100 лет назад в России была революция, а в Москве шли бои. Сейчас если и говорят о революциях, то “оранжевых”. Та, 1905 года, была не оранжевой — красной. Красной от крови.
Что нам, с мобильными телефонами, Интернетом, глобализацией и обществом потребления, до них, с разумом возмущенным, конками, баррикадами, самоварами и прокламациями? Но начинаешь читать мемуары, подходишь поближе — и то тут, то там история делает намеки, подсовывает аналогии, предостерегает...
Один из участников декабрьского восстания в Москве вспоминал: “Картечь и шрапнель летели в густые массы, в толпы любопытных, пулеметы стреляли вдоль улиц и веером обстреливали сверху город... но, несмотря на стрельбу и раненых, толпы народа весь день собирались на тротуарах... казалось, население ведет с властями какую-то веселую кровавую игру...”
Поиграли: погибло больше 1000 человек, большинство из них — мирные граждане, женщины и дети.
А в октябре 1993 года, когда в Москве опять была гражданская война, толпы любопытных, несмотря на стрельбу, глазели, как танки расстреливают парламент и как он горит. И баррикада на Горбатом мосту была — как и в 1905-м...
ПОЧЕМУ МОСКВА?
Почему восстание случилось именно в Москве, а не в столице? В Петербурге Совет рабочих и солдатских депутатов, главный координирующий действия революционеров орган, к 3 декабря арестовали. В Москве этого сделано не было. Некоторые политики говорили, что власти сознательно позволили событиям в Москве развиваться по экстремальному сценарию. Вспоминались слова премьера Витте из интервью одной из западных газет: “Русскому обществу, недостаточно проникнутому инстинктом самосохранения, нужно дать хороший урок. Пусть обожжется; тогда оно само запросит помощи у правительства”.
Как бы то ни было, перед самым началом восстания в Москву был прислан новый генерал-губернатор — адмирал Дубасов, до того усмирявший крестьянские волнения в центральной России. Но помешать ходу событий он не смог или не сумел. Когда восстание уже началось, Витте настаивал на посылке в Москву надежных частей. Великий князь Николай Николаевич, по словам премьера, сопротивлялся: “В случае, Боже сохрани, восстания в Петербурге и его окрестностях войск не хватит. Что же касается Москвы, то пусть она пропадает... Когда-то Москва была действительно разумом и сердцем России, теперь это центр, откуда исходят все антимонархические и революционные идеи”. Лишь после вмешательства царя на войну с Москвой послали гвардейский Семеновский полк под командой генерала Мина, и восстание подавили.
Мина сразу по возвращении из Москвы застрелил на Петергофском вокзале анархист. На Дубасова дважды покушались — Бог спас...
КТО ПУСТИЛ КРОВЬ?
Поражает их готовность убивать, твердое убеждение в том, что, кроме как насилием, ничего не добьешься. Дремлющий в человеке зверь пробудился тогда и вырвался из клетки.
Отрывки из декабрьской инструкции “Советы восставшим рабочим” боевой организации при Московском комитете РСДРП: “На драгун и патрули делайте нападения и уничтожайте их... Всех высших чинов полиции до пристава включительно при всяком удобном случае убивайте... Дворникам запрещайте запирать ворота. Это очень важно. Следите за ними, и если кто не послушает, то в первый раз побейте, а во второй — убейте...”
Жестко авторитарные режимы, которые предпочитают решать проблемы простым способом “тащить и не пущать”, неминуемо подталкивают общество к мысли ответить на насилие насилием. 1905 год наглядно показал, что происходит, если обратная связь между народом и властью окончательно разорвана, — ее восстанавливает жестокая улица. Закончился тот далекий год кровавой московской историей, а начался-то он кровавой историей петербургской, расстрелом мирной демонстрации 9 января.
140 тысяч безоружных рабочих с женами и детьми, хоругвями и иконами отправились к Зимнему дворцу. Они хотели всего лишь поговорить с царем-батюшкой, отцом родным, и передать ему петицию. Во главе колонн шел священник пересыльной тюрьмы Георгий Гапон. Демонстрацию на Дворцовую площадь не пустили. Погибло, по разным данным, от нескольких сотен до нескольких тысяч.
