Почти месяц бутырские беглецы гуляли на воле, прежде чем их задержали. Тогда вокруг этого побега возникло масса легенд. Но сам Железогло в прошлом году (когда в колонии для пожизненно осужденных «Белый лебедь» с ним встретилась обозреватель «МК») их развеял. Он поведал, как все было на самом деле.
История Железогло может отчасти объяснить мотивы дагестанских беглецов (им хоть и не дали пожизненный срок, но некоторым по приговору сидеть до 2036 года), а главное – поможет понять, как вообще они могли вырыть подкоп на глазах у других арестантов, сотрудников и под видеокамерами.
К слову, сейчас Железогло в «Белом лебеде» сидит под особым контролем (24 часа под видеонаблюдением), ни разу не нарушил режим, но все равно сотрудники вольно или невольно пребывают в напряжении - вдруг сбежит? Что, если он все эти годы вынашивает план? Вдруг он сейчас просто совершенствует мастерство а-ля Гарри Гудини?
Обратимся к самому Железогло, - как пришла ему в голову идея с подкопом?
- Инициатором был Борис Безотечество, который на воле работал на кладбище, копал могилы. На прогулке во внутреннем дворике мы нашли проволоку толстую метра полтора длиной. Тайно пронесли ее в камеру, чтобы изготовить штырь. Когда точили проволоку об пол, то неожиданно получился паз глубокий в бетоне. Прыгнули в этом месте, и пол «лопнул», под плитой - песок.
Дальше кладка известковая, штукатурка, потом кирпичи. А уже под ними трубы - это была теплотрасса в подвале. Ковыряли штырем, а все остальное руками. Песок мешали с водой и в унитаз сливали. Кирпичи, которые вытянули, выбросили вниз, в подвал.
В то время в «Бутырке» шли ремонтные работы, валялись кабели, домкраты, инструменты какие-то, журналы - видимо, их работники читали... Так что никто не заметил наших «отходов». А плита у нас так в камере и оставалась, мы ее не выкидывали. На дырку мы положили кусок решетки, сверху мешок с песком (мешок я сшил из своего белья). Ну и эту плиту.
Так что сотрудники, которые заходили каждое утро (простукивали стены, полы, потолок) ничего не замечали. Щели замазывали хозяйственным мылом.
Копали и вылазки мы делали по ночам, а днём отсыпались. Одежду мы каждый раз стирали, чтобы на ней было видно грязи. Так что ложились в мокрой, высыхала на теле. Когда уходили по лазу из камеры, на кроватях оставляли вместо себя куклы – фуфайку и брюки набили так, чтобы казалось, будто лежит человек.
Наш подкоп привел во двор СИЗО. То есть это не был путь на волю. Тогда мы продолжили петлять по подземельям, смотрели - и там можно было выходить, и там, но все это было в пределах СИЗО. Смысла не было в этом (не считая того, что мы раздобыли одежду надзирателей). Так мы бы и не выбрались, если бы не один сотрудник, который продал нам за 1000 долларов план действий при пожаре: там схема, каким камерам куда выходить. И в итоге мы смогли понять, как сделать подкоп, чтобы выбраться именно на волю...
Интересный нюанс – Железогло признался, что, когда они выбрались во двор, там их заметили осужденные отряда хозобслуги, но виду не подали, а просто отвернулись и стали смотреть в другую сторону.
По словам Железогло, побег был продуман в мельчайших деталях - за воротами должен был ждать человек с новыми паспортами, и тогда бы с документами их никто бы не нашел. Но беглецы задержались в подвалах на два дня, и человек уехал из Москвы. Так что отправились они без документов к вокзалу, там поймали машину (забавно, но подвез их сотрудник ФСБ) и отправились за город. Почти месяц жили с Куликовым в лесу (а Безотечество ухал в другую сторону). «Сдали» их брат Куликова и его сосед-дачник.
Железогло не жалеет, что совершил легендарный подкоп и побег. В конце концов, во время него ведь никто не пострадал (не был ранен ни один сотрудник или случайный прохожий).
В своем письме в редакцию (уже после публикации интервью с ним), Железогло пишет: «С первым чувством страдания, с первой болью пробуждается душа, я в этом уверен, на себе все перенес. Когда ты счастлив, ты купаешься в счастье, оно тебя не пробуждает. А изведав страдание, ты просыпаешься. У меня было именно так. Со временем осознаешь, что жизнь чрезвычайно длинная, чтобы совершить множество ошибок, и короткая для того, чтобы исправить их»
«В момент побега я был в возрасте 36 лет, полным сил. А сегодня сравним с больным стариком. Мне повезло остаться живым. Но мое нынешнее существование можно сравнить с положением человека, оказавшегося в океане, и пытающегося выторговать себе жизнь у стаи голодных акул».
Невольно напрашиваются аналогии с сегодняшними беглецами. Даже мелочи совпадают: в колонии поселка Шамхал также шел ремонт, чем и воспользовались заключенные. Но преступникам стоило бы знать: почти 100% побегов из мест лишения свободы раскрываются по горячим следам. А значит, зря они старались.
