Кажется, весь Ярославль собрался в ночь после катастрофы около Дворца спорта «Арена».
Цветочные ларьки опустели. На стенах — плакаты: «Простите нас!», «Навсегда с вами!» На расстеленных флагах — майки с номерами погибших хоккеистов.
— Под
Два часа ночи. Из здания спортивной арены выходят женщины. Курят. Никто не спешит расходиться.
— Мы работаем в «Арене», многих игроков знали еще мальчишками, пирожками их после тренировок подкармливали, за внешний вид поругивали, — говорит администратор Тамара. — Сейчас места себе не находим — осиротела «Арена». А нам даже помянуть их некогда — руководство твердит: «Пока идет форум — ни на что не отвлекаемся, работаем, достойно обслуживаем гостей...»
Журналисты со всего мира, собравшиеся в эти дни в Ярославле на мировой политический форум, освещение его задвинули на второй план. Порядка 100 зарубежных СМИ передают теперь репортажи о трагедии хоккейной команды. Из уст иностранных корреспондентов все чаще слышится: «И зачем канадцам, чехам надо было ехать в эту Россию? Чтобы погибнуть?..» И тут же задаются вопросом: «Неужели здесь так много платили? Тогда почему страна не могла предоставить звездам хоккея нормальный самолет, а не списанную посудину?»
Нам нечего им ответить.
Болельщики пьют за упокой погибших. Вспоминают белоруса Руслана Салея. Он должен был встречать «Локомотив» в Минске. Спортсмен собирался отправиться на родину днем раньше, повидаться с родными. Но неожиданно решил лететь на матч вместе с друзьями по команде.
Пьют и за здравие, за счастливчиков — молодого форварда «Локомотива»
Стоящий рядом польский журналист Збигнев говорит: «У нас про таких говорят: родились с серебряной ложкой во рту».
Болельщики «Локо» не ищут виновных, но про форум, проходящий в Ярославле, говорят: эта шумиха ни к чему. Многие горожане уверены: если бы мероприятие проходило в другом городе, матч с минским «Динамо» состоялся бы в Ярославле — благо в 2000 году здесь отгрохали огромный дворец «Арена».
— Три года подряд в сентябре проходит саммит, три года наш «Локомотив» вынужден играть вне стен дома, — сокрушаются болельщики. — Но таково было желание нашего губернатора — форум был необходим, чтобы мир узнал про провинциальный Ярославль. Теперь уж точно весь мир знает о нем...
Место трагедии люди исстари считали проклятым
Поселок Туношна никогда еще не видел такого скопления людей. Скорбящие горожане с цветами пытаются пробиться к месту катастрофы, но в каждом проулке круглосуточно дежурит полицейский патруль.
— Сразу после случившегося все силы бросили сюда, мы даже переодеться не успели, — разводят руками сотрудники полиции в парадной форме. — Форум у нас...
В оцеплении все: от рядового лейтенанта до полковника.
— Дана команда никого к месту трагедии близко не подпускать. В среду сюда приезжали родственники погибших, пытались прорваться — их тоже не пустили. Приказ есть приказ... Да и что там смотреть сейчас. Ребят разорвало на части.
Середина ночи. Единственная столовая на обочине трассы обычно закрывала свои двери в 5 часов вечера. Со среды кухня работает круглосуточно.
— За первые полдня накормили больше 200 человек — это эмчеэсовцы, сотрудники полиции и ДПС, ОМОН, следователи, — говорит повариха Анжела. — Денег с них мы не берем, нам сказали: государство все оплатит... Силовики рассказывали, что один из двоих выживших находился в сознании, бредил, кричал: «Передай пас Ваньке!».
— Мы, когда увидели столб огня на окраине села, сразу подумали, что беда случилась у места, где река Туношка (еще ее называют Туношонка. — «МК») впадает в Волгу. Это наш «бермудский треугольник», здесь исстари люди тонут. Старики считают это место проклятым. Старожилы рассказывали, что перед войной парторг колхоза, борясь с попами и мракобесием, сбросил в воду несколько икон. Потом и сам сгинул на фронте, и семью свою потянул на тот свет. Не осталось от их рода ни кровиночки. У нас здесь был военный аэродром. На этом же месте разбился истребитель, летчики не успели катапультироваться, погибли. Их вдовы еще долго по поселку ходили в черных платках.
