«Лежу-лежу, и вдруг из норы шипение!..»
Пять часов по Новой Риге через Ржев — и вы в Осташкове, «курортном» поселении на берегу Селигера. Почему-то на весь город — один киоск с цветами, — длинная очередь из брачащихся в желании заказать букет… Берем хризантемы — и в больницу, терапия, палата № 1.
Прежде всего в глаза бросаются черные ноги, — как выясняется, в марганцовке, опухшие, инфицированные, изъеденные мошкарой.
— Надеемся, главная угроза по части гангрены и возможной ампутации миновала, — говорит зав. отделением г-жа Свистунова, — сейчас важно окончательно убить заразу; ясное дело, в грязи столько пролежала. Плюс плеврит, температура держится. Ходить нельзя, покой и еще раз покой, но куда там: уж домой рвется!
— Майя Ивановна, — спрашиваем, — как так вышло? Дернул же черт…
— А что? Черника поспела — кому-то надо ее собирать. А там та-а-акие места! Красивейшие! Это деревня Городище, в 35 километрах отсюда. В 10 утра выхожу — сосед Николай стоит. Решили прошвырнуться. Переплыли Волгу (там узко), лодку припарковали на другом бережку.
Ягод в две руки набрали очень быстро, полно лукошко. Причем все эти тропы Майя Ивановна отлично знала — не впервой. Отправились обратно, но тут сосед заявляет: пойдем ближним путем, срежем. Да к чему? И так дорожка выведет! Сосед упрям: знаю, как короче! Ну и повернули…
— Зачем — до сих пор не понимаю, — приподнимается страдалица на кровати, — крутили-крутили, Николай поминутно обещал, что вот-вот будет Волга, а Волги-то и нет! Я устала, присела. «Ну посидите тут, — сосед сказал, — пойду дорогу искать». С этой минуты он исчез.
Час ждала, два (навскидку — часов-то нет). Вечереет. Просчитала, что рядом должна быть деревня Лохово — она как раз простирается на оба берега Волги. Но… нет, не простирается. Набрела на старые вповалку деревья. Присела. Покричала — молчок. Что еще оставалось — прилегла под деревце.
— Неужто не страшно?
— Страшно! Но усталость взяла вверх, мгновенно уснула (благо ночи теплые), услышав напоследок хрюканье молодых кабанчиков. Это потом мне егерь сказал, что лесные звери от человека идут подальше… от живого человека. А мертвым могут подзакусить.
…Рано утром принялась снова Волгу искать. Спасительная вода мерещилась средь деревьев как мираж. Проходила еще день. Уже второй. Ничего, кроме нескольких ягод черники из корзинки, так и не съела.
— Черника, если честно, быстро опротивела. Забралась на какой-то холм, думаю: что ж дальше-то? И тут началась вакханалия: мгновенно потемнело, налетел ветер, жуть, страсти-мордасти, грохот, гроза. Вспомнила инструкцию из какой-то книжки: нельзя стоять под большим деревом, а надо забраться под кустик…
Залезла под елочку — и пошло: молнии плясали вокруг на расстоянии в несколько метров.
— От этой пляски можно умом тронуться. Поначалу-то жалела, что мобильник не взяла, а тут выяснилось — слава богу, сразу же убило бы. Промокла до нитки. Усталость дикая. Одна мысль: прилечь… хоть куда-нибудь. Еще обратила внимание: что это за норочка вытянутая? Вроде не мышиная… На час забылась. Просыпаюсь — из норки выглядывает аккуратная змеиная головка. Голубовато-розовая. Прям у моего лица. Я не дыша пытаюсь от нее отползти. Змея в недоумении головой трясет. Из последних сил бегу прочь — и теряю чувство пространства окончательно.
«Как тут теперь не уверовать в бога?»
На третье утро она еще раз все взвесила: есть не хочется, но надо больше пить. Искала небольшие канавки, еще лучше — если целую лужу… Как потом скажут врачи: эта вода лесная, целебная, ее в итоге и спасла. Пила по полтора-два литра в день. Была одета в резиновые боты — сняла. А там — каша.
— Сам видишь, ноги стерты до мяса, кожа слезла. И как назло — сразу же столько гнуса! Мухи огромные черные прокусывают насквозь. Комарья — миллионы. И еще гадость какая-то с желтыми пузами. Ноги, ноги жалят! Раздеться хочется, вся мокрая, а не могу — жрут, гады. Веткой отмахиваюсь, но силы истекают. А место живописное — как в фильме «Летят журавли», когда герой погибает и над ним все кружится… Так же и я — лежу и гляжу на умиротворяющие верхушки деревьев.
Короче, приняла решение: сесть, никуда больше не ходить, тем более что ноги совсем отказали.
— Сил хватало лишь до канавы как бочка перекатиться и болотно-ливневой воды напиться. Горьковатой. А самой так хотелось стакан кофе с горячим молоком!
— Кофе? Это вам надо было в джунглях Амазонки потеряться.
— Ну да. Лежу, вспоминаю всю жизнь. Стала кричать «помогите!».
— От безысходности?
— Наоборот! Твердо верила, что найдут. Даже с юмором: «Помогите мне, пожалуйста, выйти из этих красот природы!». День сменял ночь — никого. И вдруг вижу — за деревьями стоят два человека в темных пальто. При костюмах. Я: «Счастье-то какое! Можно к вам обратиться? Как тут к Волге пройти?». Они пошевелились, но молчат. «Трудно сказать, что ли?». Ноль эмоций. А я думаю про себя: «Неужто криминальные элементы прячутся?». Паниковать не стала. Вечером четвертого дня они явились опять.
