Скандал получился громким. 13 сентября 2017 года после долгой и продолжительной борьбы авиакомпания «Трансаэро» пала под натиском кредиторов. Что и зафиксировал Арбитражный суд Санкт-Петербурга и Ленинградской области, объявив авиакомпанию банкротом. Долгов к тому моменту было накоплено на 329 миллиардов рублей, а собственные активы предприятия оценивались лишь в 67 миллиардов.
Но прежде чем авиакомпанию признали банкротом, была проведена первая процедура – наблюдение. Процедура не случайно названа в законе наблюдением, во время нее прежнее руководство компании трудится, как и прежде, на своих местах, а арбитражный управляющий проводит финансовый анализ предприятия, делает выводы, есть ли признаки преднамеренности и/или фиктивности ситуации, в которую угодило предприятие-должник, также управляющий делает вывод о том, есть ли надежда сохранить предприятие или его уже не спасти. Заниматься наблюдением в «Трансаэро» суд определил арбитражного управляющего Михаила Котова. Знающие люди уже тогда предупреждали, что в ситуации много неясного и станут искать крайних. Но вот кого назначат на роль стрелочника, даже видавшие виды эксперты предположить не могли.
6 августа нынешнего года следствие в лице Московского межрегионального следственного управления на транспорте Следственного комитета РФ установило виновного в пособничестве в растрате. Им оказался … бывший арбитражный управляющий авиакомпании Михаил Котов. 16 октября 2018 года Мещанский районный суд города Москвы отправил Котова в СИЗО-1, больше известный в народе как «Матросская тишина», сроком на два месяца. Мы специально делаем акцент на датах. Они играют важную роль в нашей истории.
По версии следствия, арбитражный управляющий Котов вступил с генеральным директором «Трансаэро» Александром Бурдиным в преступный сговор. Бурдин заключил два договора хранения имущества «Трансаэро», провел открытый конкурс по продаже части принадлежащего компании автомобильного парка, а также провел торги по продаже находящихся в залоге у «Россельхозбанка» авиационных двигателей. Утверждается, что часть денег, истраченных на аренду складов, была впоследствии переведена на подконтрольные Бурдину и Котову фирмы-однодневки и похищена. Автомобили и двигатели предполагаемые преступники продали по цене существенно ниже рынка, за что покупатели впоследствии «отблагодарили» продавцов. Таким образом, Котов и Бурдин нанесли ущерб кредиторам «Трансаэро» на сумму 1,3 млрд рублей. Озвученная следствием версия растраты сама по себе вызывает много вопросов. Известно, что решения в любой крупной компании, особенно связанные с расходованием средств, принимаются долго и требуют множества согласований и визирования руководителей профильных департаментов. Идея о том, что генеральный директор Бурдин самостоятельно занимался поиском складов и покупателей на бэушные автомобили, и вовсе выглядит диковатой. Как правило, эту работу поручают менеджерам среднего звена, которые докладывают результаты своему непосредственному руководству. Подпись генерального директора на договоре появляется в последнюю очередь.
Теперь займемся занимательной нумерологией. Акционеры «Трансаэро» назначают Бурдина генеральным директором компании в конце ноября 2015 года. В начале декабря в «Трансаэро» начинается процедура банкротства – наблюдение, суд назначает Котова временным управляющим по предложению одного из основных кредиторов – ПАО «Сбербанк». Котов и Бурдин впервые встречаются 20 января 2016 года на рабочем совещании в офисе авиакомпании. И, по мнению следствия, тут же договариваются о преступной деятельности. Странно, не правда ли? Арбитражный управляющий, предложенный на процедуру Сбербанком, и генеральный директор второй на тот момент авиакомпании страны могут быть кем угодно, но не безбашенными идиотами, напрочь лишенными осторожности и инстинкта самосохранения.
И вся эта хитроумная схема стала понятна следствию, видимо, с помощью голоса свыше! Иначе трудно объяснить и озарения по части определения виновных при полном отсутствии доказательств, и хронологические нестыковки, указанные адвокатом Котова в апелляционной жалобе в Московский городской суд. Адвокат Эдуард Чургулия пишет: «…В подтверждение доводов «обоснованности подозрения» суд ссылается на единственные показания потерпевшего – конкурсного управляющего Белокопыта А.В. (приступил к исполнению обязанностей после ухода из процедуры М.Котова, с 13 сентября 2017 года)… Свидетель Белокопыт А.В. был допрошен 14 августа 2018 года». Ссылок на показания других свидетелей, упоминающих Котова как пособника в хищении, в материалы ареста представлены не были, видимо, их просто нет! Выходит, «заочное» обвинение бывшему арбитражному управляющему предъявили спустя восемь дней (!) до того, как в деле появились хоть какие-то показания. (Заметим в скобках, что А. Белокопыт нигде не говорит о причастности М. Котова к совершению хищений.)
По версии следствия, вторая веская причина отправить Котова за решетку – последний скрывался от правоохранителей за пределами Российской Федерации. И тут опять начинается чехарда с датами. 7 августа экс-управляющего объявляют в розыск. Но до конца августа Котов находился в Москве, чему есть многочисленные свидетельства, и понятия не имел, что из честного человека превратился в разыскиваемого преступника. Более того, 12 августа Котов в Москве давал объяснения следователю СУ УМВД России по городу Омск по совершенно другому делу. Омский следователь тоже не знал, что беседует с преступником, находящимся в розыске. Хотя ему-то по службе положено знать такие вещи.
28 августа Котов спокойно улетел на отдых и лечение в Италию. И пограничники не предприняли никаких мер для его задержания. О том, что Котов стал фигурантом уголовного дела, своему доверителю сообщил адвокат Э.Чургулия в сентябре. Но официальных документов на тот момент не было и у адвоката. Копия постановления о привлечении М. Котова в качестве обвиняемого была получена адвокатом лишь 10 октября. 12 октября один из следователей следственной группы позвонил адвокату и сказал, что на 14 октября назначено заседание Мещанского суда по рассмотрению меры пресечения. Котов немедленно прервал отпуск и самостоятельно вернулся в Москву для участия в следственных действиях. 15 октября, также самостоятельно, безо всяких повесток, он явился в следственное управление. И отправился из управления прямиком на нары.
И, наконец, «вишенка на торте». Одним из аргументов следствия для ареста Котова является необходимость «дать юридическую оценку действиям Котова М.С.». А разве предъявление обвинения не является юридической оценкой? И зачем устроили весь сыр-бор, дать юридическую оценку? Это было бы смешно, если бы человек не сидел при этом в тюрьме. Есть некоторая надежда, что в итоге следствие разберется, было ли совершено преступление на самом деле. А если и было, то кто его совершил. Но уже ясно одно – мы опять ведем речь о правонарушении в сфере экономической деятельности.
Стало уже общим место писать, что подозреваемым по таким делам незачем сидеть в тюрьме. Они не представляют опасности для общества и не собираются скрываться и прятаться. Может быть, отправить Котова за решетку – это единственный способ попытаться добиться от него нужных показаний, когда уголовное дело, построенное на интуитивных догадках и смутных подозрениях, может затрещать по швам?
