Калоев: герой или убийца?
“Сидеть в швейцарской тюрьме гораздо лучше, чем жить в российской глубинке”
Виталий Калоев досрочно освобожден! В минувший четверг эта новость мгновенно облетела всю страну. Добралась она и до маленькой Северной Осетии.
— Нам звонили родственники со всех городов, поздравляли с возвращением Виталия на родину, — утирая слезы радости, делились близкие Калоева. — Во Владикавказе этот день стал национальным праздником.
Жалеет ли Виталий Калоев о содеянном? Об этом он рассказал в интервью “МК”.
За несколько часов до прилета Калоева в Москву мы дозвонились до его племянницы Оксаны, живущей во Владикавказе.
— Сейчас весь город готовится к приезду дяди Виталика. Во Владикавказе живет всего 350 тысяч человек, и нашу семью здесь знают все. Фамилия Калоевых — самая большая в городе, — говорит Оксана. — По традиции заколем барана и испечем три больших осетинских пирога с сыром. Вы знаете, ведь с момента той страшной трагедии в нашем доме не было ни одного празднества. Даже свадьбы решили отложить до приезда дяди...
В последние несколько дней по многим телеканалам показывали дом Калоева, детские кроватки, заваленные игрушками и фотографиями погибших детей.
— Ничего этого не осталось, — продолжает собеседница. — Мы давно все убрали. Зачем причинять человеку боль? А еще за все четыре года, минувшие после авиакатастрофы, не было такого дня, чтобы мы не посетили кладбище, где похоронена семья. Сам дядя Виталик всегда звонил нам четыре раза в год — на дни рождения детей, жены и… на день их гибели. А еще, пока его не было, к нам в дом приходили письма со всей страны и из-за границы. Особенно много было сочувствующих из Испании и Швейцарии. Конечно, в Осетии есть люди, которые осуждают Калоева, но мы с ними стараемся не общаться.
* * *
Выспаться Виталию Калоеву в ночь с понедельника на вторник не удалось. После бурной встречи в аэропорту “Домодедово” он отправился с сотрудниками представительства Северной Осетии в Москве отмечать свое освобождение.
— Домой вернулся только в полседьмого утра. Вздремнул пару часиков, но, видимо, из-за всех этих событий сон не шел. Проснулся и выкурил уже, кажется, полпачки сигарет за несколько часов, — начал разговор Виталий. — Ведь когда я сошел с трапа самолета, а потом увидел родных — сестер, братьев, племянников, впал в ступор. Растерялся. Домой меня не отпустили. Земляки повезли меня в культурный центр для осетин, где мы проговорили всю ночь. Вот сейчас в гости приехали мои племянники. Сидим, снова все вспоминаем…
— Расскажите, какие были условия содержания в швейцарской тюрьме?
— Могу уверенно сказать: сидеть там гораздо лучше, чем жить на свободе в российской глубинке. В той тюрьме, куда поместили меня, находилось всего пятьсот заключенных. Каждому выделили отдельную камеру, больше напоминающую комфортабельный гостиничный номер. В комнате было все, что нужно для нормального проживания, — телевизор, кровать, тумба, стол, шкаф, книжные полки. К сожалению, один из российских телеканалов мне настроили только семь месяцев назад. При желании можно было установить компьютер и подключиться к Интернету. Но для этого нужно было заранее записаться и “отстоять очередь”. Мне эта услуга не понадобилась. Все равно электронной почтой пользоваться было запрещено.
— А что вас не устраивало?
— Разве что душ был общий. Но это мелочи…
— Почему же вы не раз высказывали желание перевестись в российскую колонию?
— Мне было невыносимо находиться на той земле, в том государстве, которое оказалось виновным в гибели моей семьи. Может, поэтому меня тянуло на родину? Да и потом, тяжело молчать столько времени. Мне не с кем было поделиться наболевшим. Да и вообще, общих тем для разговоров с заключенными у меня не находилось.
— С тюремной дедовщиной сталкивались?
— Было всякое, но меня эти проблемы обошли стороной.
— Наверное, за три года в Швейцарии вы выучили язык?
— Мне это было ни к чему. Кому надо, меня и так понимали. Я знаю только осетинский и русский. Иностранный я не стал учить принципиально.
— Вместе с вами были русскоговорящие заключенные?
— Там был один человек из России. Мы с ним иногда беседовали. Он искал в Швейцарии лучшую жизнь, хотел обрести новую родину, а оказался за решеткой. За что он сидел? Да у него там целый букет преступлений. Долгая история. Разбой, грабеж…
— Работать вас заставляли?
