Эти актеры не играют, а живут на сцене. Заново терпят голод, холод, плачут и теряют близких. То, что больше всего на свете хотели бы стереть из памяти, они выносят на суд зрителей. Все артисты уникального питерского театра “Родом из блокады” во время Великой Отечественной на 900 страшных дней были “заперты” фашистами в Ленинграде. И сегодня, в очередную годовщину начала блокады их родного города, ветераны выйдут на подмостки, чтобы сыграть в спектакле самих себя.
В углу костюмерной, оклеенной афишами, притулился одинокий манекен в синем кружевном платье.
— У этого платья такое прошлое! — говорит директор театра Людмила Демидова. — В нем наша старейшая актриса — ныне 98-летняя Галина Семенченко — на ступенях захваченного Рейхстага пела победный гимн! Да и зачем нам поддельные наряды? Тут не цирк. Например, я не знаю ни одного художественного произведения, где автору удалось бы достойно передать все ужасы блокады...
Театр “Родом из блокады” организовал в Санкт-Петербурге в середине 90-х Александр Нестеров. Участвовать в постановках пожелали сразу около 300 блокадников... Вход в зал — бесплатный, поэтому выступления прозвали “Театром аншлагов”. Каждый сезон в театре продолжается от начала блокады (8 сентября) до вторжения немецкого захватчика (22 июня) — будто бы война и не заканчивалась...
Кошмары из прошлого
Над дневником блокадницы Тани Савичевой, которая записывала, как постепенно умирали от голода члены ее семьи, рыдал весь мир.
— Сначала мы хотели поставить про известную девочку спектакль, — говорит худрук театра Макар Алпатов. — Но, когда об этом прознали зрители, стали говорить: “Ведь каждый второй блокадный ребенок тоже потерял в то время родных”. Тогда мы заглянули в прошлое наших работников — и нашли там не менее шокирующий материал для спектаклей. Блокадное детство ветеранов помогали играть на сцене их внуки.
... Жила в Санкт-Петербурге дружная семья Демидовых из девяти человек, а после блокады в живых осталась только 14-летняя Люда.
— Взрослые в моей семье друг за другом сошли с ума от голода, — вспоминает Людмила Демидова, — Дед выбросился из окна третьего этажа, бабушка заснула на улице, мама перестала что-либо понимать, пыталась есть несъедобные предметы. Я выжила потому, что последние крошки они сберегали для меня. Вместе с другими подростками мы обходили все квартиры в нашем доме. Сколько раз мы находили умершую мать, а рядом ребеночек еще шевелился... Покойников вытаскивали во двор и складывали, как дрова. Малышей передавали в детдом. Сталкивались и с людоедством. Вошли как-то в комнату: на полу сидит мать с обезумевшими глазами, и рядом искусанный малыш — из руки у него целые куски мяса вырваны.
Оставшись сиротой, Людмила выживала как могла. Разбирала на дрова выселенные, полуразрушенные дома — холод на улице стоял жуткий, минус сорок градусов. А ночью дежурила на крыше и сбрасывала оттуда “зажигалки”. Руки, ноги и нос у нее были отморожены до бордового цвета. “А потом я даже умудрилась стать пианисткой: днем, прячась под арками от бомбежек, бегала в музыкальную школу, где училась играть на фортепьяно”.
Шпионы и бриллианты
Поэт Анатолий Молчанов читает со сцены стихи о том, как в одиннадцать лет он выследил немецких шпионов.
— Те, кто пережил первую блокадную зиму, пытались за лето сделать запасы. Весь центр и пригород Ленинграда в кольце захватчиков превратились в большой огород. Я ходил в лес за грибами и ягодами. И вот однажды приметил двух подозрительных солдат в форме красноармейцев. Решил за ними проследить.
Углубившись в чащу, солдаты сели на пенек, а я на корточках притаился в кустах. И вдруг, когда над нами пролетел самолет, один из них выстрелил в мою сторону. Меня отбросило в яму. Немцы раздвинули ветки и нависли надо мной. Смотрят: на груди у пацана красное пятно расползается — и ушли со спокойной душой. А на самом деле ранение пришлось в коленку, на майку же только кровь просто попала, ведь я на корточках сидел. Я кое-как дополз до наших частей и заложил им обоих шпионов, которых тут же по горячим следам поймали...
Судьбе артистки Тамары Михайловой в театре посвящен отдельный спектакль. Сначала пенсионерка марширует перед зрителями и поет патриотическую песню, а потом оглядывается — и все видят в лучах прожектора маленькую девочку с заплатками на платье.
