Оказалось, что палатка, торгующая «элитными смесями», находится тут же около метро, в ряду прочих магазинчиков. Я открыла дверь под большой вывеской «Табак» и оказалась в тамбуре. Вот, как в ночных аптеках бывает: тамбур и окошко в стене. На окошке висело объявление «Стучите».
Я постучала, дверка откинулась внутрь, и я увидела голую, волосатую мужскую грудь. В глубине палатки виднелся матрас, на котором спало еще одно мужское тело. Больше из мебели или товара в палатке не было ничего.
Помахав визиткой, я решила не размениваться на «Будьте любезны, не подскажете, меня страшно интересуют кальяны» и спросила в лоб: «Есть что и почем?». Грудь почесалась такой же мохнатой рукой и ответила: «Остались только фасовки по тыще рублей». Я понимающе сказала «Ага» и уточнила: «А меня с этим не примут?». Мужик успокоил: «Я сам курю. Все безопасно и легально. Пары затяжек тебе хватит». С тем мы и попрощались. Кстати, визитку он у меня отбрал.
И вот только не надо мне говорить, что мы говорили не о наркотиках...
— Мы пытаемся бороться с такими палатками примерно с осени, — рассказал мне руководитель департамента социальных программ Союза христиан веры евангельской Александр Березовский. — Периодически мы закрашиваем на асфальте номера телефонов, «пробиваем» палатки, торгующие смесями. Мы видим, как эволюционирует наркомафия, с этим надо что-то делать, в наших реабилитационных центрах оказывается все больше людей, пострадавших от этих наркотиков. А все потому что культура курения кальяна пропагандируется как новая, креативная и совершенно легальная. А популярность этих смесей растет еще и связи с запретом свободной продажи кодеиносодержащих лекарств...
Действительно, ощущения, что солей в стране продают меньше, нет. Наоборот. А кроме пятидесятников телефоны на асфальте не закрашивают ни дворники, ни сотрудники управ. Интересно, а если вместо «Спайс» писать «Героин», тоже никто реагировать не будет? Очевидно, будет, потому что все упирается в вопрос — что считать наркотиком. На сегодняшний день «соли» и «смеси для курения» являются одним из самых опасных веществ с точки зрения последствий для головы. Все это понимают, но поделать практически ничего не могут: они становятся наркотиками только после внесения в соответствующие списки. А происходит это медленно.
— Мы постоянно проводим контрольные закупки, постоянно выявляем продавцов, — пожаловался мне сотрудник ФСКН Москвы, который работает не в кабинете, а «в поле». — И довольно часто обнаруженное вещество пока не входит в перечень запрещенных. Мы просим скорее его туда внести, но все где-то тормозится. А нам потом приходится извиняться перед задержанными...
— Осенью мы хотим созвать общественные слушания, позвать представителей ФСКН, Минздрава, Роспотребдзора, таможни, — говорит Александр Березовский. — И послушать — кто как видит ситуацию, кто в чем недорабатывает, почему так долго вносятся вещества в список запрещенных. Ну и какие-то конкретные предложения услышать. Потому что когда нет движения на федеральном уровне, работать трудно. Получается, как будто в одиночку борешься...
Но, честно говоря, я им благодарна даже за то, что телефоны закрашивают. Хоть кому-то это глаза режет. Хоть кому-то не все равно.
