Алла Гусева: «Общение с прокурорами ограничивалось фразами: «Здравствуйте, это вам. До свидания»
— Алла, вы давно знакомы с Иваном Назаровым?
— Давно. Нас можно назвать близкими друзьями.
— Игорный скандал отразился на ваших взаимоотношениях?
— Отношения стали более родственными.
— Как в вашей жизни появились прокуроры?
— Я знаю Ивана и Марата давно, но это не значит, что я столько же времени знаю прокуроров. На работу к Ивану я устроилась летом 2009 года. Мое визуальное знакомство с прокурорами происходило постепенно. Началось все в 2010 году, не раньше. Но как такового знакомства: «Здравствуйте, как ваши дела?» — не было. Наше общение ограничивалось парой фраз: «Здравствуйте, это вам! До сви дания». Не более того.
— Что входило в ваши обязанности?
— Прокуроры просили меня помочь с организацией турпоездок.
— И как это происходило?
— Раздавался телефонный звонок: «Мы бы хотели поехать в Арабские Эмираты». Обозначали даты поездки и название отеля.
— Ну а вы им в ответ: «А я тут при чем?»
— Я не могла отказать. Отвечала: «Да, хорошо, конечно, помогу». Меня же не просили сразу оплатить поездку, просили только организовать — забронировать номер в отеле, достать авиабилеты, помочь организовать трансфер.
— На это есть турфирмы.
— Я и выполняла роль личного туроператора.
— Насколько я знаю, вы все-таки оплачивали прокурорам эти поездки?
— Оплата происходила из фонда Марата и Вани. Прокуроры обещали, что все компенсируют или хотя бы частично. Но, как правило, ничего не компенсировалось.
— Кто чаще путешествовал из прокуроров?
— Практически всегда ездил заместитель прокурора МО Александр Игнатенко.
— А прокурор области Александр Мохов?
— Мохова в списках не было.
— Бывший начальник Управления по надзору за следствием СКР подмосковной прокуратуры Урумов пользовался вашими услугами?
— Имя Урумова тоже не фигурировало. Ему я делала только одну бронировку в отеле в Праге, авиаперелет и трансфер.
— Как отдыхали сотрудники прокуратуры?
— Не знаю, меня рядом не было. Думаю, что хорошо.
— Вы были знакомы с Урумовым, Базыляном, Нищеменко и другими фигурантами скандала?
— Близко никого не знала.
— Не выясняли у Назарова: кто все эти люди и почему вы обязаны им помогать?
— У нас как-то состоялся разговор с Ваней на эту тему. Он сказал: «Есть некая зависимость. Все эти вещи необходимо делать, чтобы дальше работать, чтобы избежать угрозы бизнесу».
— Наверняка вы знаете историю, когда Назаров якобы вымогал деньги у главы Серпуховского района Александра Шестуна.
— Я узнала эту историю из Интернета. Поинтересовалась тогда у Вани. Он махнул рукой: мол, это вообще какая-то фигня, ерунда. Да и про самого Ваню там совсем немного сказано. Насколько я понимаю, обращение Шестуна было посвящено совсем другим людям. Вообще, пока мы сидели в СИЗО, журналисты столько понаписали лжи про Ваню. Его выставили прямо-таки героем — он чуть ли не звездочки маршала продавал. Но ведь это смешно!
«Адвокаты говорили: «Готовься к худшему. Возможно все — даже бить будут. Будут бить — терпи»
— Алла, где вы находились в момент вашего задержания?
— В аэропорту. Провожала Ваню.
— Ваши первые эмоции, когда на руках застегнулись наручники?
— Я подумала, это какая-то мистика, розыгрыш. Мне казалось, что это не со мной происходит.
— Когда вас поместили в СИЗО, вы наверняка решили, что задержали ненадолго.
— Меня впервые в жизни задерживали, и, может, поэтому у меня оказалась странная реакция организма — никаких мыслей в голове не было вообще. Образовалась пустота. Я даже не могу отразить свое внутреннее состояние — все перемешалось в голове. Волнообразно накатывал и страх, и нервный мандраж. Что это, как это? Я понимала, что мы стали заложниками обстоятельств, а еще в голове пульсировала мысль: что станет с моими родителями, когда они узнают о моем задержании? Это самая больная точка. А какой-то злости, негатива — не испытывала. Такие эмоции появились позже, спустя месяц, два. Когда я начала осмысливать, где нахожусь и почему я здесь оказалась... Уже пошли какие-то внутренние размышление — как будут развиваться события и к чему это приведет.
