Цикл смертей от COVID-19 среди духовенства открыл неделю назад настоятель Елоховского собора отец Александр Агейкин — он скончался во вторник, 21 апреля, из-за осложнений коронавирусной инфекции. Три дня спустя — протоиерей Владимир Верига, служивший в Покровском женском монастыре города Хотьково. В субботу, 25 апреля, умер протодиакон Елоховского собора Евгений Трофимов — он служил вместе с Агейкиным. Вечером в воскресенье скончался епископ Железногорский и Льговский Вениамин.
Управляющий делами Московской патриархии митрополит Воскресенский Дионисий по совету врачей принял решение пройти курс лечения в стационаре в связи с подтверждением у него диагноза коронавирусная инфекция в начальной стадии.
Кроме того, регулярно появляются сообщения о массовых заражениях в монастырях и семинариях: многочисленные инфицированные в Троице-Сергиевой лавре, в Новоспасском монастыре в Москве, в Московской духовной академии.
Ранее в интервью «Московскому комсомольцу» скончавшийся отец Александр Агейкин говорил, что во время исповеди священники надевают маски, но во время службы остаются без них — следовательно, подвергаются риску заражения от прихожан. Сейчас, напомним, все храмы Москвы закрыты, службы проводятся без присутствия верующих, однако остается вопрос: почему маски нельзя носить постоянно?
— Пример отца Александра Агейкина, скончавшегося от коронавирусной инфекции, очень показателен. Сейчас мы можем понять, что произошло с ним: кто-то из прихожан счел для себя возможным приходить в храм нездоровым и добиваться прямого общения со священником. Это недопустимо, но сейчас это и запрещено, — рассказал корреспонденту «МК» отец Филипп Ильяшенко. — Мы тяжело переживаем его смерть, однако это горе позволило нам сформулировать то, что давно было нужно: мы служим раздельно. Мы не собираемся большими кучами. Мы больше не стоим лицом к лицу. Мы непрерывно дезинфицируем весь храм, проветриваем до и после службы. Что касается ношения масок, тот тут ответ достаточно простой: маска нужна, когда много людей рядом. Сейчас мы перешли на другую практику служб: около алтаря остается совсем мало людей. Алтари — большие пространства, там нет необходимости сокращать социальную дистанцию. Мы прекратили обниматься и целоваться, все можно сделать на расстоянии вытянутой руки.
Также отец Филипп Ильяшенко добавил, что новые правила коснулись и исповедей. С началом распространения коронавирусной инфекции священники перешли к другой практике — попросили прихожан писать записки и посылать свои исповеди по электронной почте, а потом священник читает молитву лично. Это можно сделать в храме, на безопасной дистанции. Ну а что касается выездов на исповеди, причащение и соборование на дом к больным людям — как ранее писал «МК», РПЦ составила целую инструкцию на такой случай — священники используют респиратор, у которого высокая степень защита, а также защитные костюмы.
Впрочем, есть и исключения — на пасхальной службе в одном из астраханских храмов священники потрудились сделать себе специальные маски красного цвета — в тон облачению.
Следующий вопрос — окладистые бороды, которые носит большинство представителей духовенства. Не секрет, что во время эпидемии борода может служить как «рассадником» инфекции, так и препятствием против плотного прилегания маски или респиратора, если священник надевает их перед визитом к больному. Так ли необходимо сохранять бороды? Как объясняют представители духовенства, этот вопрос в современной Церкви никак не регламентируется — последнее упоминание о бородах было зафиксировано в Стоглавом соборе 1551 года, принятом во времена Ивана Грозного. Там сказано: «Аще кто браду бриет и представится таковой, не достоитъ надъ нимъ служити ни сорокоустия пети, ни просвиры, ни свещи по немъ въ Церквах, съ неверными да причтется, отъ еретик бо се навыкоша. Постризало да не взыдетъ на браду вашу, себо мерзко есть пред Богомъ». Если проще — брадобритие есть бесовщина, не подобающая священнику православной церкви.
То же касалось и стрижки волос — священник, согласно традициям времен Ивана Грозного, должен был носить не только бороду, но и длинные волосы.
Однако в современном мире это регламентируется скорее традицией, уходящей корнями в глубину веков, а не какими-либо документами. Поэтому можно сказать, что сбривание бороды из-за риска распространения инфекции во время пандемии не будет считаться страшным грехом — и на этот шаг вполне можно пойти.
Кстати, в истории России был эпизод, когда священники попробовали брить бороды — не все, а так называемые «обновленцы» в 1920-е годы. Этот сюжет упомянули Ильф и Петров на первых страницах романах «Двенадцать стульев»: когда отец Фёдор, прибежав домой, начал состригать бороду, а жена спросила его с ужасом: «Неужели, Феденька, ты к обновленцам перейти собрался?» Впрочем, обновленцы запомнились не только бритыми бородами, но и исключительной лояльностью советской власти.
