Новая администрация Белого дома прорабатывает предложение о сокращении ядерных арсеналов России и США на 80% и предлагает оставить по 1000 боеголовок с каждой стороны (вместо нынешних 3113 у России и 3575 у США). Эта информация, появившаяся на днях в британской Times, сразу сделалась в мире новостью номер один. А на первой своей президентской пресс-конференции Обама подтвердил ее, но без конкретных цифр.
Официальной реакции по этому поводу ни от кого из политиков мы пока не услышали. Впрочем, ожидать ее на обычную газетную публикацию было бы глупо. Такая реакция может появиться лишь после того, как эти предложения будут реально сформулированы. Ожидается, что это произойдет на встрече президентов Обамы и Медведева в апреле. Каким может быть ответ России на это предложение, попытался выяснить “МК”.
5 декабря 2009 года заканчивается срок действия основополагающего Договора об ограничении и сокращении стратегических наступательных вооружений СНВ-1, который был подписан 31 июля 1991 года в Москве Михаилом Горбачевым и Джорджем Бушем и вступил в силу в 1994 году. Этот договор обеспечивал баланс стратегических ядерных сил и в условиях экономического и военного превосходства США стал принципиально важен для России.
По истечении срока СНВ-1 прекратит свое действие уникальная система взаимного контроля, которая предусматривала систему из 14 типов взаимных ежегодных инспекций и более 150 видов уведомлений. В результате процесс создания, модернизации или развертывания ядерных ракетных комплексов может стать бесконтрольным. Особенно для России, с ее несопоставимо более слабыми, чем у США, возможностями технической и космической разведки.
Что может означать для России сокращение ее ядерного потенциала до 1000 боеголовок? Выгодно ли нам это с военной точки зрения? Какие подводные камни есть на пути к заключению такого соглашения? На эти вопросы “МК” попросил ответить ведущего военного эксперта в области ядерных вооружений, в прошлом 1-го зама главкома и начальника штаба РВСН, члена Совета обороны и Совета безопасности РФ, кандидата военных наук, профессора генерал-полковника Виктора Есина.
— Учтите, вброшенная Times информация очень неконкретна, а возможно, и не совсем достоверна. Выйдет Обама с таким предложением или нет — еще вопрос. Насколько мне известно, позиция новой администрации по этому вопросу пока не выработана, и это, возможно, лишь одна из мыслей, которая там витает. Те же военные Обамы, в частности министр обороны Гейтс, говорят, что ниже 1500 развернутых боеголовок вообще опускаться нельзя. Там есть и совсем радикальные мнения — опуститься до 500. Фактически сравняться по уровню ядерных потенциалов с Китаем, Францией, Великобританией. Но все это — лишь проработки. И подобные “утечки” информации — похоже, зондирование нашей позиции.
— Но согласитесь, позиция предыдущей администрации по СНВ-1 все же была более жесткой...
— Да, администрация Буша речи о сокращении вообще не вела. Они говорили: в договоре об СНП 2002 года прописан уровень в 1700—2200 боеголовок, вот на нем и нужно остановиться.
— У нас иногда говорят, что СНВ-1 нам невыгоден, так как из-за него мы не можем ставить на наши моноблочные “Тополя” трехблочные головные части.
— В той форме, в которой СНВ-1 существует сейчас, нам действительно ставит некоторые препоны. В частности, мы заявили “Тополь” как моноблочную ракету, а значит, на нее ставить другую платформу с размещением 3 и более боеголовок уже нельзя. Вернее, договором это не запрещается, но в этом случае все наши “Тополя” автоматически засчитываются нам как группировка с разделяющимися головными частями. Такое положение записано в СНВ-1. И это нам невыгодно.
— Что для нас было бы предпочтительно зафиксировать в новом договоре?
— Моя личная оценка такова: можно опуститься в СНВ до 1000 развернутых блоков, но при этом обязательно должны быть наложены серьезные ограничения на развертываемую США систему ПРО. Если этих ограничений не наложить, то принцип одинаковой безопасности будет нарушен. Преимущество получит американская сторона. С помощью ПРО она будет способна перехватить определенное количество боевых блоков. Мы такой системы не имеем. Причем чем ниже будет опускаться количественный уровень боеголовок, тем весомее будет становиться значимость ПРО для девальвации нашего ядерного потенциала.
— Насколько я понимаю, предыдущий договор СНВ базировался именно на договоренностях по ПРО?
— Абсолютно верно. В преамбуле СНВ-1 прописана приверженность договору по ПРО. Он заключался в условиях, когда действовал договор об ограничении этой системы, который позволял обеим сторонам иметь лишь по одному району ПРО. Это была зональная ПРО. У нас — Москва, у них — ракетная база на севере США Грандфоркс. Но потом США от нее отказались, поняв, что в таком качестве ПРО неэффективна. Они решили строить глобальную систему — национальную систему ПРО, которая смогла бы защитить от ракетного нападения всю страну. И это их решение сильно влияет на нынешний переговорный процесс по СНВ. По сути, с ними нужно заключать новый договор по ПРО, такой же, который предшествовал заключению СНВ-1. Без этого условия России идти на столь глубокое понижение числа боезарядов было бы опрометчиво.
— Но это — долгий переговорный процесс, и к декабрю — окончанию действия СНВ-1 — он не завершится. И что тогда?