— Кем оказались ваши сокамерницы?
— Я поменяла три камеры. Менялись и люди. Сидели по двое, по трое. Я ни с кем не разговаривала об уголовном деле. Когда за мной захлопнулась дверь в камере, сразу обозначила свою позицию: «Я никому никакие вопросы задавать не стану, и мне, пожалуйста, тоже не задавайте». Вопросы — по какой статье я сижу — не комментировала.
— Первым стал давать показания Назаров, затем присоединился Мамыев? Насколько я знаю, вы держались дольше всех.
— Такова была позиция моих адвокатов. И в первые два-три месяца я доверилась им. Я слушала, что они говорили, и полностью подчинялась им.
— Кто нанимал вам адвокатов?
— Одна адвокатесса была, по всей видимости, от Дмитрия Урумова, второй адвокат — от Александра Игнатенко.
— Счет за свои услуги они вам выставили?
— Нет, мне счет не предъявили.
— Потом адвокаты сменились...
— Да, и я заметила огромную разницу между старыми и новыми защитниками. И теперь мы по крайней мере не за решеткой.
— Адвокаты от Урумова и Игнатенко обещали, что вас вскоре отпустят?
— Конечно, обещали. Но на этих обещаниях можно было просидеть и два, и три года, и пять лет. Но за что, почему? В какой-то момент я решила — это моя жизнь, и мне самой нужно выкарабкиваться из этой истории.
— Ходили слухи, что через тех самых адвокатов вам поступали угрозы?
— Мне угрозы не поступали. Был тихий диалог с адвокатом на протяжении всех дней. Она приходила ко мне каждый день, кроме субботы, воскресенья и четверга. Но я хорошо запомнила момент, когда одна из сокамерниц поведала мне историю про мужчину, который сидел в СИЗО и отказывался давать показания. Однажды его куда-то отвезли. Вернулся он без зубов, со шрамами на голове. Вот такие истории меня выбивали из колеи. Я поделилась услышанным с адвокатом. На что получила ответ: «Ты тоже готовься к худшему. Возможно все, даже бить будут. Будут бить — терпи». Ну, думаю, ладно, потерплю. В конце концов, мы здесь все втроем находимся, значит, втроем и будем терпеть. А что делать? Хотя ради чего — не понимала.
— Ваши родители приезжали в СИЗО?
— У меня состоялось одно свидание с мамой.
— О чем вы говорили?
— Да все больше на бытовые темы. О своем деле я не могла рассказывать — свидание могли прервать. Нас предупредили об этом. Говорили с ней о кошке, о здоровье...
— Когда вы вышли из СИЗО, куда отправились?
— Мы все вместе с Ваней и Маратом поехали в храм. И попали на службу.
— Отстояли всю службу?
— Нет. Но когда попадаешь в такую ситуацию, обращаешь внимание на какие-то знаки. Решили, что служба — хороший знак. Значит, мы все правильно сделали.
— Алла, за время, проведенное за решеткой, вы пересмотрели свою жизнь?
— Сначала я думала, что начну жизнь с чистого листа. Сейчас начинаю понимать: с головы на ноги все перевернуть не получится. Но что моя жизнь изменится — это факт. Не полностью, частично. Хотя каким человеком я была, таким и осталась. Приоритеты поменялись.
— Сейчас вы бы смогли отказаться от больших денег?
— Деньги для меня никогда не играли огромной роли. Никто не говорит, что мы теперь скроемся в лесу и организуем там общину. Нет, конечно. Продолжим заниматься бизнесом. Если получится...
— Ваше имущество под арестом?
— У меня все осталось.
— Друзья от вас не отвернулись?
— Пока не могу ответить на этот вопрос. Я ограничена в общении. Допускаю, естественный отбор рано или поздно произойдет — такова жизнь
— Как вы сейчас живете?
— Сейчас мы под защитой.
— Вы опасаетесь за свою жизнь?
