Станция метро «Саларьево», конечная. Поезд дальше не идет, просьба выйти из вагонов — в чистое поле, к стройке гигантского торгового центра и стадам автобусов. Цивилизация: за последние годы штурм автобусов «лавой» сменился на чинные очереди. Усталые женщины. Бородатые парни в наушниках. Вот мужчина лет сорока в офисном костюме. Почти все прикрывают глаза: вечер, спать хочется.
Очередной подошедший в очередь пассажир мгновенно расчищает вокруг себя жизненное пространство. Согнутый в три погибели мужчина неопределенного возраста с многодневной щетиной, железными зубами, двумя мусорного вида мешками, связанными воедино и перекинутыми через левое плечо. Дамы и мужчина в костюме автоматически начинают водить носом — но нет, ничем плохим не пахнет.
— Этот? Да что ты, этот не наш, — улыбается, глядя на странного персонажа, Михаил. Уличный музыкант, талантливый фотограф и, разумеется, поэт. А еще — нелегал, он же сквоттер: Михаил один из тех сотен (может быть, уже тысяч? никто не считал, врать не будем) людей, которые живут в нераскупленных квартирах в Новой Москве. Живут просто так, без регистрации, аренды и тем более собственности. Пока не выгонят.
Люди в черном
И правда: согнутый под тяжестью помойных мешков мужчина выходит за Внуково — там, по левую сторону от шоссе, вполне в рамках Новой Москвы, начинаются настоящие деревни. Совы не те, чем кажутся: не бездомный, не пьяница, просто пожилой деревенский человек. Шутил еще с половиной маршрутки, веселый. Но не похожий на других. Сквоттерам такая внешность, говорит Михаил, противопоказана. Чем больше сливаешься с ландшафтом, тем лучше.
— Я всегда носил косуху, — рассказывает сквоттер, пока мы идем от остановки. Идти до одного из новых, только заселяемых кварталов долго (предупреждали сразу, оказалось, 40 минут быстрым шагом). — В путягу в ней ходил, в институт два года. Пел в ней. Но сейчас — видишь, как одет? Здесь выделяться не надо, такой народ.
Одет Михаил просто и незаметно — как всех нас учили одеваться для прогулки вечером по опасным районам. Черная майка, джинсы, легкая куртка. Единственный «контрастный элемент» — большая надпись Manowar на майке. Тут же вспоминаю поездки на машине по пустынным дорогам: именно так одеты те люди, которые как будто из ниоткуда бросаются прямо под колеса.
Нас обгоняет одна, другая машина. У глубоких луж не тормозят — уворачивайся на свой страх и риск, пешеход. Проехала полицейская машина — чуть притормозив, но не проявив никакого интереса. Идут себе люди с работы и идут. Через полкилометра, впрочем, остановились — как раз минут на 15, в самый раз, чтобы полицейских догнать. Оказалось, взяли в оборот пятерых восточных ребят-строителей: стоят, опрашивают, проверяют документы. Уходим в тень от фонарей — благо уже совершенно стемнело. Вот за этим и нужна темная одежда.
В 25-этажках, к которым мы подходим, кое-где горит свет. Но именно что кое-где: на взгляд «рабочих» окон примерно четверть. «Видишь, окна без штор, а на потолке голая лампочка? — показывает Михаил. — Это либо сквоттеры, как мы, либо бригада ремонт делает. По сути, тоже живут без документов. А вот там окно простыней занавешено, смотри! Это точно наши. Уют подручными средствами».
А вот те окна, что с настоящими шторами, — скорее всего, купленные квартиры. Но таких в 10 с лишним часов вечера в новом жилом комплексе — всего-ничего. «Человейник» пока почти необитаем, и только четкие линии освещенных окон в подъездах создают какую-то сетку координат.
Лучше, чем хостел
На третий этаж — по лестнице, лифт в этом подъезде включают только по заявкам владельцев. А владельцев-то пока и нет никого: продажи начались с противоположного конца корпуса, да пока так и не раскочегарились. Запахи — волшебный коктейль из цемента, влажности и свежей недорогой краски. Кто делал ремонт — такого не забудет.
— На высоких этажах — десятый, пятнадцатый, двадцатый — спокойнее, некоторые живут там, — рассказывает Михаил. — Но мне, честно говоря, просто лень. Плюс есть некоторые проблемы со здоровьем... Неважно. В общем, не хочу ходить по лестнице наверх. Поэтому живу на третьем.
Как ни странно, у сквоттеров есть ключ. Михаил вставляет его в замочную скважину, и мы проходим внутрь. Оказалось, стандартные технологические двери, которые почти все новоселы тут же заменяют на металлические, выбивают только один раз, при первичном заселении. А потом аккуратно вправляют замок и заменяют личинку на собственную. Вроде как все в порядке, люди живут.