Сейчас отец Владимир в местном восстановленном храме не спит всю ночь. Далеко-далеко над Волгой в тумане разносится колокольный звон.
У ярко освещенной церкви — полицейский «уазик». У алтаря молятся батюшка и три десятка прихожан. Во дворе — поклонный крест, у его подножия — свечи и горы цветов. На ступенях сидят молодые люди, перекидывая из одной руки в другую шайбы.
— Сами хоккеисты, — говорит Михаил. — Многих погибших ребят из команды «Локомотива» знали лично. Тренировались вместе бок о бок, встречались на турнирах.
Михаил — капитан хоккейной команды поселка Туношна. Хоккей в Ярославской области настолько популярен, что даже в селах и крошечных городках стоят хоккейные коробки. Мальчишки с
— Чтобы собрать такой мощный состав «Локомотива», потребовались годы и годы, — продолжает наш собеседник. — Отбор в основной состав был очень жесткий.
По словам Михаила, на матч в Минск полетели не только действующие игроки. Поддержать спортсменов взяли еще нескольких юных хоккеистов из молодежного состава «Локо». Ребятам было по 19, 20 лет.
— От таких предложений не отказываются, любой салага из «молодежки» за счастье считает посидеть-поболеть на скамейке рядом с кумирами.
Зажигая около креста свечу, Михаил говорит: «За Юру Урычева! За классного защитника! Он мог не лететь на матч. Был травмирован, дисквалифицирован на пять матчей, но принял решение на матче быть рядом с командой. Родители Юры гордились сыном, парень своими силами пробился в основной состав. Но тем не менее они заставили его поступить в педагогический вуз. Мы ведь с ним незадолго до рокового полета общались. Я его спросил, как же, мол, учеба, он рукой махнул: „Какая учеба! Ты о чем! Меня в „основу“ взяли!“... Урычев сиял от счастья. Юрке ведь только-только 20 стукнуло».
— Все под Богом ходим, — говорит вышедший на крыльцо отец Владимир.
— Жестокий твой Бог, — ощетинивается напарник Михаила, Семен. — Почему забрал врача команды Андрея Валерьевича Зимина? Он 13 лет ребят с койки покалеченных поднимал. Семейным врачом считался. Лечил не только игроков, но и их жен, детей. Почему не пощадил массажиста Сашу Беляева? У того вообще руки волшебные были.
— Сейчас на весь мир трубят о том, что наберут новый состав «Локомотива» из сильнейших действующих игроков других команд. Это — миф. Такой команды больше не будет.
Есть еще один момент в истории «Локомотива», о котором недавно все болельщики говорили с горечью. А сейчас...
Дело в том, что в ярославской команде на протяжении 20 лет играли два прославленных хоккеиста Алексей Васильев и Сергей Жуков. В прошлом году их списали. Возраст...
— Они, конечно, переживали. Ведь столько лет отдали любимой команде. И хотя им уже перевалило далеко за 30, оба находились в отличной форме. Болельщики расстроились, когда узнали, что кумиров не взяли в основной состав «Локо». Планировали даже митинг протеста устроить... Теперь мы думаем иначе. Ведь судьба отвела их... Подарила годы жизни. Хоть и без хоккея.
Там, куда упала часть самолета «Як-42» — на островке, близ речки, находится дача Васильева. В тот день Алексей был дома. Команда погибла прямо у него на глазах.
— Деревенские жители хорошо знают Лешу, но никто из них не рискнул сунуться к нему с соболезнованиями, — добавляют ребята. — Говорят, Васильев второй день не выходит из дома. Не включает ни радио, ни телевизор.
«Живи, Сашка, живи!»
Областная больница имени Соловьева, или попросту Соловьевка. Сюда в реанимационное отделение доставили с места катастрофы нападающего «Локомотива» Александра Галимова и бортинженера Александра Сизова.
Двенадцать ночи. Под окнами больничного комплекса со свечами в руках стоят сотни людей.
«Живи, Сашка, борись, ты сильный, ты сможешь», — говорит крепко сбитый парень.
Три тускло освещенных окна реанимации. Перед ними неумело молятся, размазывая по лицу слезы, пацаны с шарфами «Локомотива».
Вдруг вполголоса начинают скандировать: «Саша, Саша!» Они верят, что могут передать всеобщему любимцу свою энергию, свою силу.
