Жених попал на бабки

Квартирный вопрос испортил не только москвичей, но и провинциальную старушку. В ее возрасте, казалось бы, нет большего счастья, чем внуков да правнуков лелеять. Впрочем, Софья Антоновна тайно пошла под венец, не отступая от этой программы.

Сенсационная новость облетела информационные ленты: суд города Владимира признал недействительным брак между 86-летней бабушкой и ее 37-летним внуком, заключенный еще в 2000 году.

Зачем близкие родственники решились на такой отчаянный эксперимент и кому был выгоден их развод? Репортер “МК” узнал подробности запутанной семейной драмы.

Во Фрунзенском суде города Владимира никто не разбирался, почему Олег Николаев и Софья Шмелева незаконно стали супругами — их просто развели за нарушение 14-й статьи Семейного кодекса РФ. Подсудимые не отпирались, объяснили коротко: жене нужна была опека, а мужу квартира. На вопрос репортера “МК”, почему комната не могла достаться внуку от бабушки по закону о наследстве, местные работники развели руками. “Одни идут обычным путем, а другие по глупости пускаются в обход”, — трактовала ситуацию консультант Анастасия Петрова.

На самом деле в случае с бабушкой и внуком все оказалось куда сложнее: если закон обходит человека, то и человек огибает закон...

По Энергетическому проезду лучше гулять, чем ездить: от одного до второго подъезда, вдоль единственного дома на этой улице. Желтая облезлая двухэтажка смотрит на гостя разбитыми окнами. И не поверишь сразу, какие страсти бурлят в этом бараке!

— А зачем вам Софья Антоновна? — дверь квартиры наших героев открывает пожилая женщина. Выслушав суть, затаскивает репортера “МК” в коридор “двушки”-коммуналки и вовсю сплетничает. — Все правда: были бабка и внук, а стали жена и муж, прости Господи. С корыстной целью! Квартира им была нужна… Это ведь моя дочь Таня на них в прокуратуру и написала. Потому как соседи ее своим незаконным супружеством хотели из комнаты попереть! Посмотрим еще, кто кого…

Дверь в комнату бывших супругов была закрыта.

— А бабка с внуком здесь уже несколько месяцев не появлялись, — ябедничает та самая Таня Александрова, которая проживает с маленьким ребенком в соседней 11-метровой комнате. — Не нужна им, видимо, эта жилплощадь… У них трехкомнатная имеется.

Такие вот оказались свидетели преступного брака Софьи Шмелевой и Олега Николаева. Нежелательные. В любви и на войне все средства хороши. А уж если и то и другое зародилось в коммуналке… Тут следует заглянуть в ее историю.

Пятно на репутации

…Софья Антоновна кутается в безразмерную телогрейку, надетую поверх выцветшего халата, и морщит бледный лоб, заглядывая мне в глаза:

— Я же не для секса! Не для секса я внука своего растила! — наконец выдает Шмелева. — Вот послушайте меня, а потом судите о нашем поступке…

Все началось с шестиметровой комнаты в том же бараке по Энергетическому проезду, где Софья Антоновна жила с мужем и двумя детьми. Потом девочки выросли, и семью перевели в 15-метровую комнату. Вскоре одна дочь уехала в другой город, а вторая, Фаина, вышла за Юрку Николаева, который подселился в ту же коммуналку. Казалось бы: хватит этой семье родичей, жилплощадь не резиновая. Но за молодоженами разве уследишь: Фая взялась рожать и рожать через каждый год. Наконец супруги Николаевы с тремя детьми получили трехкомнатную квартиру. А бабушка вздохнула свободно в своей 15-метровой “гнилушке” (муж ее к тому времени умер). Но рано успокоилась: дочь тем временем явила на свет… будущего мужа пенсионерки!

— Четвертого Фая совсем легко выродила, — говорит Софья Антоновна. — Только когда акушеры Олежку вымыли, глядь, а у него нос весь черный, как у кутенка. И верхняя губа такая же — будто усы на ней чернилами нарисованы. Врачи стали отговаривать дочку от этого ребенка: “Зачем он вам с такой кляксой? Сам будет страдать из-за этой большой родинки и вам нервы истреплет. Лучше сразу отказаться от мальчика в пользу государства”.

Так что когда бабушка явилась к окнам роддома, Фаина выкинула через форточку фразу: “Буду писать отказную! Клякса у малыша вместо носа!”. Прорвалась Софья Антоновна в отделение. И сразу узнала Олежку — тот сверкал черным пятнышком из пеленки.