— А вы умудрялись еще дни считать?
— Сначала да. Итак, пришли — никакого внимания. Кричу им, ругаюсь: «Что столбом-то стоите?!" — стоят, паразиты, между собой чего-то шу-шу. В глаза не смотрят. И не убивают. И тут до меня дошло, что это не живые люди, а моя галлюцинация. Так и провожали тенью до конца. Спасибо, сейчас исчезли. Вообще ощущения были двойственные: казалось, всего этого нет и утром проснешься в своей постели…
Ночью интересно: не видно ничего и двигаться нельзя, сразу глаз выколешь. И — рраз! — хруст. Тяжелый шаг где-то рядом, как лось или медведь сквозь чащу бредет.
— Любой другой на вашем месте опустил бы руки. Спятил.
— Думаю, — единственный раз всплакнула Майя Ивановна, — мне отец помог.
Тут надо сделать короткое лирическое отступление. Ее отец, генерал-лейтенант Иван Семенович Варенников, прошел вместе с маршалом Жуковым всю войну. Работая в его штабе и при разработке Сталинградской битвы, и при операции по взятию Берлина. Разумеется, как особо доверенное лицо присутствовал при подписании акта капитуляции Германии. В 1947-м его, ближайшего соратника уже опального полководца, арестовали (как и весь жуковский генералитет). Отсидел более пяти лет вплоть до самой смерти Сталина. Выдержал все: угрозы, издевательства, побои, содержание в сумасшедшем доме. Но ни одного письма против Жукова так и не подписал. Он единственный из жуковского окружения, кто не сломался и, по сути, так и не был осужден, находясь под следствием. Настоящий боец, верящий в справедливость.
Так вот Майя взяла от него феноменальное жизнелюбие и стойкость. Окончила ВГИК (работала, кстати, в качестве помощника режиссера вместе с Эльдаром Рязановым на «Девушке без адреса»). Позже трудилась в издательствах, в «Красной Звезде». Ее оптимизм по жизни удивлял всех. Нашли опухоль на позвоночнике, операцию никто не брался делать, все равно, мол, ноги откажут. Один военный хирург на свой страх рискнул. После заходит: можешь пальчиками пошевелить? Пошевелила. Он аж подпрыгнул: получилось! В кратчайшие сроки выбралась из костылей, освоила велосипед. Потом опять «хоронили» — нашли онкологию. Снова операция с неутешительными прогнозами. И что? Метастазы вырезаны, человек живет, в семьдесят с лишним лет строит дачу, ходит на лодке…
— Пока там лежала на спине — ни одной слезинки не проронила. Медсестра так и сказала: вас спас ваш характер. Единственное, под конец молиться стала. Вера пришла. До этого не было. Я ж воспитана советским строем. Настоящий атеист, религию уважала, но изображать из себя кликушу и ханжу никогда не хотела…
«Если умирать-то внутри картин любимого Левитана!»
Искать ее стали через четыре дня. В полицию позвонила соседка Татьяна — она видела, как Майиванна уходила с корзиной. Хотели и в МЧС обратиться насчет вертолета, но, во-первых, игрушка дорогая, стоимости космические, а во-вторых, за пышными кронами он все равно бы ничего не разглядел. Полиция зашла в дом, все осмотрела, взяла паспорт и объявила в розыск. Расставили в лесу пикеты. Сначала выдвинулась группа егерей с 11 собаками, но те почему-то след не взяли.
— Слышала где-то в отдалении лай… Не приблизились. А потом уж вышли люди из лесничества. Я ж кричала ровно, монотонно, насколько сил хватало «помогите, помогите» и вдруг в ответ услышала: уже идем! Тут и появляются они, спасители мои. Думала, сон…
— До какого момента вы б еще продержались?
— Думаю, дня полтора, не больше. Ноги страшно болели. И ни крошки еды за 8 дней… В общем, подошли ко мне, егерь спросил: «Как вы сюда попали? Здесь нога человека не ступала! Можете подняться?». Не могу. Тогда они из длинных прутьев очень ловко сделали носилки, положили меня и долго-долго несли до Волги, наверное, с час. 20 человек по очереди. А у Волги по рации вызвали катер. И в больницу, где тут же закололи антибиотиками.
…У нее в доме тем временем начались метаморфозы с предметами. Например, деньги, до этого лежавшие в книге Высоцкого, теперь оказались вынутыми и положенными в конверт. Видно, кто-то ждал Майиванну в не совсем живом статусе.
Ну, а пропавшего Николая день на третий нашли в какой-то пивнушке в интересном состоянии. Почему он сразу не явился в полицию и не сообщил о Майе — до сих пор загадка.
— Майя Ивановна, не хотите ли по выздоровлении за черничкой отправиться?
— Думаю, в ближайшие годы не пойду. Хотя на дачу тянет…
— Может, разумнее в Москву? Там цивилизация.
— Чего-чего? В духоту? Я сама себе цивилизация. У меня в домике Высоцкий, Евтушенко, Фазиль Искандер…
— Не просыпаетесь в холодном поту, что вы опять в лесу?
— Нет. Лес бесподобный, чащоба. Птички разнообразные вокруг прыгали, в жизни таких не видала. Не меня — художника бы туда. Исаака Левитана. Очутиться бы ему среди такого величия русской природы. Я даже подумала: если и погибну, то в окружении истинно левитановской красоты!
Осташков