— Панической опасности, что угроза подстерегает со всех сторон, у меня нет. Я уверена: каждый человек отвечает за свои деяния. По крайней мере я не совершала никаких деяний, чтобы сегодня опасаться кого-то. Но я поймала себя на мысли: если раньше я не обращала внимания на сидящих в машине людей, то сейчас взгляд зацепится...
Мы попрощались с Аллой. «Спасибо вам большое, что выслушали. Извините, но мне надо еще успеть в парикмахерскую...»
Марат Мамыев: «Когда я узнал об убийстве водителя, мне стало страшно»
Мы остались вдвоем с Маратом Мамыевым. Адвокаты предупреждали: «Марат — самый закрытый из ребят». На поверку оказалось обратное. Неожиданно разговор с Маратом получился даже слишком откровенный.
— Это ведь мое первое интервью, раньше не приходилось общаться с журналистами, — начал собеседник.
— Марат, вы решили дать показания после признаний Ивана Назарова?
— Это случилось на Пасху. Все мы верующие люди. Не знаю, что произошло, но мы втроем — я, Ваня и Алла — будто почувствовали друг друга. И практически одновременно решили все рассказать.
— Событие, которое напрямую коснулось вас, — убийство вашего водителя Алексея Прилепского в самый разгар игорного скандала. Расскажите о погибшем.
— Леша работал в такси. Я жил в Жулебине и постоянно вызывал машину. Чаще других приезжал Леша. Парень он был молодой, активный, и я предложил ему работу. До этого у меня не было опыта работы с личным водителем. Выходит, это мой первый и уже последний опыт. Со временем Лешка стал для меня своего рода родным человеком — я и времени с ним проводил больше, чем с семьей. Просыпался — и сразу в машину. До поздней ночи мы находились вместе. Даже за границу с ним выезжал. Однажды обещал показать ему Испанию. Слово свое сдержал. Вырвались мы с ним в конце октября — начале ноября 2010 года. Леша пребывал в восторге от страны... О том, что его не стало, я узнал достаточно поздно — в середине апреля этого года, в день, когда рассматривался вопрос о продлении моего ареста. На суде я находился в таком тяжелом эмоциональном состоянии, что не сразу осознал произошедшее. Осмысление трагедии пришло, когда вернулся в камеру и начал рассказывать, что убили моего водителя. Обронил эту фразу — и сам не поверил. Вот тогда я страшно испугался. Понимал, что дело громкое, резонансное, и сейчас все в одну кучу смешают...
— Прилепский знал про ваши отношения с прокурорами?
— Да нет, конечно. Что он мог знать?
— Но его вдова рассказывала, что они вместе возили 500 тысяч рублей Урумову?
— Урумову он точно ничего не передавал. Один раз он возил самого Урумова по каким-то его личным делам. Зато родной брат Леши, Александр, который работал водителем Назарова, — постоянно общался с Урумовым. Знаю, что его так достало общение с прокурорским сотрудником. Прилепские часто обсуждали Урумова. А жене Леша мог сказать все что угодно — и про миллион долларов, и про какие-то свои обязанности. Не факт, что это было правдой. Дело в том, что Леша любил выпить. И чтобы придать значимость своей работе — мог кое-что преувеличить, придумать.
— Выходит, никаких денег погибший никому не передавал?
— Урумову точно не передавал. Передавал другим людям — в рамках следствия не могу об этом говорить. Что-то он знал. Но вещи, описанные в прессе, были явно преувеличены. Конечно, Леша понимал, что мы занимаемся теневым бизнесом. Знал, что его родной брат работает с Ваней, вокруг которого вились прокурорские персонажи. Вот и все.
— Правда, что жена Прилепского Светлана искала помещение для ваших игровых клубов?
— Света постоянно просила найти ей работу. И я предложил ей как-то: ищи в Интернете свободные помещения. Она обзванивала риелторские конторы. Но, насколько мне известно, ни одного помещения так и не нашла.
— Вы собираетесь с ней связываться?
— Мне хотелось бы с ней пообщаться, но в ближайшее время у меня нет такой возможности. А может, и не стоит встречаться? Сначала надо со своими делами разобраться.