— По желанию. У меня этого желания, честно говоря, не возникало. Правда, несколько раз я все-таки выходил на станках поработать…
— Соседи по нарам знали вашу историю?
— Конечно, знали. Постоянно подходили, выражали соболезнования. Предлагали даже помощь. Например, мне часто предлагали воспользоваться мобильным телефоном и позвонить в Россию. Также от чистого сердца и в знак уважения предлагали марихуану и даже более тяжелые наркотики — героин и кокаин. В западных тюрьмах, оказывается, это не проблема. Также разрешали покупать спиртное хоть каждый день. Но я всегда отказывался от этих благ — зачем я буду позорить своих детей, свой народ? Однажды мои коллеги по заключению даже хотели испечь мне пиццу. Я не принял и этот подарок. Не хотел ни от кого зависеть.
— Как же вы звонили домой?
— Я пользовался официальным телефоном. Два раза в месяц мне было достаточно связаться с близкими и сообщить: мол, жив–здоров.
— В газетах писали, что всю компенсацию, полученную вами за погибших родственников, больше 100 тысяч долларов, вы передали детям убитого Нильсена. Это было ваше решение?
— Первый раз слышу об этом. Честно говоря, я не вдавался в подробности этого дела. Расскажу, что знаю. Я сразу отказался от этой суммы, даже не думал получать деньги. Дело в том, что прокурор, который буквально рвал на себе волосы, когда меня освободили досрочно, разработал специальный договор на мою компенсацию.
Помню, за день до первого суда, где мне вынесли приговор сроком на восемь лет, мне принесли договор. Я его подписал под нажимом старшего брата. По своей наивности он уверял меня, что данная процедура поможет мне в дальнейшем скостить срок. В итоге все деньги перешли прокурору. Часть он отвалил семье Нильсена, что-то пошло на оплату адвоката, сам прокурор заработал на мне порядка 40—60 тысяч долларов. Так что все эти его громкие заявления, что я перечислил деньги семье Нильсена, — ложь и лицемерие.
— Виталий Константинович, вы не жалеете о содеянном?
— Нет. И никогда не скрывал этого. Даже в тюрьме я всегда говорил все, что чувствовал. За что на меня и ополчились судьи. А жалею я только об одном — что зря прожил жизнь! У меня ведь ничего не осталось. Ни детей, ни жены. Я жалею, что не смог сохранить семью.
— Жизнь длинная, может, вы обретете еще одну семью?
— Я ответил на ваш вопрос. Я жалею, что не смог сохранить свою единственную семью!
— Вы не общались с отцом Нильсена?
— Я не отказывался от общения с ним. Но мне не предлагали встретиться с этим человеком.
— Российские власти как-то способствовали вашему досрочному освобождению?
— Я не знаю, велись переговоры или нет, мне ничего не сообщали об этом. Но наверняка мной занимались. И я благодарен за это.
— Когда вы собираетесь возвращаться во Владикавказ?
— Вот сейчас как раз бронирую билеты. Надеюсь вылететь в среду первым же рейсом.
— Как вы будете дальше строить свою жизнь?
— Это для меня самый трудный вопрос. Я не знаю, что делать дальше. Где работать, как жить…
— Но у вас была работа в Испании?
— Это была временная работа. Я попал туда случайно, по приглашению. И уже тысячу раз пожалел об этом поступке. Видите, что из этого получилось… Ведь моя семья летела в Барселону ко мне. Думал, покажу детям красивую жизнь…
— Может, вам в Москве найти работу?
— Здесь и без меня хватает людей…
— Первое, что вы сделаете по прилете во Владикавказ…
— Как только я сойду с трапа самолета, сразу поеду на Бесланское кладбище. Поклонюсь погибшим ребятишкам. Это мой долг. Я не смогу пройти мимо этого места. А потом поеду на могилку к своим. Думаю, останусь там до вечера.
— Вы вернетесь в свой дом или планируете переехать в новый?
— Конечно, я останусь в своем доме, если это можно еще назвать домом…
ЧТО ДУМАТЬ?
Мария АРБАТОВА, писатель: “Калоев, безусловно, преступник, никто не давал ему права творить самосуд. При этом мне кажется логичным решение выпустить Калоева досрочно — он не Пичушкин и не представляет опасности для общества”.
Иван ДЫХОВИЧНЫЙ, режиссер: “По закону — он преступник, по совести — несчастный человек... Швейцарцы его поняли, их действия означают, что они не считают его преступником. Это как раз и подчеркивает, что их страна на гораздо более высоком уровне развитии цивилизации, чем Россия. Мы же, как эмоциональный народ, засадили бы его на полную катушку”.
