“Уходя со сцены, не забудь выйти из образа”. Что уж греха таить, актеры не всегда следуют заветам старика Станиславского. Нередко “задушевные” разговоры с журналистами служители Мельпомены превращают в мини- и моноспектакли. С заламыванием рук, с громогласными речами. Им просто необходимо влюбить в себя зрителя. Одного или тысячу — без разницы.
Нина Русланова — чужая на этом празднике жизни. Жесткая, немногословная, закрытая. Чем, наверное, и заслужила репутацию человека с дурным характером. Она не любит вспоминать детдомовское детство. Не распространяется о личной жизни. Терпеть не может вопросов об отношениях с дочерью. И уж тем более — об отношениях с Богом. Даже о работе говорит не слишком охотно. Пытаться разговорить ее — занятие пустое. Она может только проговориться.
— Нина Ивановна, на днях вам дали “Золотого орла”, до того — две или три “Ники”…
— Три.
— Ну да, профессиональными премиями вы не обделены. Они важны для вас? Или — получили и забыли?
— Да нет, не думаю, что я что-то забываю. Приятно, конечно…
— Вам до сих пор интересно мнение о себе как об актрисе? Зрителей, режиссеров, специалистов?
— Конечно, мы ведь для этого работаем…
— Разве сами не знаете, что хорошая артистка?
— Я не могу так сказать. У нас все зависит от взгляда со стороны. Когда меня поощряют, я могу подумать о себе, что, может быть, я и неплохая артистка. Но все равно каждый раз идешь на роль как в омут с головой. Каждый раз новые волнения: получится — не получится.
— То есть всякий раз вы не уверены в своих силах?
— Если бы только от моих сил все зависело! Есть еще режиссер, оператор, есть сценарий, в конце концов. Актерская профессия зависима, к сожалению. И нет в этой профессии удовлетворения до конца. И не может его быть. Она изначально предполагает какую-то постоянную в себе неуверенность. Мы не зарабатываем, как зарабатывают на Западе. Нам не платят таких больших денег. Но это одна сторона медали. А другая — все равно мы выбрали эту профессию. Профессию, где испытываешь себя на прочность постоянно.
— Но я знаю, в вашей биографии был момент, когда вы чуть не бросили эту профессию. Посчитали, что не выдерживаете испытания?
— Разные бывают душевные состояния. Масса проблем тогда накопилась, всего и не перечесть, — все вкупе. Ну и устала очень. Устала разрываться между кино, театром и маленькой дочкой. Ушла из театра им. Вахтангова. Наверное, проявила слабость. А может, наоборот — когда вернулась в профессию (Масленников позвал меня в “Зимнюю вишню”), может, в том была слабость. Кто его знает, трудно сказать.
— Если бы все же сбежали из актрис, чем бы занялись? Что вы еще умеете?
— Штукатурить. Я ведь закончила строительное училище.
— И у вас есть разряд?
— Да, третий. Конечно, пришлось бы подучиться — сейчас другие технологии. И — полный вперед, абсолютно уверенно себя бы чувствовала.
“Плохой характер еще не предполагает плохого человека”
— О вас идет молва как о человеке с непростым характером. Как думаете, из чего сие следует?
— Молва? Слава богу, что обо мне хоть что-то говорят, значит, не умерла еще. Но я не видела людей с простыми характерами. Наверное, у меня дурной характер. Я строптивая, отстаиваю свою точку зрения, мне не нравится, когда меня обижают, — я сразу защищаюсь. А люди не любят, когда защищаются, они думают, что всегда правы. В чем я глубоко сомневаюсь.
— Вас часто в жизни обижали?
— А как же! Постоянно. И надо было защищаться.
— Получается, вас легко обидеть?
— Любого человека можно легко обидеть. Смотря на какую мозоль наступить.
— А у вас таких мозолей много?
— Много, и они дают о себе знать.
— Но вы, я так думаю, и отбреете легко?
— Вот поэтому и считают, что у меня плохой характер. А я думаю, у меня замечательный характер. И плевать, как его оценивают другие. Самое главное, меня оценили мои партнеры, мои коллеги. В три “Ники”, в одну “Чайку” и в одного “Золотого орла”. Мне это важнее, чем чьи-то мысли обо мне как о человеке с плохим характером. Плохой характер еще не предполагает плохого человека. И что же это за плохой такой характер, если я снимаюсь у Киры Муратовой уже в пятой картине, у Леши Германа в двух снялась, у Бортко в четырех. Если бы у меня был такой поганый характер, они бы меня не звали — ведь это все достойные люди.
— Действительно, с неудобными людьми предпочитают не связываться. А у вас за последние годы от предложений, наверное, просто голова идет кругом.
— Нет, у меня кругом никогда не идет голова.
— Но бывает, что корите себя за неосторожно сказанное слово, за какой-то поступок?
