Михаил Касьянов: Как я был премьером

Секретная миссия: как Ельцин на самом деле выиграл выборы 1996 года

Начиналась президентская предвыборная кампания, а между тем политическая и финансовая ситуация в стране была критической. Цены на нефть были в районе исторического минимума. Нынешних многомиллиардных поступлений в казну от экспорта нефти не было и в помине. Людям месяцами не платили зарплат, пенсий, пособий, стипендий. Без погашения всех этих долгов Ельцину нечего было рассчитывать на переизбрание. Поэтому он пообещал, что все долги будут погашены в мае, то есть за месяц до выборов.  

Но где взять деньги? Ельцин лично обратился за помощью к двум западным лидерам, с которыми у него сложились самые доверительные отношения: президенту Франции Жаку Шираку и канцлеру ФРГ Гельмуту Колю. Он позвонил им и попросил срочно предоставить России внеплановые займы и кредиты, дабы решить обострившиеся социальные проблемы и не допустить возвращения коммунистов к власти.  

Они согласились помочь. Иными словами, политическое решение было принято. Вести дальнейшие переговоры было поручено двум людям. В качестве личного представителя Ельцина в Бонн и в Париж был направлен один из самых близких и доверенных людей Бориса Ельцина — глава Управления делами президента Павел Бородин. Мне поручили согласовывать все финансово-технические детали.
Сначала меня пригласил к себе Пал Палыч Бородин, а потом была короткая встреча с президентом. Он со мной прежде никогда не встречался. Борис Николаевич рассказал о своих телефонных переговорах с Колем и Шираком. Мне было сказано, что моя миссия будет совершенно секретной. О ней действительно ничего не было известно ни у нас, ни на Западе.  

Даже мой тогдашний непосредственный начальник, министр финансов Владимир Пансков, ничего об этом не знал. Ему просто сообщили, что Касьянов уехал в командировку по заданию администрации президента. Он спросил: “Куда?” Ему сказали: “Не спрашивай”. И все, точка. Такой был уровень секретности этих переговоров.  

Бородин вел политические встречи от имени Ельцина. Встретился с Колем и Шираком, разъяснил ситуацию в России, представил им меня как переговорщика по всем финансово-техническим вопросам, а они, в свою очередь, представили своих переговорщиков. Мы сели и стали работать.  

Интересно, что это были те же самые люди, с которыми я только накануне вел переговоры по реструктуризации наших долгов, приводил им аргументы, что молодая Россия не может оплачивать советские долги, что нам нужна отсрочка…  

Для них такой поворот был неожиданностью, но отказать они не могли, потому что на то была политическая воля лидеров их стран. Это было сложно сделать еще и потому, что речь шла не о переносе платежей по старым советским кредитам, а о выделении из текущего бюджета “свежих” новых денег.  

Проблема была в том, чтобы договориться о приемлемых финансовых параметрах. Политики же этим не занимаются. А финансисты могут обставить выделение займов и кредитов такими условиями, что заемщику придется туго.  

Проблемы были и по сумме, и по процентной ставке, и по периоду погашения, и по другим условиям. К примеру, когда начинаем гасить сам долг? С завтрашнего дня? Или получаем отсрочку на два года, а до этого платим только проценты?  

Срок переговоров был жестко ограничен — полтора месяца, а объем работы — огромный. Работать же мне пришлось в полном одиночестве. Все переговоры на английском языке и все документы тоже. Иногда нужно было за ночь перевести страниц сто английского текста. Во время этих полутора месяцев, что шли переговоры, мне даже не разрешали возвращаться в Москву.  

Все-таки под самый конец я добился того, что мне дали в помощь одного сотрудника из Минфина и одного юриста из Внешэкономбанка, чтобы свежим глазом просмотреть весь текст соглашений. Мы втроем проработали последнюю ночь в Париже и последнюю ночь в Германии, во Франкфурте, все еще раз перепроверили. Соглашения были подписаны, деньги поступили на наши счета к 1 мая, как Борис Ельцин и обещал народу. И сразу началось погашение долгов гражданам.


Первый раз я встретился с Путиным где-то в конце 1995 года, когда он еще был заместителем главы питерской администрации. Это было незадолго до того, как они с Собчаком проиграли выборы губернатора. Я был замминистра финансов, отвечал за внешние долги и займы, а он приехал в командировку в Москву: питерская администрация накануне выборов просила выделить кредитные средства для городских больниц. Мы сидели в моем кабинете в Минфине, обсуждали эту заявку. Это был обычный деловой разговор, мне тогда часто приходилось вести подобные переговоры с различными руководителями регионов. По таким же поводам мы встречались еще раза два.  

Чаще общаться мы стали, когда президент Ельцин назначил меня министром финансов, а Путин уже к тому времени был директором ФСБ, фактическим членом правительства. Тогда мы уже ощущали себя, как мне во всяком случае казалось, членами одной команды.  

31 декабря 1999 года я в Минфине вел заседание коллегии, но утром мне позвонил один знакомый, который знал гораздо больше меня, что происходит в ближайшем окружении Ельцина, и сказал только: смотри в полдень телевизор. Так что я догадывался, что произойдет нечто важное.  