— По делу об убийстве Прилепского задержали Николая Захарова. Об этом человеке практически ничего не известно. Говорят, что на лобовом стекле его машины висела табличка «Прокуратура», и якобы он был вашим другом.
— Табличку я не видел. Что касается дружбы... Знаете, есть такие люди, которые считают, что они твои товарищи или друзья, хотя другая сторона об этом даже не подозревает. Возможно, Захаров — один из таких людей.
— По слухам, Захаров владел игровыми клубами в Подмосковье?
— Я никогда не интересовался его делами. Предполагаю, он мог заниматься игровой деятельностью. Я его видел в нашем ресторане в Щелкове за несколько дней до моего задержания. Он находился в каком-то странном состоянии: не снимал солнечные очки, хотя уже наступил вечер, суетился. Он поругался с нашим общим приятелем, переживал конфликт. Что он хотел в тот день от меня — не знаю. Возможно, психоэмоциональной поддержки, может, еще чего-то. Пока он меня ждал, я видел, что он общался с моим водителем. О чем они беседовали — не в курсе. Но Лешу я позже предупредил: «Не связывайся с ним».
— Как вы думаете, Захаров способен на убийство?
— Пусть следствие разбирается. Я думаю, просто так людей не задерживают. Наверняка существует какая-то связь. Но для меня убийство Леши пока остается тайной, покрытой мраком. Я не исключаю, что преступление могло произойти по пьянке, но какой-то мотив должен присутствовать.
«На Петровке взял бумажку и написал: «Слава богу, что все это закончилось»
— Марат, вы профессиональный музыкант? У вас даже была своя группа «Мафия»?
— На момент задержания я сотрудничал с певицей Машей Балак, мы готовили проект. Она собиралась ехать на «Новую волну». Но в связи с этими событиями все планы рухнули.
— Что вас связывало с Назаровым? Он вроде к музыке не имеет никакого отношения?
— С Иваном мы познакомились в 1997 году. Ему тогда было 17 лет, мне — 30. Разница в возрасте не чувствовалась. Мы столько всего пережили вместе, что в какой-то момент посчитали себя братьями. Мы стали чуть ли не одной семьей.
— И чем тогда занимался Назаров?
— Он учился в институте, потом бросил. Я же тогда работал на мясоперерабатывающем комбинате, и Ваня взялся мне помогать. Затем Иван в головой окунулся в ресторанный бизнес. Начал с должности официанта и поднялся до директорского кресла. В 2002 году мы решили заняться законным скромным игорным бизнесом. Купили игровые «столбики», которые тогда стояли на каждом шагу, — с них все и пошло.
— Для покупки «столбиков» нужен был начальный капитал?
— На тот момент у нас за душой не было ни гроша. Мы заняли 800 долларов, взяли в аренду оборудование. В 2003 году нам снова пришлось немножко подзанять, и мы открыли первый маленький игровой зал в Люберцах. Через год арендовали помещение в Мытищах. Волей судьбы нас сразу занесло в Подмосковье. В той фирме, где мы брали автоматы, нас предупредили: «Ребята, в Москве свои законы, давайте лучше располагайтесь в Подмосковье — там налогообложение меньше и легче открывать клубы». Хотя, по моим наблюдениям, конкуренция в игорном бизнесе появилась только два года назад, когда вышло постановление о запрете этого вида деятельности. До этого все существовали тихо и мирно.
— Много зарабатывали с этих двух клубов?
— Жить стали чуть лучше. Потихоньку закрепились в Московской области. К 1 июля 2009 года у нас насчитывалось 15 игровых зон.
— И рестораны. Сколько их у вас было?
— В 2005 году мы с Ваней открыли первый ресторан в Пушкино, потом в Клину, Сергиевом Посаде и Щелкове.
— Неужели криминальные структуры не наезжали на вас за все это время?
— Никакого криминала близко не было.
— Прокуроры и милиция вас тоже не беспокоили?
— Началось все 1 июля 2009 года, когда запретили игровые клубы! Бандиты по-прежнему не приезжали, но появились совсем другие люди.
— И вы предпочли общаться с прокурорами, нежели закрыть игровые клубы?