— Посмотрел он на меня по-доброму, как будто знал уже давно, — продолжает старушка. — Я схватилась за голову: “Это же моя кровиночка!”. Жалко стало мальчонку: и так природа ему посередь лица черную метку поставила, что ж теперь всю жизнь губить? Все-таки не дурак на голову и не смертный инвалид какой…

Но сколько ни уговаривала Софья Антоновна дочку не бросать малыша, та только радовалась, что не надо лишний рот кормить: “Жалко тебе его — сама и нянчи. Я и без того за тремя не поспеваю”. Вздохнула Шмелева, а про себя улыбнулась: “Все же не одной дни коротать”…

Бабушкин сынок

Софья Шмелева прошла через двор с подозрительным свертком. Довольная и слегка отрешенная. Соседи увидели ее в окно и зашептались: “Что это она в кульке прячет? Наверно, колбасу!” В тот же миг мнимая колбаса разразилась таким душераздирающим воплем, что жильцы четко осознали: в дом пришел младенец…

— В десять месяцев Олег сильно простудился — в комнате холод был собачий, — вспоминает Софья Антоновна. — Произошло у него затемнение легких — чуть не до смерти. Причем врач предупредил: “С таким диагнозом он вряд ли до зрелости доживет”. И правда, Олег всю жизнь от ветерка заболевал. Я же его выхаживала травами, готовила сосновые варенья. И внучек выжил…

Нынешние враги — соседи Александровы — к тому времени уже заселились. Тогда они еще сиживали со Шмелевой на кухне, чай пили и обсуждали совместный быт.

Олегу приходилось трудно: с ним дружил только один мальчик (и тот умер молодым от болезни), остальные дразнили его и норовили дернуть за черный нос.

— Я вела в школе младшие классы, и хотя преподавателям запрещается учить собственных детей, директор пошел мне навстречу: боялась я, что мальчика засмеют, — объясняет Шмелева. — Лет в десять он просил меня: “Давай сведем это пятно, меня уродом обзывают…” Но врач сказал, что до совершеннолетия такую операцию делать нежелательно.

…Тут наш разговор прерывается. Из своей сапожной мастерской вернулся домой Олег — брюнет со впалыми щеками. Таких лиц тысячи. И никакой кляксы. Его “отличительный знак” свели московские врачи, как только парню стукнуло 18.

— Три месяца не выходил из дома — ждал, пока исчезнут последствия операции, — говорит Олег Николаев. — Думал, что теперь девчонки на меня вешаться начнут. Но ошеломительного успеха не последовало…

Олег до сих видит свое былое уродство изнутри — нет такого врача, который стер бы черное пятно детских обид с его души. К 37 годам Николаев не обзавелся ни любимой, ни ребенком. А единственная родная женщина, бабушка, поставила пятно на его репутации — брачный штамп в паспорте. Впрочем, тут Олег за свой имидж не беспокоится: “Будет умная невеста — все поймет, а дура мне ни к чему”.

Тили-тили тесто — жених и невеста

Двое братьев и сестра Олега до сих пор живут с родителями. Был ли мальчик уязвлен тем, что его так вот отделили от семьи и упекли в коммуналку?

— Я не жалею об этом, ведь бабушка со мной не была одинока, — говорит Николаев о бывшей “супруге”.

— Что вы! Как он меня любит! — вступает в разговор старушка. — Когда его родители ночевать забирали, звал меня: “Бабуля, приходи, ляжем вместе на раскладушке” — со спальными местами у моей дочери тоже всегда была напряженка.

Однако родители все-таки воспринимали Олега как отрезанный ломоть и наследства ему не сулили. А 15-метровая комната, где он вырос с бабушкой, не могла достаться ему в связи с обстоятельствами непреодолимой силы. Имя им — дурацкие законы.

— До 1992 года в наши коммуналки постоянно подселяли жильцов, — говорит соседка героини Галина Александрова. — Только жить в нашем доме было невозможно из-за аварийного состояния. Тогда мы добились того, чтобы здание признали ветхим. Селить сюда перестали, но расселять нас тоже было некуда. Наша семья из пяти человек ютилась в двух комнатах на втором этаже. А в квартире Шмелевой 11-метровая комната оказалась пуста. Ну Таня и договорилась с ЖЭКом на переезд. Правда, без прописки.

А прописать в “ветхий дом” или завещать в нем квартиру по наследству нашими законами тоже воспрещается.

Некоторые быстрее дожидались собственной смерти, чем очереди на новое жилье.

— Лет восемь назад я стала часто падать в обмороки, сильно хворала, — вспоминает Софья Антоновна. — За мной требовался постоянный уход. Олег даже оформился моим социальным опекуном и стал меня выхаживать — так мы поменялись с ним ролями. Но передать Олегу свою “ветхую комнату” я тоже не могла. И помереть-то нельзя было, ведь тогда бы мой внук лишился крыши над головой — жилье отняло бы государство! И в очереди за квартирой я тоже не стояла, потому что 15 метров на одного человека по закону вполне достаточно.

В паспортном столе над Николаевым смеялись: “Оформить в комнату к твоей бабке можно только мужа!” А какие свадьбы в таком возрасте?

“Заставляют нас пожениться”, — сначала шутили Шмелева с Николаевым. А потом крепко задумались: фамилии разные плюс есть документы, что Олег опекун старушки. Да и как в загсе “обрученных” уличат в родстве, если они сами об этом умолчат?