А потом, спустя несколько дней, вдруг звонит Путин, приглашает встретиться. Я приехал к нему, и он с ходу предложил работать в паре: он идет на президентские выборы, при этом оставаясь премьер-министром. Я становлюсь его первым заместителем, причем единственным, и руковожу работой правительства. После избрания и вступления Путина в должность президента я назначаюсь премьер-министром. Так и договорились.  

Предложение было для меня неожиданностью. Путин подчеркнул, что оно исходит от него лично. В тот период времени я не был с Ельциным настолько близок, чтобы обсуждать такие вещи. У нас были чисто формальные отношения министра и президента, не более того.  

Но позднее Борис Николаевич во время наших дружеских встреч рассказывал, и не раз, что сразу же пообещал не вмешиваться в дела нового президента. Он уходит — и всё. Никакой критики в адрес нового президента с его стороны не будет. Ельцин свое слово держал. Даже когда ему уже совсем не нравилось то, что делал Путин, он старался все равно ни во что не вмешиваться. И уж точно Ельцин — мне он сам об этом потом говорил — никогда не давал своему преемнику никаких рекомендаций, кого следовало бы назначить премьером.  

Вариантов могло быть сколько угодно. У меня, как я думаю, было одно безусловное преимущество — я был далек от публичной политики. Сейчас ясно, что для Путина это было важным фактором при выборе. Плюс, конечно, то, что я был министром финансов. Самые острые проблемы, которые правительству нужно было решать в первую очередь, относились именно к этой сфере. Еще один аргумент “за” — как бывший директор ФСБ он знал, что я не связан ни с одним из так называемых олигархов материальными интересами.  

С его стороны условие было только одно — не лезть на его “поляну”. Президентская “поляна” — это силовые структуры и внутренняя политика. Внутренняя политика — это прежде всего взаимодействие с политическими партиями и работа с регионами. Тогда, при первом нашем разговоре, Путин назвал все то, о чем мы договорились, контрактом. Кстати, в день отставки я напомнил ему, что со своей стороны этот контракт выполнил полностью.  

Я поставил два условия: во-первых, что он будет поддерживать проведение тех реформ, которые я тогда обозначил. Во-вторых, что правительство не может быть отправлено в отставку без веских на то оснований, а главное — без внятного публичного объяснения ее причин.


Швейцарский суд принял решение выпустить Пал Палыча под залог в 5 миллионов франков. Мы узнали об этом, когда шло совещание по банковской реформе. У меня в кабинете были тогдашний председатель ЦБ Виктор Геращенко и кто-то из министров. Мы тут же приняли решение, что надо вытащить Бородина из тюрьмы, чтобы он не сидел за решеткой, пока будут разбираться в его деле.  

Я немедленно по телефону попросил генконсула России в Женеве выяснить, каким образом мы сможем внести залог. Генконсул говорил: надо заплатить наличными. Я засомневался: когда требуют cash payment, это вовсе не значит, что нужно принести мешок с наличными деньгами. Вероятнее всего, надо перевести на счет живые деньги, а не произвести платеж чеками или векселями. Но генконсул настаивал, что нужны именно наличные, возможно, он недопонимал и хотел перестраховаться. Поскольку на месте видней, мы решили сделать, как он настаивал.  

Но где взять пять миллионов франков наличными в конце рабочей недели, в пятницу? Виктор Владимирович вспомнил, что в Цюрихе, в четырех часах езды от Женевы, есть швейцарский филиал ВТБ, там деньги должны быть. Директор этого банка говорит: по местным законам на обналичку такой большой суммы нужно специальное разрешение у Банка Швейцарии. Мы тут же с Геращенко принимаем решение перевести пять миллионов франков из средств, находящихся в расчетах между ЦБ и правительством. В течение часа было получено разрешение Банка Швейцарии, и инкассаторский броневик повез пять миллионов франков в Женеву. Адвокаты торопят: пятница, если до вечера не заплатим, будет человек сидеть в тюрьме до понедельника. Тут я прошу еще раз проверить: может, все-таки речь идет об обычном денежном переводе? И впрямь, вскоре генконсул выяснил, что залог можно отправить и переводом. Оставалось только грамотно его оформить, чтобы деньги были зачислены на нужный счет в тот же день. Броневик на полпути развернули обратно. Под вечер Бородин вышел на свободу и вскоре уже приземлился в Москве. До суда дело Бородина в итоге не дошло.


К началу 2001 года стало ясно, что финансовая деятельность Министерства обороны до предела запутана и непрозрачна. Дальше так не могло продолжаться. Особенность ситуации заключалась в том, что все военные связаны своеобразной круговой порукой, которую очень трудно разорвать.  

Тогда я предложил Путину: давайте назначим заместителем министра обороны по всем финансовым вопросам штатского человека. Причем женщину, из наиболее опытных сотрудников Минфина. Женщины-финансисты обычно славятся своей дотошностью и работоспособностью. Кроме того, генералам из Минобороны трудно установить с ней неформальные отношения с помощью обычного арсенала приемов: охота, рыбалка, баня, водка и т.д. Моей кандидатурой на этот пост была Любовь Куделина, работавшая в Минфине одним из моих заместителей и как раз курировавшая финансы оборонного комплекса. Путину эта идея очень понравилась. Но дальше произошло удивительное.