Вот смотрите — Зинаида Гиппиус, декадентская поэтесса и совсем не революционерка: “Все были возмущены. Да и действительно: расстреливать безоружную толпу — просто от слепого страха всякого сборища мирных людей, не узнав даже хорошенько, в чем дело...” Вечером 9-го собравшаяся у нее дома компания отправилась в Александровский театр — “прекращать спектакль, в знак протеста”. Протест поддержало большинство публики, занавес спустили, спектакль прекратили. Потом компания отправилась в Вольно-экономическое общество. Там выступал герой дня — Гапон. “Насколько я помню, говорилось о том, что мирные средства потерпели крушение, что надо перейти к другим. И вот он приглашает к себе всех честных химиков...” Чтобы бомбы делать. Тут поэт Андрей Белый склонился к Зинаиде Гиппиус и громко произнес: “Я ведь тоже химик... Значит, и мне идти?”
Началась революция. “Долой самодержавие!” — в едином порыве выдохнуло общество...
Чем сильнее обольщение, тем страшнее разочарование. Хочется надеяться, что об этом помнит нынешняя власть, с удовольствием использующая вековую российскую установку “царь хороший, бояре плохие”.
Ну зачем же они стреляли?!
Все не так просто. Верноподданническая по форме петиция была революционной по содержанию: созыв Учредительного собрания, всеобщее избирательное право. А российских царей мучил тот же страх, что мучает власти нынешние: они боялись распада государства — потому что демократических империй не бывает. Иногда царь посылал обществу сигналы о готовности к реформам, но в последний момент отступал.
Почему бы не принять делегацию рабочих, не поговорить с ними, попить чайку? Но это породило бы ощущение готовности идти на уступки. А в недемократических странах любая уступка правительства расценивается как его слабость, и цари знали, что жестокость наш народ прощает власти, но слабость — никогда. Они только никак не могли поверить, что и на “святой Руси” может быть революция, как на Западе.
Сложная задачка стояла перед властями. И так плохо, и сяк нехорошо. Решать ее желания и умения не было. Поступили так, как проще.
КУДА СМОТРЕЛИ ПОЛИТТЕХНОЛОГИ?
Вы думаете, это сейчас придумали такой ловкий способ борьбы с нежелательной общественной активностью, как создание суррогатных организаций вроде “Родины” и организаций охранительных вроде движения “Наши”?
...Начальник Московского охранного отделения Сергей Зубатов, понимая, что недовольство и брожение среди рабочих растет, решил перенести на российскую почву немецкий опыт создания ручных профсоюзов во главе с находящимися на жалованье у Департамента полиции людьми. Эти организации должны были увлечь рабочих экономической борьбой, уводя тем самым от борьбы политической. Поначалу сработало: в Москве, Петербурге и других городах появляется множество легальных рабочих “союзов”, “собраний” и “клубов”, деньги на содержание которых давала полиция. А Зубатов стал начальником сыска всей империи.
Одной из таких организаций было то самое “Собрание русских фабрично-заводских рабочих г. Санкт-Петербурга”, которое повело людей к царю 9 января. Говорят, что Гапон, будучи агентом Зубатова, в то же время стучал на него начальству за 100 рублей в месяц.
Но напряженность в обществе нарастала, и созданные Зубатовым организации (особенно там, где были настоящие лидеры вроде Гапона) начали выходить из-под контроля. В 1903 году Зубатов был снят с должности — свалили интриги, да тут еще крупную стачку в Одессе организовал его агент.
К 1904 году Гапон совершенно отвязался, стал врать полиции, темнить. Его организация набрала невиданную силу и авторитет.
А вы разве не слышали разговоры про то, что “Рогозин слегка отвязался”?
Зубатов не был циничным политтехнологом, как нынешние, он работал не из-за денег и тяжело переживал крах своей идеи. Жил затворником во Владимире и на госслужбу больше не вернулся. В первых числах марта 1917 года, узнав об отречении Николая Второго, он застрелился...
