеслись конники. На Красной площади начался марш техники. Двигались зенитчики, «катюши», орудия разных калибров, бронемашины. Заключали парад быстроходные и самоходные орудия, танки, прошедшие по полям Европы.
Два часа длился парад. Два часа шел дождь, поэтому над Москвой не пролетели боевые самолеты. По той же причине отменили демонстрацию москвичей.
Наступил вечер, и народ вновь вышел на улицы. Никто не сидел дома. В 11 часов небо Москвы озарили вспышки огней: начался грандиозный фейерверк. Вверху, над облаками, парили 500 аэростатов, которые в годы войны преграждали самолетам путь к столице. В тот вечер каждые 20 секунд сыпалось на землю с аэростатов 50 тысяч ракет. С земли поднималось при каждом залпе 22 тысячи ракет.
Небо освещали 1200 прожекторов, чьи лучи горели всеми цветами радуги. Они то склонялись над Кремлем, то вздымались в небо. Прожекторы образовали пять колец, которые отражали кольцевую структуру города. Первое кольцо света поднималось вокруг Кремля, второе — по бульварам, третье — вокруг Садового кольца, четвертое — у вокзалов и пятое — по Окружной железной дороге. Над городом реяли в лучах света красные знамена.
Когда погасли огни ракет, сверху с аэростатов полились звуки. Гигантские громкоговорители транслировали музыку. Весь город пел и танцевал. Ночь в Москве так и не наступила.