— Тогда в Москве, Подмосковье — везде продолжали действовать игровые зоны. Вся страна работала на этот бизнес. Кто кому платил — не знаю, но могу догадываться. Скорее всего, события развивались по одному сценарию. Что касается Вани, мне казалось, что в какой-то момент он попал в прокурорскую ловушку. И настолько технично, грамотно были расставлены капканы, что выбраться оттуда ему самому оказалось не по силам. Складывалось впечатление, что Ивана зомбировали. У меня даже не хватало времени на общение с Ваней, его всегда окружали прокуроры. Неоднократно я пытался поговорить с ним на эту тему, но, видно, ему дали серьезную установку, он только и твердил: «Надо, надо, надо...»
— Вы еще выполняли роль обслуживающего персонала у прокуроров?
— Как раз наша Алла Гусева занималась обслуживанием этого аппарата. Доходило до маразма — ей могли позвонить с требованием срочно доставить куда-то цветы или корзину клубники. Постоянно что-то требовали — поездки, телефоны, часы, подарки... Я даже не понимал, где она работает — у них или у нас. Требования как снежный ком росли изо дня в день. Мы даже взяли Алле помощницу, которая тоже зашивалась. Помню, когда меня задержали и привезли на Петровку, я взял бумажку и написал первое, что пришло в голову: «Слава богу, что все это закончилось». На момент задержания мы уже были окончательно выжаты.
— Сколько же вы зарабатывали, если кучу денег тратили на обслуживание и взятки?
— В совокупности не так много и оставалось. Например, если еще два года назад мы могли планировать свой бюджет — расходовать деньги на личные нужды, на развитие бизнеса, то последнее время заработанные суммы уходили «с колес». Иногда даже деньги не доходили до центрального офиса. Менеджеры сразу развозили определенные суммы адресатам.
— Неужели на этих игровых автоматах зарабатывались такие огромные деньги?
— Пишут, что наш доход составлял от 5 до 15 млн. долларов в год. Это бред, вранье. Можно смело делить данную сумму на 10. Затем вычесть 80 процентов — и останется чистая прибыль.
«Ивана как будто зомбировали, замкнули. В последнее время он повторял: «Как же я устал! Больше не могу»
— Марат, по слухам, не только Назаров, но и вы были дружны с сотрудниками прокуратуры?
— Да нет, конечно. Я присутствовал всего на двух днях рождения Вани в ресторане Щелкова, где видел всех этих людей. Помню, я жутко не хотел ехать на это мероприятие, но Ваня очень просил. Я не мог ему отказать.
— Как вы думаете, зачем Иван приглашал прокуроров на свои дни рождения?
— Неудобно было отказать. И потом, это могло бы отразиться на их отношении.
— Назаров рассказывал вам, как отдыхалось ему с заместителем прокурора МО Александром Игнатенко?
— Я знаю, что Ваня не хотел ехать с Игнатенко. Но опять же — не мог и боялся отказать. Рассказать, как это преподносилось? Сначала следовало обращение к Ивану: мол, мы едем отдыхать, и ты давай. И тут же: «И оплати заодно». После тех поездок Ваня возвращался озадаченным. На вопрос: «Ну как съездили?» — махал рукой: «Да нормально все!» И больше ни слова. Вообще в последнее время Ваня немного замкнулся — или его замкнули.
— Что вы можете сказать по поводу видеообращения главы Серпуховского района Александра Шестуна к президенту, где он обвинил вашего друга в вымогательстве?
— Когда я увидел ролик в Интернете — не поверил своим ушам. Потом стало ужасно страшно. Я понял, что Назарова затащили в очередную ловушку. Но я знал: Иван не способен на такие подвиги. Я много раз пересматривал эту пленку и до сих пор не могу сделать для себя выводы — что это было, с чем связано. Но понимаю, что это дело не Ваниных рук. Скорее всего, он просто отправился выполнять чье-то поручение.
— Но вы расспрашивали его об этом?
— Из-за какого-то страха он не стал мне ничего рассказывать.
— Марат, если вернуться к разговору о нормальной жизни. Иван часто приезжал на концерты вашей группы «Мафия»?
— Нет. Ему некогда было.
— Но какая-то личная жизнь у него была?
— Вместо того чтобы поехать на мой концерт, он предпочитал кусочек личного времени уделить своей девушке.