Осенью 1905 года Россия впервые увидела и организованные выступления защитников веры, царя и отечества, черносотенцев. Лидер кадетов Павел Милюков вспоминал, как через день после опубликования манифеста 17 октября вышел прогуляться по Москве: “На Малой Никитской я встретил толпу... Это была толпа в картузах и в “чуйках”, которую мы в те времена называли “охотнорядцами”, разумея под этим очень серого обывателя черносотенного типа.” Толпа несла портрет государя, пела и попутно сбивала шапки с прохожих, не успевших обнажить голову. Милюков испугался за судьбу своего интеллигентского котелка и свернул в ближайший переулок... Это было еще невинно. На счету “Союза русского народа” и “Общества Михаила Архангела” есть и погромы, и убийства...
Как приятно было затравленному революцией и глубоко переживающему происходящее царю узнать, что есть в стране “здоровые силы”! МВД на протяжении многих лет поддерживало черносотенные организации деньгами из секретного фонда и всем, чем можно. “Великий князь Николай Николаевич... уже через несколько недель после 17 октября конспирировал с известным вождем черносотенных хулиганов, доктором Дубровиным, относительно принятия мер для обезвреживания 17 октября, — вспоминал граф Витте. На хулиганские выходки черносотенцев полиция смотрела сквозь пальцы.
Вам это ничего не напоминает?
До 1917 года черносотенные организации тянули деньги из казны и посылали царю приветственные верноподданнические адреса типа “Россия с вами!”. И что? Защитили они монархию в решающий момент?
ЧТО РАЗЖИГАЛИ ЯПОНЦЫ?
В романе Бориса Акунина “Алмазная колесница” есть такой эпизод: японский шпион Василий Александрович Рыбников встречается в трактире с крутым московским эсером Дроздом.
“Когда начнете-то? — небрежно спросил Рыбников. — Нужно, чтоб самое позднее через месяц.
Каменное лицо революционера скривилось в усмешке:
— Выдыхаетесь, сыны микадо? Язык на плечо?..”
Дело происходит весной 1905 года, когда Япония порядком надорвалась, воюя с Россией. Эсеры должны были принять японский груз из-за границы: взрывчатка и оружие. Взрывчатка — чтобы взорвать Транссиб, а оружие — на вооруженное восстание. Взрыв знаменитый Эраст Фандорин предотвратил, а вот 800 ящиков с оружием в Москву попали...
Роман не врет: японцы действительно пытались подтолкнуть русских на вооруженное восстание. Руководил спецоперацией полковник Акаси, бывший военный атташе в Петербурге.
Акаси выбил у своего правительства миллион иен на закупку и доставку морем оружия революционерам. По плану глава боевой организации эсеров Азеф (высокооплачиваемый агент охранки) должен был встать во главе восстания в Петербурге, а так как сил у революционных партий не хватало, решили привлечь рабочих Гапона. Он же прикрывал операцию по доставке оружия — как декорация. Не посвященным в детали партийцам говорили, что оружие закупается на деньги американских миллионеров. Азеф донес полиции про морской транспорт с оружием, но как только дело перешло в практическую плоскость, стал юлить, боясь разоблачения.
Предполагалось направить транспорт в Петербург, а часть оружия выгрузить в Финляндии. Купили яхту, перегнали ее в Лондон, переименовав в “Джон Графтон”. Погрузили около 20 тысяч винтовок “Веттерлей”, 2—3 тонны взрывчатки, около 3 тысяч револьверов...
Сорвалось. “Джон Графтон” сел на каменистую мель у финских берегов и был взорван. Лишь две-три сотни “стволов” попали к революционерам.
Всего за годы войны Япония напрямую передала российским революционерам не менее 35 млн. долларов по современному курсу.
Вот он, экспорт революции! Не зря же президент Путин без конца говорит про опасность финансирования российских общественных организаций из-за рубежа!
Ах, если бы революции предотвращались так просто: перекрыл краник на границе и спи спокойно. Акции японцев серьезного влияния на ход революции 1905 года не оказали. Если народ не готов выйти на улицу — никакие деньги не помогут. А если готов, то выйдет и без них, как и случилось в 1905 году. И не японцы втемяшили в голову российским революционерам мысль о необходимости вооруженного восстания — она там уже прочно сидела.
Говорят, что история никого и никогда ничему не научила. А может быть, все это придумали те, кто просто не хочет ничему учиться?