— Мой прогноз таков: первые 100 дней администрация Обамы будет разбираться с наследством. Толчок в деле СНВ возможен лишь после первой апрельской встречи Обамы и Медведева, когда окончательно будут сформулированы обе позиции. Пока же в них существуют коренные расхождения. США, например, придерживаются мнения: засчитывать и накладывать ограничения только на ядерные боеголовки, а носители не учитывать. Если такая точка зрения там возобладает, то в этом случае сближение невозможно. Ведь если не наложить ограничения на носители, а засчитывать только развернутые боеголовки, то получается, что сейчас я, к примеру, могу иметь 1000 носителей — ракет, самолетов, подлодок — и на них 1000 боеголовок. Но платформа позволяет установить на ракету еще 5 боезарядов. Пока я их снял и положил в хранилище — именно так происходит по договору СНП, — но если мне понадобится, то я в короткое время могу все эти 5 блоков быстро вернуть на ракету. Фактически это не сокращение или разоружение, а лишь понижение боеготовности. Но мы же собираемся договариваться об ограничении и сокращении СНВ.
Значит, нужно ограничить количество носителей. И за каждым, как это сделано в договоре СНВ-1, засчитывать определенное количество боевых блоков. Тогда количество носителей увеличивать до бесконечности не получится, и американцам, так же как и нам, придется делать какие-нибудь “Минитмент-4” с одним блоком, типа наших моноблочных “Тополей”. Или же менять платформу на старых ракетах, которая бы не позволяла установить дополнительное количество боезарядов. Это им, естественно, невыгодно.
— Зато ограничение носителей очень выгодно нам. Мы сейчас сотнями списываем наши ракеты по старости, а новых взамен получаем лишь единицы.
— Да, есть ли договор, нет ли его — продленный срок эксплуатации ракеты закончился, и мы ее все равно вынуждены снимать с вооружения. К сожалению, наши ракеты-носители 4-го поколения, да и на подлодках — 3-го поколения, уже вырабатывают свой ресурс и долго в боевом составе находиться не смогут. Тем более нам важно, чтобы в новом договоре было прописано, положим, так: каждая сторона должна иметь не более 400 носителей и развернутых на них 1000 блоков. Тогда возвратный потенциал становится незначительным — и равная безопасность сторон гарантирована.
— Возвратный потенциал — это те боеголовки, которые можно вернуть из хранилищ и снова установить на ракеты?
— Да. И я всегда говорил, что возвратный потенциал не должен превышать одной трети от количества развернутых боевых блоков. Кстати, американцам тоже выгодно, чтобы закончился действующий договор СНВ-1, так как после его окончания они больше не будут связаны обязательствами по возвратному потенциалу.
— Вряд ли они сразу бросятся устанавливать на ракеты дополнительные боеголовки. Это довольно затратно, тем более в условиях кризиса. К тому же у нас боеголовок все равно меньше, чем у них.
— Да, реально им никакой нужды в этом нет. Но когда договор закончится, у США появится возможность, используя свои ресурсы — а они даже в условиях кризиса у них все равно больше наших, — обеспечить фактическое превосходство над стратегическими ядерными силами России.
— Серьезное превосходство?
— Это будет зависеть от того, сколько они захотят дополнительно развернуть боеголовок. Но они могут остановиться и не наращивать их — это уже вопрос политических решений.
— Но сейчас-то пока еще некий паритет сохраняется, по крайней мере до тех пор, пока наши ракеты окончательно не вышли из строя по старости?
— Паритет — неточное понятие. Тут скорее применим термин “баланс возможностей”. Паритета у нас с США давно уже нет. А баланс возможностей означает, что США способны уничтожить Россию несколько раз, а Россия Америку — один-полтора раза. Потому ни одна из сторон не нападет на другую, если знает, что ее все равно уничтожат. Этого вполне достаточно, и не надо нам стремиться к паритету с американцами. Достаточно обладать таким потенциалом, который делал бы невыгодным нападение на нас.
— Создавал неприемлемый ущерб?
— Кстати, понятие “неприемлемый ущерб” тоже изменилось. Например, Макнамара считал, что неприемлемый ущерб — это когда гибнет четверть населения и 2/3 промышленности. (Роберт Макнамара — бывший министр обороны США. — Авт.) А если ущерб ниже, то вроде бы и войну развязать можно. Сейчас же американцы считают гибель даже одного города неприемлемым ущербом. Вспомните гибель башен-близнецов. Разве этот ущерб для них приемлем? Это понятие зависит от менталитета людей. Для китайцев, возможно, потеря и 10 городов приемлема. Для каждой страны это своя величина.
— Интересно, что считается “неприемлемым ущербом” для нас? Не хотелось бы это узнать опытным путем. В связи с этим каков ваш прогноз на ситуацию, если новый договор о СНВ все же не подпишут до конца 2009 года?
— Другого выхода не остается, как тот, что предусматривает СНВ-1, — его пролонгация. Она делается на 5 лет. Хотя нам это, конечно же, невыгодно. Думаю, она возможна при условии, что переговоры продолжатся и новый договор будет подписан в 2010 году. В принципе, возможны и заявления обеих сторон о том, что, когда срок договора закончится, они все же будут придерживаться его положений. Такая практика существует. Например, договор ОСВ-2, подписанный в 1976 году, не был ратифицирован ни СССР, ни США, но по умолчанию его основные параметры соблюдались и советской, и американской сторонами.
Но я бы все же не стал так однозначно заявлять, что договор в этом году не будет заключен, хотя вероятность этого не слишком велика. Но тут все зависит от настроя сторон и их политической воли.
