В конце сентября 2020 года у «Лахта-центра» к берегу Финского залива прибило мешок с расчлененным телом. Чуть ранее, 23 сентября, суд в Ленобласти отправил под арест петербургского актера Юрия Яновского: его подозревают в убийстве и расчленении 24-летнего трансгендера из Узбекистана. Труп молодого мужчины 15 июня обнаружил в реке Мга в Ленобласти местный школьник. Идентифицировать личность убитого удалось по грудным имплантам.
В конце июля в самом центре, на Невском, в квартире рэпера Энди Картрайта нашли части его тела. В убийстве подозревают его жену Марину Кохал — женщина признается, что расчленила супруга. От чего мужчина все-таки умер — до сих пор не ясно. А буквально за пару дней до истории с Картрайтом у дома на проспекте Художников нашли туловище женщины. Как выяснилось, ее убил супруг. Другие останки он сложил в чемодан.
Что происходит — почему в Петербурге убийства с расчленением стали таким обыденным явлением, «МК» спросил у криминалиста и психолога. О богатой традиции петербургских расчленений нам рассказал эксперт-криминалист главного управления криминалистики СК РФ Дмитрий Кирюхин.
Это началось примерно с 2016-17 годов, статистику можно поднять, — вспоминает эксперт. — Когда три мужа подряд с разницей в три-четыре месяца убивали своих жен, членили, вывозили, а потом поднимали огромную шумиху в прессе: «Пропала жена, помогите найти!», волонтеры работали…
С этого и повелось: как только пропадала жена и был громкий шум по этому поводу — значит, сто процентов расчлененный труп. Я всегда говорю, что первая версия — в многоквартирном доме никак не избавиться от тела, кроме как порезать на мелкие части и аккуратненько вынести.
Второе — это ненависть к человеку, желание уничтожить его полностью. Это идет еще нам в наследство от наших предков-каннибалов. Такое, как правило, характерно уже для сексуальных маньяков, садистов.
Ну и бывает, что человек кого-то настолько ненавидит, что ему мало убить — нужно полностью уничтожить.
Крайние случаи — это, например, как недавно с узбеком-трансвеститом. Там целое стечение несчастных обстоятельств: бедный парень, пожелавший переменить пол, приехал в Россию, потому что в Узбекистане как в мусульманский стране это невозможно, начал здесь зарабатывать проституцией — и попал на этого человека. В итоге расчленение получилось с чувством обиды, злости, ненависти
— Можно сказать, что в Петербурге таких историй больше? Или они здесь просто на виду?
— Это все-таки больше на виду. Потому что убивают и расчленяют по всей России, но у нас пятимиллионный город плюс два миллиона приезжих. На семь миллионов статистика, конечно, больше. В Москве немного иначе за счет плотности населения: у нас все расчлененки были или в далеких спальных районах, или в глухих домах-колодцах.
— Действительно, в центре, где хорошая шумоизоляция (вспомним хоть того же Соколова и Марину Кохал — обитателей центра, где в домах почти нулевая слышимость)…
— А в Москве все же больше «человейников».
— Мы внимательно следим за делом историка Соколова, я не пропускаю заседания, очень специфический персонаж.
— Соколов, на мой взгляд, руководствовался двумя причинами. Во-первых, сокрытие, во-вторых — его подсознание так себя проявило, желание изничтожить жертву.
Психолог Агата Шапошникова, которая работает в том числе в уголовных процессах, отмечает: «Расчленение как способ сокрытия или как элемент самого преступления, конечно, специфичен и дает некоторую информацию о совершившем его лице».
— То есть сам факт выбора расчленения как способа о чем-то сообщает? Это все-таки очень жестоко и бесчеловечно — сложно представить, что у расчленителя нет особых качеств…
— В каждом конкретном случае может быть свой набор обстоятельств и характеристик. А еще — совершить убийство может одно лицо, а заниматься сокрытием трупа — другое. К тому же расчленение может состоять в разной причинно-следственной связи с причиной смерти. Например, человек умер от сердечного приступа или неудачного падения, а другой, испугавшись, решил расчленить и спрятать труп. Или расчленение может быть причиной смерти — согласитесь, все это очень разные обстоятельства, свидетельствующие о разных степенях жестокости.
Шапошникова полагает, что в Петербурге, возможно, на волне дела Соколова просто стало больше публикаций в СМИ о случаях расчленения, а больше ли их в «Расчленбурге», чем в среднем по стране, может сказать только статистика.