— Пришли во Дворец, — вспоминает Софья Антоновна свою вторую свадьбу. — В анкете был пункт, что нельзя вступать в брак бабушкам и внукам… Я внутренне перекрестилась — и поставила подпись. На собеседовании мы объяснили, что мне от нового мужа нужен лишь уход.

Работники загса Владимира отнеслись к “молодоженам” спокойно: “Для нас это не удивительно — люди давно перестали относиться к браку как к священному союзу, — говорит директор Галина Карташова. — Единственное, что мы могли сделать, когда увидели, что невесте 79 лет, а жениху всего 30, — это дать им максимальный срок на обдумывание решения. Три месяца”.

Супружеский долг

Новобрачные явились в паспортный стол за пропиской. Румяная сотрудница по привычке хотела было захлопнуть перед ними окошко, но гости уже просунули в него два серпастых с заветными штампами. Тут, будучи женщиной и матерью, паспортистка едва не грохнулась со стула. Но как бюрократ была вынуждена прописать супругов и поздравить со свадьбой. Впрочем, потом в ней проснулась ипостась сплетницы — не успели новоиспеченные муж и жена дойти до дома, как соседи уже шептались: мол, живут рядом с “аферистами и, возможно, даже извращенцами”.

— Я работаю в администрации, и соседи слезно просили меня не распространять эту историю по нашему маленькому городку, — говорит соседка Татьяна Александрова. — И я молчала. А потом мне эта доброта боком вышла…

Став мужем и женой, внук и бабушка замкнулись и перестали общаться с другими жильцами. На кухне все бытовые приборы у коммунальщиков были в двойном экземпляре. А обмен любезностями происходил главным образом в таком духе: “Сделайте потише телевизор! Я собственные мысли не слышу!”

Тем временем у Олега начались неприятности:

— Он часто выпивал, просаживал свой заработок сапожника на игровых автоматах… — продолжает Татьяна. — Однажды приполз сюда весь избитый — видимо, из него вышибали долги. Потом он взял какой-то кредит, чтобы расплатиться с бандитами. А вот чтобы отдать банку 60 тысяч рублей, средств не осталось. Тогда Олег решил выкрутиться за счет своего семейного положения… И как-то ввалился в квартиру с некой бумагой: “Таня, выметайся, я приватизировал квартиру и собираюсь ее продать”. А у нас в ЖЭКе потеряли то разрешение, которое мне выдали на проживание. Получилось, я — мертвая душа. А у меня ребенок маленький, у мамы места на нас тоже нет. Пришлось мне просить помощи у закона.

Правда, сам Олег в криминальной стороне дела не признается: “Меня просто избили и ограбили на улице, долгов за мной не числилось. Приватизировал квартиру, чтобы она осталась мне после смерти бабушки”.

Но колесо правосудия, запущенное соседями, было уже не остановить.

На суде в качестве обвиняющего выступал прокурор города Владимира и представлял интересы Российской Федерации, а вовсе не соседки, о кознях которой на заседании речи не шло.

— К нам поступило заявление от гражданки Владимира, что нарушается Семейный кодекс РФ с целью мошенничества. Как физическое лицо она действовать не могла — это вмешательство в частную жизнь, — комментирует Инга Саверайте, прокурор отдела по надзору за соблюдением Федерального законодательства.

— В ходе проверок уголовных фактов мы не выявили, подали в суд только за нарушение 14-й статьи о недопущении браков между близкими родственниками.

…Софья Антоновна перебирает свои достижения — красные “корочки” ветерана труда во время Великой Отечественной войны и в мирные будни. Среди них как ложка дегтя затесалась квитанция на сто рублей: “А… это мы за развод платили”. К такой “мере наказания” пришел суд в результате слушания.

Но соседку Татьяну Александрову такой финал не устроил:

— Преступный брак разрушили, а незаконный факт прописки и приватизации в суде никто не рассматривал! Придется снова идти в прокуратуру.

После позорного заседания Владимирского суда бывшие супруги не показываются в своем доме по Энергетическому проезду.

— Я боюсь наших недоброжелателей, — признается Софья Шмелева. — Мать Татьяны уже одного соседа по коммуналке на семь лет посадила. Так мужика достала, что он на нее с топором бросился и голову им прошиб. Прошиб, да не насквозь. Когда его забирали, шипел: “Выйду — все равно убью!”. А освободился — тут его родным квартиру дали, внук родился… Не до возмездия человеку стало.

Тем временем на Шмелеву потихонечку наезжают нынешние соседи — родственники, у которых она сейчас квартирует. Один из внуков жалуется, что бабушка занимает койку, на которую тот приводит подругу. А зять все время науськивает: “Пока здесь сидите, мамаша, ваша комната тю-тю”…

Понять, кто прав, кто виноват в этой истории, трудно. Да и надо ли? Наших героев можно только пожалеть.

Мы считаем, что эпоха коммунальных войн осталась где-то далеко. За красным занавесом советского времени. Когда жильцы входили к себе на кухню, словно в клетку с дикими зверями… А посадило их в эту клетку государство. По своим выдуманным законам. Которые с тех пор немногим изменились.
Разве удивительно, что кто-то попытался разжать прутья?