Так вот этот дом сейчас реконструируют. Приспосабливают, как это говорится в законе о культурном наследии, для современного использования. А как приспосабливают? Берут вентилируемый фасад (в просторечье — плитку) и обшивают сплошным ковром. Атланты там, лепнина, штукатурка — какая разница. Атлантов, говорят, даже спилили, чтобы плитку не вспучивало.
«Варварство!» — кричат любители старой Москвы. Как можно не понимать красоту и ценность старой лепнины и заменять ее дешевой плиткой? Чистая правда, кстати, — причем реставрировать этот дом (как и сотни других в одной Москве) правильно и хорошо не только по эстетическим и историческим соображениям, но и ради чистой экономики. Элементарно, дом с атлантами, аутентичными дверями-окнами и покрытый качественной штукатуркой выглядит и стоит дороже — намного дороже! — чем забранный в плитку. Отель там собираются делать? Ну так отель в отреставрированном историческом здании может брать с постояльцев за сутки больше, чем покрытый безликой плиткой.
«А вы посчитайте! — парируют строители этого и всех подобных объектов. — Умники, эстеты, а ни одного объекта небось за всю жизнь не сдали. Иначе бы знали, что реставрация (да даже капитальный ремонт — чтобы не начинать разговор о цене, которую берут за проект аккредитованные в Минкультуры реставраторы) — это дорого и долго. Долго и дорого. А главное — нетехнологично. С плиткой все ясно: есть поставщик, есть бригада, есть понятные сроки и цены. А сколько будет длиться реставрация с оштукатуриванием — непонятно. А отель нужен уже вот-вот, на носу чемпионат по футболу. Это памятник? Нет! Это музей? Нет! Ну вот и не надо тут про наследие. Нам работать пора».
И это все не только московская история. Кто имеет дачу или хотя бы часто выезжает за пределы Москвы, тот знает: русская деревня, еще 20 лет назад бывшая царством бревенчатых срубов, теса и наличников, сейчас превратилась в империю сайдинга. Это удобнейший недорогой отделочный материал: обшил им фасад — и не надо красить каждые два-три года, и не надо конопатить щели. Тепло, быстро, технологично. Разумеется, все хозяева деревенских домов — кто в трудоспособном возрасте, живет в доме постоянно и не имеет эстетических заморочек — сайдинг оценили. Теперь если мы видим частный сельский дом без сайдинга — то можно предполагать, что там живут или старики («не надо мне этого, помру — обошьешь!»), или люди, у которых художественный вкус сильнее хозяйственного мышления.
Тес, наличники в деревне — красиво (как в городе — штукатурка и атланты). Вентилируемый фасад или сайдинг — уродливо, но практично. Большинство из нас, выбирая между красотой и практичностью (совместить нельзя!), выберет второе. Если вы, лично вы выбираете красоту и ради этого готовы мириться с очень серьезными дополнительными затратами — поздравляю, как пишут в интернет-тестах, вы из очень продвинутого меньшинства.
Быть в таком меньшинстве на самом деле — прекрасно. Но трудно. Вот, скажем, в Печатниковом переулке у Трубной площади стоит маленький домик с очень пышным скульптурным убранством (дом 7). Народное название — «дом с кариатидами»: владелец дома, специалист по лепнине Петр Сысоев, в самом конце XIX века сделал домик живой витриной своей продукции. К концу 2000-х годов дом пришел в совершенный упадок, ему грозил снос. Но в 2012 году здание стало первой ласточкой программы «рубль за метр»: инвесторам предлагали за свой счет отреставрировать здание и за это получить его в бесплатную аренду на 49 лет. Конкурс выиграла девелопер из Сыктывкара Жанна Шорина. Приступая к работе над особняком, она была полна оптимизма. «Я сделала не один объект в разных регионах страны, думаю, что проблем не возникнет» — так Шорина говорила сразу после победы на конкурсе. Через пару месяцев ее тон был уже не столь оптимистичным: «Я не понимала, что такое реставрация, во что я ввязываюсь». Оказалось, что мало найти знающих реставраторов и оплатить их труд — нужны еще десятки согласований, лицензий, аккредитаций. И это — даже при наличии добрых намерений — превращает реставрацию в неподъемную ни для кого (кроме государства, конечно) задачу. На одного смельчака и фанатика, ввязавшегося в этот процесс, — десять прагматиков, которые выберут сайдинг и плитку. А если под эту плитку уходит роскошный лепной фасад — то «не мы такие, жизнь такая».
Жанна Шорина довела реставрацию дома до конца. Сдала «экзамен», получив похвалы от московских властей. И умерла в январе 2014 года — через несколько месяцев после завершения работ. Таких, как она, фанатиков своего дела, влюбившихся в старые дома и вытягивающих эти дома вопреки всему, — пожалуй, несколько человек на всю Россию. Остальные предпочитают плитку и сайдинг, сайдинг и плитку. Везде — от храмов до военных частей, от деревенских домов до музеев.
И можно много говорить о загадочном русском культурном коде («деревянные избы регулярно горели, а иконы раз в сто лет записывали, вот поэтому у нас в крови вечный снос»). Можно намекать на «незрелость» или там «грубость» отечественной цивилизации — мол, жили в лесу, молились колесу, вот вам и результат. Можно говорить о чем угодно — но пока у нас «реставрация» будет означать «разорение» — ничего не поменяется. Архитектурное наследие — столь же дорогая в ремонте и неудобная в быту штука, как и антикварный буфет. Такими вещами обзаводятся, когда есть свободные деньги. Когда свободных денег нет — антиквариат деградирует или вовсе исчезает из жизни. А это значит, что хорошая реставрация вместо сайдинга у нас появится не раньше, чем обычные люди (а не государство и не олигархи) станут богаче и здоровее. Тогда, может быть, мы успеем содрать со старых домов плитку и сайдинг — и возродить красоту.