— Майк, ты? — Из комнаты выходит человек-гора: огромный бородатый парень, тоже в «металлической» черной майке. — Андрей, системный администратор, очень приятно.
Квартирка состоит из двух комнат, санузла и кухни. В комнатах — сумки и рюкзаки с «оперативным запасом» вещей. И Андрей, и Михаил говорят, что все это — сквоттерство — штука временная. Вот только надо устроиться на новую работу (Михаилу) или дождаться, когда освободится выбранная для съема квартира внутри МКАД (Андрею).
— Ну, тут стремно немного, конечно. — Андрей разливает чай из старенького пластикового электрочайника. — Но зато вот живем здесь, два адекватных человека. Других вариантов без денег особо нет.
Михаил до того, как стать сквоттером, пробовал после очередной потери работы жить в хостеле. Ну знаете, обычные «бабушкины» квартиры, в которых вместо нормального ремонта ставят нары и заселяют по 4–10 человек в комнату. Но выжил там всего два месяца (а здесь успешно живет уже четыре). Потому что «атмосфера» и «контингент» совершенно не для слабых духом.
— Не был в тюрьме, но, думаю, там примерно так и есть. — Михаил прихлебывает чай из жестяной кружки в цветочек, 20 лет назад такие вышли из моды, а теперь вновь остроактуальны. — Смотрящий в «хате» следит, чтобы все было тихо-ровно, но если ты себя не «поставишь» чисто физически, будут издеваться. Я попал в «хату» с дружной компанией из пятерых узбеков-коммунальщиков, они попытались скинуть на меня всю уборку в квартире. Загадили все, на намеки и прямые просьбы — типа, сегодня твоя очередь — не реагировали, только смеялись. Я что, лох, за всех убирать?
С чистотой в сквоте, ну, как сказать: хозяйки тут явно не хватает. Впрочем, ведь и ремонта тоже нет. В туалете — минималистичный унитаз и раковина-рукомойник. Люстры — буржуазное излишество. Шторы — тоже (если окна затянуты простынками, то в квартире наверняка есть женщины, рассказывают ребята. Народная примета!). Стол на кухне, как и стулья, — с помойки. Холодильник — автомобильный, какие продаются в супермаркетах. В холодильнике колбасный сыр и ветчина, хлеб на завтрак лежит на столе.
— Живем как хипстеры, — смеется Андрей. — Закупки свежих продуктов каждый день, никаких покупок по субботам.
Еще из хипстерского обихода — рюкзаки и электрогитара с комбиком Михаила. Впрочем, ну какие хипстеры — скорее, неформалы из 90-х. Разговор за чаем потихоньку клонится к теме «а вот был случай» — выясняется, что оба парня к своим 35 и 38 годам успели много где поработать — да не построили карьеры, пожить семейной жизнью — да развелись (Михаил даже дважды). Много где были, много чего видели, а сидят вот здесь — на временной точке без прав и документов, в чужой (чьей, кстати, — неизвестно) квартире. Внутри жизни — и вне ее одновременно. Люди Шредингера, невидимые для обычного мира.
— А такси, кстати, сюда не ходит! — Андрей замечает в моих руках телефон, при помощи которого я собираюсь вызвать машину. — Утром другое дело, а сейчас можешь хоть полчаса ждать — никто заказ не возьмет. Темно, непонятно.
Приходится устраиваться на ночь прямо на кухне — между гитарным комбиком и столом, на туристической «пенке» (их у Михаила с запасом), подложив под голову туристическое же накладное сиденье. А вот в качестве одеяла прекрасно подошла та самая косуха, про которую так много рассказывал Михаил. Тяжелая куртка успокаивает. В подъезде (тут, как рассказывают Михаил и Андрей, около десятка квартир-сквотов — впрочем, с соседями-нелегалами они не общаются) — мертвая тишина. То ли хорошая звукоизоляция, то ли и правда все тихо.
Куда смотрит полиция
Утром, попрощавшись с Андреем и Михаилом, выхожу во двор. Благоустройства — в смысле, хотя бы детской площадки, скамеек, магазинов — совершенно никакого. Стройка только что закончилась. За территорией комплекса — дорога и другие новостройки на горизонте. И все-таки вокруг домов — одни машины: хозяева купленных квартир, прорабы и работники, такие же сквоттеры — без автомобиля здесь делать, по сути, нечего. Эх, не захотел Андрей спускаться и заводить свою старую «Ниву» — ну да что уж там, в таких условиях не до гостеприимства, спасибо и за ночлег.
