Это уж точно — если бы не коварные цыганские бароны, обманом заманившие старушку из-под родной Одессы в далекую и страшную Москву и заставившие ее просить милостыню в метро, не увидело бы село Спасское такого чуда.
В окружении толпы украинских и российских журналистов, первых лиц района, области и даже телохранителей некогда бездомная бабушка въезжала обратно в свою деревню. Выбирать себе новый дом, деньги на который собрали читатели “МК”.
История мытарств бабы Дуси бесхитростна и затерта, проиграна бесконечное множество раз. Оскоминой на зубах. Табличкой в руках попрошайки.
Родной дом в деревне разрушился, сначала бабка мыкалась по чужим углам, потом поддалась на уговоры заезжей цыганки и добровольно уехала с ней на заработки в Россию, чтобы скопить на новую хату.
И в Москве бабка попала. В историю. А точнее — на паперть, под землю, в переход метро.
Люди подавали ей и творили добро. Как умели. “Ничего, с нас же не убудет”. Но умри баба Дуся сегодня, окажись завтра на ее месте другая убогая — они даже не заметили бы разницы.
И вот однажды нищенка по счастливому стечению обстоятельств вдруг упала от голода в обморок на руки проходившей мимо журналистке “МК”.
На следующий же день несчастное лицо бабы Дуси узнала вся Москва. Через день — вся Украина.
И понеслось.
Помогали старушке всем миром.
Кто-то принес ей старую куртку, оставшуюся от умершей матери. А кто-то прислал с курьером пухлый конверт. А в нем — пенсия на пять лет вперед.
Лавина добра росла в геометрической прогрессии.
Консул Украины буквально за один день выправил временные выездные документы — ведь паспорт бабы Дуси остался в цыганском таборе. Международная организация миграции (проект “Предотвращение торговли людьми в РФ”) положила бедолагу в одну из московских клиник и, мгновенно собрав профессорский консилиум, закрепила за ней медицинский экскорт, который и сопровождал бабулю на родину в отдельном купе фирменного поезда Москва—Одесса с целым чемоданом лекарств и инвалидным креслом.
Люди творили добро. Для совершенно незнакомой бабки. Просто так. Ничего не прося взамен. И даже не называя имен. “Там, на небе, все равно зачтется, — усмехался, открывая кошелек, солидный мужчина. — Мне же это ничего не стоит. Так во сколько в ее деревне дома оцениваются?”
— Я сама старая уже, ходить не могу, — рыдала в телефонную трубку благополучная столичная бабушка. — Соседку попрошу принести хоть немножечко с пенсии. Это бабе Дусе на хлебушек.
— А еще одной несчастной бабки у вас случайно нет? Классная тема, мы тоже кому-нибудь поможем, — трезвонили коллеги.
Дом-3
Евдокия Михайловна Казаченко гордо шагала по родной земле, опираясь на свой костыль. С высоко поднятой головой. С возрожденным чувством собственного достоинства. А деревня, уже прознавшая из сельсовета о столь триумфальном возвращении, вывалила на улицу и замерла в ожидании.“Не с пустыми руками, говорят, старуха приехала. Говорят, дом ей кто-то из Москвы покупает или уже купил, или даже два, — шушукаются соседи. — Тоже, что ли, в рабство кому продаться?”
И верят. И не верят. И ничего не понимают.
На днях по главному украинскому каналу Евдокия Михайловна рассказала о своих горестях.
“Я — бывшая цыганская рабыня, а зовут меня Дуся Солнышко. В молодости я была ого-го какая боевая, муж меня регулярно резиновым шлангом от самогонки охаживал, ревнивый был, зараза...”
Через пару дней после освобождения баба Дуся осмелела и уже не боялась ни цыган, ни папарацци, ни далекой Москвы.
“Хорошие люди там живут, добрые, жалостливые и небедные, — анализировала она итоги произошедших событий. — А хотите, я вам спою? До-о-о-о-рогие мои москвичи…”
Тем временем съемочная группа одного из украинских каналов разворачивала на околице села переносную телевизионную установку. “Будем теперь регулярно бабушку снимать — пока ее сельсовет в новый дом не перевезет и не сыграет там настоящее новоселье!” — поделился бородатый киевский журналист, стоя на фоне прежней, разрушенной разными стихиями Дусиной избенки.
Пол прогнил, крыша обвалилась, окна выбиты. Сама изба на отшибе.
Баба Дуся шагает по деревне, придирчиво перебирая выставленную к продаже недвижимость. Сначала домов было два, потом уже пять, потом уже каждый второй житель Спасского, поняв, что сделка чистая, предлагал Евдокии Михайловне свои риэлторские услуги. И собственные дома в придачу. “Ничего, новый построим. Главное — пристроить бабуську, пока она опять куда-то не убегла!”
В результате роста спроса цены на недвижимость села резко полезли вверх. Нищее Спасское расцветало прямо на глазах.
— А платить баба Дуся будет в еврах?
— На фиг в еврах, которые у нас никто не видел, — бери в гривнах или в долларах!!!
Слава богу, дома в 150 километрах от Одессы по московским меркам стоили баснословно дешево. Можно сказать, совсем даром. От 600 за развалюху до 3000 долларов за шикарные каменные хоромы. С учетом инфляции.
Так что средств, собранных читателями “МК” в помощь пострадавшей бабе Дусе, хватало на все. И даже с избытком.
А баба Дуся все выбирала и выбирала... И не могла успокоиться. Вечерело. Дома в Спасском теряли свой товарный вид, и надо было поскорее уж хоть на каком-нибудь остановиться. Один дом, второй, пятый. А Евдокия Михайловна все привередничала. “Баб Дуся, ну-ка быстро дом покупай, а то отправим обратно в Москву”, — шутя пригрозили мы ей.
После этого дом для себя баба Дуся нашла буквально за пять минут. Хороший дом. Три комнаты, летняя баня, небольшой надел земли, внутри ремонта не требуется, документы на право собственности у хозяев имеются.
Через месяц специально приглашенный одесский юрист оформит его как постоянное социальное жилье, в котором украинская гражданка Евдокия Михайловна Казаченко (к тому времени будут и полностью восстановлены все ее документы) сможет прожить до самой своей смерти.
Но без права перепродажи и дарения. Ведь над бабой Дусей возьмет опекунство сельский сход.
Дай бог, чтоб спасенная баба Дуся прожила долго и счастливо еще много-много лет.
Но у себя на родине. А когда она все-таки отойдет в мир иной (все мы там когда-нибудь окажемся), в этот самый дом, подаренный читателями “МК”, переедет кто-нибудь другой.
Знаете, сколько на свете бабушек, которым еще нужна помощь?
P.S. Скажем честно, дорогие читатели, — мы с вами сделали еще одно доброе дело.
После покупки первого дома остались средства. И мы попросили найти самую нуждающуюся многодетную семью этого украинского села.
Главой ее оказался... россиянин. У 33-летнего Антона Рыбакина и его жены, 32-летней Людмилы, шестеро детей: старший мальчик, остальные девочки, самой крошечной — два годика. За 12 лет супружеской жизни эта пара сменила 8 съемных хат, но свою собственную так и не заимела. Постоянной работы в деревне нет, хозяин перебивается случайными заработками, его жена трудится воспитательницей в детском саду.
Мы подумали и на оставшиеся деньги… купили им дом. Тот самый, который они снимали.
И, торопясь на самолет в Москву, мы, кажется, оставили старших Рыбакиных в состоянии глубокого шока…
Екатерина САЖНЕВА, Дарья ДОБРИНА, Одесса—село Спасское—Москва.