У дерева, отгородившись от мира капюшоном, стоит девушка. Раскачиваясь, она держит в руках форменную хоккейную майку.
Мужчина, стуча тяжелыми кулаками по кирпичной кладке, все повторяет и повторяет: «Ну почему они, почему ушли лучшие из лучших?»
Вышедший на крыльцо доктор коротко информирует о состоянии больных. У Саши Галимова — 90% ожогов тела, плюс ко всему обожжена гортань и трахея. Состояние тяжелое. У бортинженера Саши Сизова — внутренние переломы костей таза, ушиб левого легкого и почки.
У собравшихся возле реанимации болельщиков остается надежда. У тех, кто прибывает к моргу, впереди только опознание.
В темный проем здания никак не решаются зайти две пожилые женщины. Они хотят отсрочить страшную процедуру. Врач и психолог МЧС их не торопят. Обнявшись, они все же шагают за тяжелую, обшарпанную дверь.
А возвращаются уже с пустыми глазами, на ватных, подкосившихся ногах. Женщина в съехавшем на плечи платке теребит подругу: «Валя, он же был метр девяносто, почему теперь как семиклассник?» Та гладит ее по руке: «Ему уже там хорошо, Любочка!»
Судмедэксперт, вышедший покурить на заднее крыльцо, объясняет: «Керосин при столкновении самолета с землей воспламенился. Многие тела во взвеси горючего при высокой температуре буквально сварились, уменьшились вдвое».
Убеленный сединами специалист признается, что повидал на своем веку всякое. Но его пробил озноб, когда в шесть вечера опознавали первого погибшего хоккеиста — Марата Калимулина. Крепкие, сильные мужчины не могли сдержать глубинный, животный рык. В долгом, нечеловеческом рычании сплелось и отчаяние, и злоба на судьбу, и невозможность что—либо изменить.
При падении самолет развалился на части. Нос оказался в воде, часть фюзеляжа закинуло на остров. Врачи, доставляющие на «скорой» тела в морг, рассказывают, что там в жуткое месиво перерубило, сбило людей, обломки кресел, куски обшивки самолета. Подняв массивную часть корпуса, спасатели надеются найти оставшиеся восемь тел пассажиров. А врачи вспоминают, что на обуглившейся земле нашли живого бортинженера Сашу Сизова. Его спрашивали: «Сколько вас было?» — но он только качал головой. И уже в приемном покое, бредя, просил доктора не отпускать его руки.
Часть тел сильно обгорела, но были и те, кто сидел в креслах, будто спал, без единого внешнего повреждения.
Тренера «Локомотива» Брэда Маккриммона опознали по кредитным карточкам в кармане, еще одного хоккеиста — Карела Рахунека — по характерной бородке, которую носил только он.
— Они для нас теперь так и останутся ярославцами, — говорит санитар Сергей, долгие годы болеющий за «Локо».
«На стульях остались их рубашки, на тумбочках — книги с закладками»
На учебно-спортивной базе «Локомотива», в поселке Брагино, приспущены флаги. Обычно здесь всегда было многолюдно, шумно, но сегодня — гробовая тишина.
На стульях в комнатах, где жили игроки, остались их рубашки, на тумбочках — книги с закладками.
— Закупили картошку, мясо, зачем это теперь, если ребят больше нет? — разводит руками вахтерша. — Я, наверное, уйду отсюда — невыносимо находиться в этих стенах, смотреть на фотографии наших мальчишек.
Заходим в конференц-зал. Здесь хоккеисты «Локомотива» за день до вылета обсуждали предстоящую игру. Теперь сидят их близкие — матери, отцы... На столе — бутылки воды и валерьянка. Они смотрят в одну точку. Эмоций уже нет. Все выплеснули у морга...
К доске пришпилен странный рисунок. Обычно тренер на листе бумаги схематично рисовал позиции игроков. Сейчас на ватмане черным фломастером нарисованы человечки, все стоят по двое — совсем как ребята сидели в самолете, — и много знаков. И слов, вложенных в уста нарисованных игроков: «рука», «не смотрю», «умер»... И еще: «Победа».
Родители и родственники не могут без слез смотреть на этот пророческий плакат с расстановкой сил на хоккейной коробке. Они разбрелись по комнатам, где жили их сыновья и братья. Где были счастливы ребята.