— Мать и бабушка в блокаду умерли от голода, всего я похоронила 18 родственников. В детдом меня не взяли, потому что считали дочкой врага народа — я из графской семьи. Папу арестовали еще в 37-м году, перед этим он успел зашить в мою тряпичную куклу мешочек с семейными драгоценностями. Они и помогли мне выжить: и в голодное время находились люди, которые меняли продукты на бриллианты. А после блокады меня голод ест всю жизнь: сколько бы я ни проглотила, а сытой себя почувствовать просто не могу. На зиму делаю огромные запасы провизии...
В одной из сцен спектакля про Михайлову идет школьный урок. А учительница, сидящая за журналом, кажется, засыпает с открытыми глазами. А на самом деле — умирает... “Мы с одноклассниками это не сразу осознали.
Долго сидели ошарашенные. А через несколько дней сосед по парте так же “заснул”, — говорит Тамара Васильевна.
Дед Мороз упал в голодный обморок
Самым пожилым артисткам блокадного театра уже под сто лет. Они во время войны выступали перед ранеными солдатами.
Галина Семенченко в лютый мороз напрягала связки так, что ее голос был слышен за пределами больницы. “Вы не боитесь охрипнуть?” — спрашивали ее красноармейцы. “А вы не боитесь умереть?” — парировала дерзкая девушка.
— Однажды я пела в госпитале, а один тяжело раненный солдат услышал мое выступление из соседней комнаты и через медсестру попросил навестить его лично, — вспоминает 90-летняя артистка театра Ольга Нестерова. — Я подошла, запела, он улыбался: “Потанцуешь со мной, когда я встану на ноги?” Вышла из палаты, а он у меня за спиной отдал Богу душу. Получается: проводила воина в последний путь...
Сирот в блокадном Ленинграде собирали в так называемых “очагах” — детских садиках. Одной из хранительниц такого очага была ныне заслуженная артистка Зинаида Савкова. Блокадные дети были настолько изможденными, что даже на игры у них сил не оставалось. Часть своего пайка Зина делила между этими голодными птенцами. А на Новый год 18-летняя девушка решила устроить малышам праздник: нарядила елку (которая сразу после утренника пошла на дрова), а сама появилась под ней в шубе и бороде Деда Мороза.
Выкрикнула: “Сказка пришла!” — и почувствовала, что земля уходит из-под ног. Не успели дети обрадоваться морозному гостю, как чудо-дедушка грохнулся в голодный обморок. “У вас тут как на Северном полюсе, — потом оправдывался старец перед маленькими зрителями. — Вот я и поскользнулся!”
По ту сторону занавеса
Из 257 местных актеров далеко не все ранее имели сценический опыт. Например, у Анатолия Снытникова артистический дар открылся только после того, как он уволился из института оптики. Он взял в руки гитару и вдруг запел. Свой 75-летний юбилей пенсионер отметил творческим вечером. А через два года он вышел на театральные подмостки и больше уж с них не спустился.
— Анатолий отыграл выступление, с безмятежной улыбкой передал мне гитару и упал. Умер на сцене, — говорит худрук театра Макар Алпатов. — Занавес упал вслед. Чтобы зрители не волновались, я поставил перед ними Ольгу Нестерову, и та спела романс, который стал реквиемом нашему товарищу.
Трагическая судьба Ивана Иванова была словно сочинена талантливым драматургом — специально для театра блокадников.
— Иван Игоревич потерял во время блокады родителей, — говорит худрук театра Макар Алпатов. — Отец его погиб на фронте, а у мамы от этого известия разорвалось сердце. Сам Иван тоже был ранен под Ленинградом, в госпитале за ним ухаживала медсестра Мария, которая позже стала его женой. Дружно пережили войну.
Родился у молодых сын Андрей, а потом и внук Алеша появился. Сын по стопам отца служил военным, отправился в Афганистан, а оттуда вернулся в цинковом гробу. Жена не смогла разделить это горе с Ивановым — ушла от него. Только внук Алеша помогал старику. Но в 18 лет и его призвали в армию, распределили в Чечню. А потом поседевшему деду-ветерану и оттуда пришла похоронка...
Три войны отняли у старика всех родственников. Остались только пенсия да ордена. Когда ветеран пришел в театр, плакал: “Все мои близкие убиты. Не с кем даже словом перемолвиться”. Потом начал в постановках помогать, пересмотрел свою жизнь на сцене и попросил режиссера: “А может, придумаете для моей пьесы хороший конец?”