Всего час с небольшим (пешком, потом на автобусе) — и я в межмуниципальном ОВД «Московский», которое контролирует изрядный кусок Новой Москвы. Разумеется, не для того, чтобы «сообщить куда следует»: это было бы черной неблагодарностью. Но все же хочется понять, почему полиция (которая ну наверняка знает об этом) ничего не делает.
— Вы владелец квартиры? Нет? Ну а тогда какое вы имеете отношение к этой жилплощади? — Лицо старшего лейтенанта, выходящего из дежурной части, не слишком довольно. — Если к нам обращается владелец квартиры, в которой живут неопознанные незарегистрированные граждане, мы принимаем меры. Или застройщик может обратиться — но пока не обращался.
Иными словами, если вы купили квартиру, а при заселении обнаружили там сюрприз в виде сквоттеров, — обратитесь, господа покупатели, в полицию, она их выгонит. Потом поставьте железную дверь, как приличные люди, и живите на здоровье. Хорошо еще, что так, — бывают варианты более сложные, когда собственность на квартиру приходится доказывать по суду. Но не в нашем районе — а, скажем, на юге Франции: залезут в дом, поставят свой замок, а полиции показывают липовый договор аренды. Судись, владелец, пока в твоем доме живет непонятно кто.
— У нас в группе риска по этой части не новостройки, а как раз старый фонд, — рассказывает «МК» Владимир Рязанский, эксперт-методист по информатизации ЖКХ. — Если с квартирой 20 лет не проводили никаких операций, то бумажные свидетельства о собственности не играют роли — главное, чтобы владелец квартиры был обозначен в реестре собственников. Если мошенники успели внести изменения в реестр до того, как туда обратился законный владелец, может оказаться, что с точки зрения закона квартира уже принадлежит не ему. Восстанавливать справедливость приходится опять же через суд, дорого и долго.
Сквоты как аттракцион
С одной стороны, жить в чужой квартире, просто выбив ногой хлипкую дверь и поставив свой замок, — это же нехорошо, незаконно, да? С другой — а кому именно наносят ущерб вот эти конкретные Михаил и Андрей? Вроде бы никому. Абстрактно — застройщику, владельцу непроданных квартир. Конкретно — коммунальщикам и управляющей компании, которая какой-никакой «черный» расход воды и электричества расписывает поровну на всех, кто платит по счетчикам, то есть уже заселился. То есть все-таки легальным временным соседям.
— Сквоттинг существует и в первом, и в третьем мире, — рассказывает «МК» урбанист Петр Иванов. — При этом сквоттинг первого мира более идейный, чем экономический, а у нас дело куда больше напоминает ситуацию в Турции, Бразилии — те самые знаменитые фавелы. Сквоты — территория бедствующих людей, а не леваков, как в Европе. В России обилие бедных людей — в том числе испытывающих временные трудности — накладывается на проблемы нашего девелопмента, на обилие непроданных квартир в многоэтажках вдали от оживленных районов.
Главный недостаток сквоттинга с точки зрения развития города — это то, что сквоттеры не являются собственниками или арендаторами жилья, отмечает Иванов. Нелегальные жители не платят на содержание здания, отчего оно естественным образом деградирует. Правовой статус сквоттера также непонятен. Это провоцирует различные незаконные практики, возникает своего рода «слепое пятно» в управлении городом.
— Но есть и плюсы, — отмечает урбанист. — Сквоты по своей сути — это территория свободы. По выражению современного социального географа Найджела Трифта, в сквотах происходит «бегство к свободе». Там, чуть в стороне от зарегулированного традиционного города, может идти бурная жизнь — развивается левая культура, философия, музыка.
На Западе владельцы пустующей недвижимости иногда пытаются «возглавить» процесс, понимая, что полностью избежать сквоттинга не удастся. Для этого подыскиваются специальные квартиросъемщики — «гардианы», рассказывает Иванов. Условия аренды у них крайне льготные — но взамен они несут обязательства держать активность сквоттеров под контролем, развивать приятные формы жизни и противостоять преступности.
— В наших условиях этим могли бы заняться сами застройщики, — предлагает Петр Иванов. — Ведь наличие в доме квартир, где живут те же музыканты, творческие люди, — не понижает, а даже повышает цену недвижимости. Надо только придать сквоттингу управляемые и культурные формы. Тогда из нарождающегося гетто можно сделать аттракцион!
И все бы хорошо — но никакого сообщества из сквоттеров в незаселенных новостройках, судя по всему, не получается. Атомизация настигает и здесь — каждый выживает в одиночку, а выходить на свет побаивается. Тем более что почти все попавшие в такую ситуацию — как Михаил и Андрей, потому и отказавшиеся назвать фамилии, — продолжают верить, что их неудачи всего лишь на время.