— Бывает, конечно. Я бываю неправа, да. А когда я неправа, я сама извинюсь.
— В свое время вы костерили американские фильмы. А наши теперь… даже не знаю как сказать: то ли ничем не лучше, то ли ничем не хуже.
— Возможно. Но все равно я ближе к Грибоедову: “И дым отечества нам сладок и приятен”. Вот хоть убей меня, ну не могу я смотреть все эти американские фильмы. Когда по телевидению они идут, сразу переключаю на другой канал, до того они мне надоели. Хотя… Честно говоря, и у нас сейчас халтуры хватает.
— И по какому же принципу соглашаетесь на то или иное предложение?
— Ну, если я вижу, что нормальный сценарий, что там нет чернухи, нет каких-то вещей, которые мне претят по жизни…
— Что бы не сыграли ни за какие деньги?
— Я бы не сыграла то, что касается наркотиков.
— Только это?
— Пожалуй, только это. Я считаю, это ужасно. Вижу, сколько они приносят бед, несчастий, смертей. Мне жалко людей, чего же я буду на них такую страсть наводить. Не хочу.
— Это что-то личное? У вас есть знакомые или родные, которые пострадали от наркотиков?
— Нет. Просто посмотрела как-то фильм… “Кикс”, по-моему, он назывался, с Дусей Германовой. И на меня это произвело такое сильное впечатление, ужасное. Я считаю, это такое пособие для наркоманов. И настолько меня тот фильм выбил из колеи, что я решила: никогда не позволю себе такого.
— Зато вы снялись в нескольких рекламных роликах…
— Да, но наркоту я там не пропагандировала. Рекламировала шоколадные конфеты, какие-то подушки, магнитные браслеты… Все это полезно для здоровья. Работа есть работа. Тем более что, если от всего отказываться, ноги протянешь.
“Не знаю, что такое роскошь”
— Несколько лет назад вы жаловались на тяжелое материальное положение. Сейчас, после съемок в сериалах и рекламе, вы, наверное, обеспеченная женщина?
— Ну что значит “обеспеченная”? Время от времени появляются какие-то дырки, которые надо латать. И я не могу сказать, что такая уж богатая. Смотря с кем сравнивать. По сравнению с бомжем — да, я, может быть, вполне самодостаточна. А по сравнению с кем-то еще — наверное, самый нищий человек. Я не на уровне Абрамовича, это уж точно, — “Челси” купить не могу. Не только “Челси”, даже “Спартак” не могу купить.
— Даже “Спартак”?! Нина Ивановна, вы меня просто удивляете.
— Да, но были бы возможности — обязательно бы купила. Ради поддержания российского престижа.
— И именно “Спартак” люб вашему сердцу?
— Да какая разница — самую нищую команду.
— А что для вас роскошь? Что себе позволить не можете?
— Роскошь? Ничего не могу себе позволить. (Смеется.) Я даже не знаю, что такое роскошь. Не привыкла я к этому слову. Вот что такое роскошь?
— Каждый, наверное, сам для себя найдет определение. Например, норковое манто можете себе позволить?
— Манто? Нет. Я как Толстой, знаете: его жена просила манто, он сказал: я не могу себе этого позволить. Ему было ужасно даже представить, что жена будет носить целое состояние на своих плечах. Хотя был человек не бедный. Так что уж говорить про меня? Нет, все эти тусовочные дела...
— А при чем тут тусовочные дела? Если на улице минус 30, то нужно, наверное, норковое манто. Тем более вам, актрисе.
— Наверное. Но у меня есть мое пальто, мне в нем тепло.
— Это самое главное. А машина у вас имеется?
— У меня нет.
— Как же по городу передвигаетесь?
— У меня все магазины близко, хожу пешком.
— А если на “Мосфильм”?
— Тогда мне подают машину.
— В театре вы сейчас играете?
— Ну как сказать… Я числюсь там. Но мне почему-то ничего не дают играть. Не знаю, почему. Это загадка.
— То есть вы бы с удовольствием сыграли, только ничего не предлагают?
— Ну да, не предлагают. Слава Богу, не выгоняют еще.
— Вы не из тех актрис, кто просит роли?
— Да, я боюсь этого. У каждого режиссера свои планы, своя репертуарная политика. Может, я в них не вмещаюсь.
— Одно время вы не выходили на сцену из-за травмы мениска. Теперь боли не тревожат?
— Да, я сломала ногу прямо на сцене. И те спектакли, которые я играла — а они были довольно подвижными: и водевили, и с песнями, и с плясками, — конечно, пришлось от них отказаться, чисто физически уже не могла. Поэтому, наверное, я вылетела из репертуара. Да и сейчас не могу сказать, что готова играть те роли. Конечно, боли меня беспокоят. Сложная операция была, сделанная притом очень плохо. И поэтому я немножко хромаю, что же делать. Конечно, пытаюсь это не показывать, но когда очень сильно устает нога, я ее подтягиваю. Как Байрон. Поэтому я благодарна Шалевичу (худрук Театра им. Рубена Симонова — Авт.) за то, что он входит в мою жизненную ситуацию: нареканий от него никаких нет.