— На что лично вы тратили заработанные деньги?
— Иногда я не успевал взять какую-ту сумму, о которой меня просила жена, — все раздавалось. Поймите, у нас не существовало огромного мешка, куда постоянно капали средства. Все происходило наоборот.
— Как вы отдыхали с тем же Назаровым?
— В будни мы не успевали встретиться — все бегом, бегом. Редко получалось вырваться. Но даже на отдыхе Ваню не оставляли в покое, ему постоянно названивали с просьбами. Из поездок он звонил мне и говорил: «Как же я устал от этого! Вот вернусь, и будет все по-другому. Я больше не могу». Но по возвращении его настрой резко рубили шашкой, и он опять оказывался в обороте.
— Если бы не начались аресты, выйти из этой системы оказалось бы невозможно?
— Сами мы бы не смогли.
— Думаете, требуемые с вас суммы продолжали бы расти?
— Конечно, и бизнес в итоге угробился. Мы бы сожрали сами себя. Все к этому шло.
— У вас бы остался легальный бизнес — рестораны.
— Задавили бы и ресторанный бизнес. Прокуроры уже привыкли к нашим деньгам. Что касается ресторанов — нам приходилось отдавать им хорошие дни, пятницу и субботу, под закрытые льготные банкеты. Звонили от прокуроров и говорили: «Можно в субботу закроем ресторан?» И мы снова не могли отказать.
— Ну и бросили бы вообще весь этот бизнес. Вы бы занимались музыкой. Иван, думаю, тоже нашел бы себе дело по душе.
— Нас бы в любом случае не отпустили. Скорее всего, предложили бы какую-ту очередную аферу, связанную с другой сферой деятельности.
«На днях у меня должна родиться дочка, но я не смогу встретить жену из роддома»
— Расскажите про ваши настроения в СИЗО.
— Я сидел в камере, где находилось еще двое человек. В какой-то степени мне повезло с сокамерниками. Они были достаточно образованные люди, не с одним высшим образованием, политически подкованные — все сидели по мошенническим статьям. Естественно, они знали, по какому делу я нахожусь среди них. Когда по телевизору начинали муссировать подробности игрового скандала, они устраивали бурную дискуссию. Я, как зритель, наблюдал со стороны.
— У вас в камере был телевизор?
— Не «плазма», конечно. Был маленький,
— Вы были уверены, что вас скоро отпустят?
— Присутствовало достаточно смешанное чувство. Первоначально ведь у меня возникло желание пойти на контакт со следователем. Но адвокат, который защищал меня на тот момент, переубедил меня: «Да ты что, начнешь говорить — все обернется против тебя. Мы молчим — ты нигде не замешан, тебя нигде нет, и вообще ты занимался другой сферой деятельности». Пришлось выполнять его указания. Состояние, конечно, было ужасное. Держался первые два месяца. Видимо, сказался запас сил, накопившихся на отдыхе, откуда я вернулся незадолго до моего задержания. Но после того как я наблюдал картину, когда за нас боролись адвокаты и прокуроры, а судья все равно выносил определенное решение, — мне стало совсем плохо. После гибели водителя и вовсе весь мир обрушился.
— Жена к вам приходила в СИЗО?
— Супругу я увидел по истечении трех с половиной месяцев. Это было
— У вас тоже немало седых волос...
— Эта история не прошла бесследно.
— Сейчас вам удается встречаться с женой?
— Мы находимся под программой защиты свидетелей, и у меня нет возможности общаться с ней. После СИЗО мы виделись всего один раз. На днях мы ждем рождения третьего ребенка — девочки. Созванивались как-то с ней. Она только вздыхает: «Сижу дома, одна, беременная, дети — у бабушек, муж — далеко...» Боюсь, что мне даже не удастся встретить ее из роддома.
— И все-таки, Марат, вы верите в благополучный исход дела для вас?
— В последнее время я во многое верю. Надеюсь и на благополучный исход дела. Знаете, если бы можно было повернуть время вспять, я бы отказался от всех благ, от денег, рванул бы в деревню, в глушь, завел бы там хозяйство, воспитывал детей. И был бы свободен... Теперь я точно знаю: дороже свободы ничего нет.