 Президент вечером того же дня приехал к Куделиной домой. Она, почти потеряв от неожиданности дар речи, кормила президента на кухне котлетами. Он просидел у нее там до ночи, стараясь очаровать, максимально к себе расположить.


— Ходили самые разные версии о причинах вашей отставки. Некоторые аналитики полагали, что это решение было принято давно, но увольнять вас раньше времени не хотели, опасаясь, что оппозиция может поднять вас на щит и превратить в опаснейшего конкурента Путина на президентских выборах. Поэтому уволили через несколько дней после того, как закончилась регистрация кандидатов в президенты.  

Но есть и другая версия. Когда вы с Немцовым катались на лыжах и вели политические дискуссии в Австрии, спецслужбы доложили президенту, будто вы обсуждали антипутинский переворот. Замысел якобы был примерно такой: конкуренции на президентских выборах в марте 2004 года не предвидится, интриги никакой нет, победа Путина предрешена. Соответственно, из-за слабого интереса избирателей явка может оказаться ниже 50 процентов. Выборы будут объявлены несостоявшимися, а через три месяца, примерно в середине июня, состоятся повторные выборы. Полномочия же Путина истекают 7 мая. Значит, между 7 мая и серединой июня, в соответствии с Конституцией, временно исполнять обязанности президента будет премьер-министр Касьянов. Вот тут-то он и развернется — и победы на повторных выборах Путину не видать…  

В общем, как я слышал минимум из трех заслуживающих доверия источников, все было красочно и детально расписано в папочке, которую спецслужбы положили на стол Путину. В досье также содержалась настоятельная рекомендация срочно отправить правительство в отставку, дабы в принципе исключить возможность такого сценария. Где тут правда?  

— Когда Путин объявил мне об отставке, он ничего такого не говорил. Но уже вечером того дня мне подробно рассказали эту же самую историю люди, обладавшие серьезной информацией о настроении и мотивациях главы государства. Они убедили меня, что это и есть истинная причина отставки. Еще мне сказали, будто бы к тому донесению в папочке прилагались расшифровки наших с Немцовым разговоров, где мы якобы обсуждаем сценарий, как будут сниматься с выборов Хакамада, Харитонов, Глазьев, Малышкин, а в результате останутся только Путин и Миронов.  

Я сразу вспомнил, как накануне, 23 февраля, был вместе с другими руководителями на праздничном концерте в Кремле. Президент в тот вечер вел себя как-то необычно. В перерыве все больше по углам о чем-то шептался с Патрушевым, избегая остальных. На следующий день, 24-го, Путин вдруг отменил традиционное совещание с членами правительства и попросил меня приехать одного. Я тогда еще с Константином Мерзликиным, начальником правительственного аппарата, поспорил: точно будет или замена кого-то из силовиков, или отставка правительства. Я больше склонялся к последней версии и оказался прав.  

Президент заявил, что по Конституции он имеет право отправить премьера в отставку. Я не возражал. При этом Путин старался не пересекаться со мной взглядом, было заметно, что он нервничает, с трудом подбирает слова. Президент продолжил: “Я решил воспользоваться этим правом”. Я повторил: “Это ваше законное право”. После паузы он произнес: “Прямо сейчас”. Я еще про себя подумал: а какой в этом смысл? Но виду не подал, пожал плечами, мол, хорошо, сейчас так сейчас. Президент говорит: “Тогда я подписываю указ об отставке премьер-министра”.  

Я понял, что важнейшее политическое решение им явно не подготовлено, принято скоропалительно. Оно было юридически некорректно. И я обратил внимание президента на это: “Извините, — говорю, — но в отставку можно отправить только все правительство целиком, а одного премьера нельзя. Это не предусмотрено Конституцией”. Он немного стушевался. Видимо, в спешке Путин эти тонкости забыл. Пришлось объяснять все нюансы и настаивать, чтобы глава государства прибыл в Белый дом и объявил правительству о своем решении. Причем разъяснял я это все очень корректно, не накаляя обстановку. Помимо всего прочего, у Путина даже не было кандидатуры на должность председателя правительства. Он спросил моего совета: кого назначить исполняющим обязанности на переходный период? Я предложил Виктора Христенко. Президент, не раздумывая, согласился.  

Затем он вызвал главу своей администрации Дмитрия Медведева, объявил ему о своем решении, поручил подготовить указ и организовать нашу совместную встречу с кабинетом министров. Вот и весь незамысловатый разговор об отставке Правительства России.  

Кстати, когда я вышел из кабинета президента, произошла занятная история. В приемной находился замруководителя кремлевской администрации Игорь Сечин. Он приветливо поздоровался и, отойдя со мной в сторонку, сказал: “Спасибо, что вы научили нас управлять страной. Теперь мы верим в то, что умеем это делать сами. Не поминайте лихом”.  

Я улыбнулся и поехал в Белый дом готовить правительство к отставке.

Полную версию читайте на сайте “МК”