— Но для кино это не страшно, правда ведь?
— Не страшно. Если сильно подвижных сцен нет. Но в этом смысле меня щадят в кино.
“Штамп в паспорте себя изжил”
— Насколько я помню, чаще всего в кино вам доставались роли женщин с неблагополучными судьбами. Актеры обычно говорят, что не надо искать параллелей. И все же — вам везло в личной жизни?
— Да, я не жалуюсь.
— Сколько раз вы были замужем?
— Один. Официально — один раз.
— Говорите про отца вашей дочери Олеси?
— Да.
— Круг актерский замкнут. Он был тоже из мира искусства?
— Нет, он был далек от мира искусства. Он физик.
— Физики и лирики сошлись?
— Какие лирики? Вы считаете, что актерская профессия — это лирика? Ошибаетесь. Это тоже физика. С математикой.
— А в вас влюблялись актеры? Или, может быть, вы…
— Это мое личное дело. Не считаю, что нужно оповещать всех.
— Мужчинам рядом с вами легко или тяжело, как считаете?
— Не знаю. Это надо спрашивать у мужчин. Мне кажется, легко.
— Пять лет назад вы сказали, что рядом с вами есть человек. Он и сейчас рядом?
— Да. Он оператор на “Ленфильме”. Да, он в Питере, я в Москве. Но меня все устраивает. Штамп в паспорте, считаю, себя изжил. Он не гарантия крепкого брака и уж совсем не страхует от развода.
— В вашей квартире, насколько я знаю, когда-то произошла трагедия: актриса Татьяна Блажина, жившая там до вас, выпрыгнула с балкона. Вы человек не суеверный?
— Я не придаю этому значения. Уже живу здесь с 79-го года, поэтому какой смысл… Хотя скорее я суеверный человек. Актеры все суеверные. Но я верю в народные приметы. Ну и в актерские — если, например, роль упала на пол, обязательно на нее сяду.
— Как суеверия у вас сочетаются с верой?
— Это не поощряется церковью. Хотя… Нет, не хочу на эту тему говорить, это мое личное.
— О дочери можете рассказать? Чем она занимается?
— У нее свое дело… какое-то.
— Что значит “какое-то”?
— Ну не знаю, она просила об этом не говорить.
— Олеся замужем?
— Не знаю, может быть… Кто его знает.
— Раз она живет с вами, наверное, этого еще не произошло?
— Знаете, вы влезаете уже не туда, куда надо. Это все равно что залезть в чужое гнездо и взять птенца. Зачем это нужно? Не надо. Если есть еще вопросы лично ко мне…
— К вам, к вам. Вот голос у вас очень колоритный. Такой немножко грубоватый, хрипловатый. Много курите?
— Курю. Но не из-за этого, у меня с детства такой голос.
— А как насчет спиртного?
— В смысле? Я не святой человек, иногда позволяю себе. На праздники. Надо же, например, отметить всякие призы, обмыть их.
— Что предпочитаете?
— Портвейн. Хороший португальский портвейн.
— Многие из ваших ровесниц-актрис уже успели подкорректировать внешность. Как относитесь к пластическим операциям?
— Думаю, и правильно делают. Женщина должна выглядеть прекрасно. Я вот, к сожалению, пока еще не делала. Руки не доходят.
— Но в принципе не за горами?
— Не за горами. Мысль об этом есть.
— Вы не удовлетворены отражением в зеркале?
— Нет, довольна. Но хочется быть еще лучше. Еще красивей.
— А вам часто делают комплименты?
— В смысле?
— Мужчины?
— Не знаю я, что такое комплимент. Вот что такое комплимент? Что “хорошо выглядите”? Да, бывает, когда я в настроении. Но это, наверное, такой комплимент, который с большим знаком вопроса.
— Почему так скептически?
— Потому что. Хорошо выглядеть — это особый дар, я считаю. Для любой женщины.
— Чего вам не хватает в жизни, чтобы стать счастливой? Или вы абсолютно счастливы?
— “А мне всегда чего-то не хватает. Зимою — лета, осенью — весны…” Человек не может быть счастлив до конца: хочется новых ощущений, новых впечатлений. И оттого кажется, что чего-то не хватает.
— Может, какой-то роли? Или чего-то совсем другого?
— Роль всегда хочется. А насчет всего остального… Нет, я слишком реальный человек, соизмеряю свои приливы и отливы.
— Но вы же актриса. К жизни должны быть настроены романтически, возвышенно.
— Кто вам такое сказал? Плюньте ему в лицо.
