«Спешить некуда, впереди — опознание»
Наш самолет из Москвы и лайнер, что отправила компания «ЮТэйр» за родственниками погибших и пострадавших из Сургута, приземлились в аэропорту Тюмени практически одновременно. В зале прилета пахло корвалолом. У стены все столы были заставлены пластиковыми стаканами с разведенным лекарством. Количество встречающих врачей было равно количеству прибывших.
Все, кто был в черных платках, сворачивали к ступенькам, где возле банок с гвоздиками висела табличка «Штаб по взаимодействию с родственниками рейса № 120 Тюмень—Сургут». Представители компании «ЮТэйр» не поднимали на вновь прибывших глаза. А прилетевшие из Сургута устремились к спискам. На стеклянной двери был приклеен листок с фамилиями тех, кто находится в больнице. Две женщины, водя пальцами по стеклу, вдруг начали плакать навзрыд. Их кинулись успокаивать психологи, врачи достали таблетки. А счастливицы уже смеялись... Мы слышали: «Сын живой!»
Мужчина в ондатровой шапке, пробежав глазами по списку, начал сползать по стене на пол. Фамилию своей жены он в списке выживших не обнаружил.
Прилетевшие разделились на два лагеря. Одни, целуя и гладя привезенные иконки с ликами святых, интересовались, как добраться до областной больницы № 2. При этом охотно рассказывали о своих близких. Другие молча отходили к окну. Им спешить было некуда, впереди — только опознание.
Около морга ОКБ № 2, как знак беды, лежат сваленные одни на другие брезентовые носилки. На них доставили в патологоанатомическое отделение погибших.
Здание морга напоминает штаб. Как только подкатывает машина с родственниками погибших, им навстречу устремляются психологи, врачи, милиционеры и неприметные люди в штатском. Готовы все документы, опись и фотографии всех вещей, найденных на месте катастрофы.
Рядом ни одной телекамеры. Журналисты остаются за оцеплением.
«Ночь пережили нормально»
Рядом в больничных корпусах лежат раненные в катастрофе. За прошедшую ночь состояние ни одного из пострадавших не ухудшилось. Врачи, отождествляя себя с больными, говорят: «Мы ночь пережили нормально». Все пострадавшие — тяжелые, они, как говорят медики, «подзагружены», им введены обезболивающие препараты и снотворное. В среду трем пассажирам злополучного рейса будут делать повторные операции. Во вторник до глубокой ночи заседал консилиум врачей по поводу транспортировки раненых. Медики отобрали для перевозки в столичные клиники трех человек. На аэродроме их ждал самолет МЧС с пятью медицинскими модулями на борту, каждый из которых рассчитан на четверых больных и является своего рода мини-реанимацией.
Но родственники двух пациентов не дали своего письменного согласия на транспортировку. Врачи откровенно говорили: «К сожалению, медицина не точная наука. И каждый организм на транспортировку реагирует по-разному. Наша главная задача, чтобы раненым в полете не стало хуже».
В Москву улетел один пострадавший — Николай Игнатьев, у которого множественные переломы и тяжелая черепно-мозговая травма.
«Парень в шоке повторял: «Я — Саша. Я — Саша»
Катастрофа рейса № 120 между тем обрастает множеством слухов и мифов. Нам удалось найти очевидцев — специалистов пожарной части поселка Горьковка, которые одними из первых прибыли на место катастрофы.
Сотрудников МЧС Анатолия Колпащникова и Юрия Строганова мы нашли на рабочем месте. То роковое утро, когда произошла катастрофа, оба пожарных помнят в мельчайших подробностях.
— Только услышали глухой хлопок, как поступил вызов с центральной диспетчерской, — говорит Юрий Строганов. — Сели в машину, взяли направление. Ориентировались на поднимающийся над лесом столб дыма. Махнули напрямую, по целине. Хорошо, что в прошедшую ночь слегка подморозило. Пробирались сквозь рвы и кочки. Подъехали, увидели, что на месте уже работают три сотрудника службы безопасности аэродрома. Рядом стояли их снегоходы.
— От взлетной полосы до места падения лайнера было метров 500, не больше, — добавляет Анатолий Колпащников. — Стали разворачивать шланги. Горели обломки, обшивка самолета, кресла. И вдруг среди груды искореженного металла, поролона и кабелей мы услышали стоны, а потом один тихий голос, потом другой: «Помогите». В катастрофе были выжившие!
Лайнер при падении развалился на три части. Хвост самолета лежал отдельно. В этой упавшей части не было ни живых, ни мертвых. Взрывной волной людей разбросало на
Нос лайнера не был зарыт в землю, кабина даже не была сплющена. Но из экипажа никто не выжил.
Самолет, видимо, упал плашмя. Всех выживших достали из средней, самой большой части фюзеляжа.
— А кругом дым, все как в тумане. Понимали, что струю воды под напором давать нельзя, можно было навредить выжившим. Стали проливать аккуратно между переборками. От горящего пластика и тлеющей проводки першило в горле. Керосина разлитого видно не было.
— Запомнилось, как из крошева металла донеслось: «Братки!». Кинулись разбирать порванные кресла, металлические дуги. Приподняли одного мужчину, он мертвый. Стали вытаскивать одного пассажира за другим. Все уже не дышат, а потом увидели в образовавшейся нише корпуса живого мужчину средних лет. Он прохрипел: «Теперь я знаю, что такое ад». Ребята-спасатели его буквально вырезали гидроножницами из огненной ловушки.
Для всех уцелевших сделали своеобразную кровать — настелили на снег крупные куски обшивки. Многие раненые были без сознания.
А потом произошло чудо. Из месива снега и земли поднялся и пошел на нас парень. Твердой походкой, не спотыкаясь. Мы сначала еще удивились: кто из местных мог прибежать сюда так быстро? Парень был молодой, в одной рубашке. Шел, протягивая порезанные руки. Мы поняли: пассажир! Его всего трясло. Мы посадили греться его в нашу пожарную машину. В кабине набросили на него бушлаты. Видимых повреждений у него не было. Но он был не в себе. Спасатели сказали: «У него шок». Парень, казалось, не понимал, где он и что с ним произошло, только все время повторял: «Я — Саша, я — Саша».
Мы вылили на горящие обломки 4 куба воды, через 15 минут потушили все очаги пожара. За ранеными прилетели вертолеты. А рядом остались лежать погибшие. Казалось, черными пакетами было усеяно все поле.
