Не надо звездить

Имя Алексея Мускатина известно сегодня всей светской тусовке.

Он, можно сказать, папа российского шоу-бизнеса.

В далекие 1970-е Алексей стал первым, кто организовал подпольные рок-концерты. Затем переключился на раскрутку популярных групп “Ласковый май” и “Мираж”. Позже работал с Сергеем Чумаковым, Ириной Салтыковой, Ефимом Шифриным. А в 1990-х именно он сделал аншлаги коллективу “Руки вверх!”.

Своими богатыми знаниями о закулисных интригах в том, что в нашей стране принято называть шоу-бизнесом, Алексей Мускатин поделился с “МК”...

— Первый концерт я организовал в октябре 1976 года, мне тогда было всего четырнадцать лет. В Москве есть такой район Кожухово, вокруг которого располагались заводы ЗИЛ, АЗЛК, “Серп и молот”. В конце 70-х это место было напичкано бараками, семейными общежитиями, “красные уголки” которых служили репетиционной базой, где проходили первые импровизированные рок-концерты. Все мероприятия маскировали под комсомольские вечеринки. Перед концертом в зале проводили собрание, а уже потом начиналось выступление. Можно сказать, так в Москве и зародился шоу-бизнес.

— А как тогда проходили концерты?

— О, это было незабываемое зрелище. На сцену выходили начинающие рокеры, которым казалось, что они несут культуру протеста. Порой атмосфера в зале была гораздо веселее, чем на сцене. Люди приходили, чтобы выплеснуть энергетику. Им было совершенно безразлично, что играют, как звучит аппаратура, никто не вникал в смысл песен. Главное было — оторваться по полной программе. Стоял жуткий рев. Зрители выпивали, кричали, девушки разрывали на себе блузки, швыряли лифчики, трясли грудью и орали: “Макаревича хочу!”. Чаще всего такие концерты не обходились без драк — улица на улицу, район на район. Заметьте, все это буйство происходило в 1976 году. Когда в стране вообще не существовало понятия “секс”, да и комсомольские вечеринки на предприятиях проходили по заранее расписанному сценарию.

— Музыканты работали за деньги?

— Сначала я платил по 200—250 рублей за концерт всему коллективу (ежемесячный оклад инженера тогда составлял 90—120 рублей). Позже сумма выросла до 800 рублей. Как правило, сто рублей давали директору ДК за аренду помещения. И вскоре в Москве не осталось ни одного Дворца культуры или клуба, где бы не проводились “псевдокомсомольские собрания”. Но в один и тот же зал нас пускали крайне редко. После подобного мероприятия директору ДК приходилось долго оправдываться перед начальством, да и работы уборщицам прибавлялось.

— А сколько тогда стоили билеты?

— Цена была демократичной — по два рубля. Залы были рассчитаны от 300 до 800 мест. Желающих попасть на концерт было больше, поэтому перед началом мероприятия стоимость билетов с рук доходила до пяти рублей.

— За эти ваши дела, кажется, могли и посадить...

— Могли... Однажды в прессе появились две заметки об организации подпольных концертов, и в течение недели всех основных организаторов мероприятий таскали на Петровку. Там я понял, что наши правоохранительные службы ничего не упускают. Мне показали фотографии с подпольных концертов с моим участием. Причем архив они тщательно собирали аж с 77-го года.

— Помимо “Машины времени”, “Високосного лета”, “Аракса”, “Воскресения” и других московских рок-групп вы устраивали в столице первые гастроли “Аквариума” легендарного БГ...

— Это был первый коммерческий концерт БГ. И он оказался провальным — московская публика просто не поняла творчества Гребенщикова. “Аквариум” должен был работать на разогреве у “Воскресения”. БГ тогда знал лишь узкий круг музыкантов, но, к его чести, на том концерте собрались “сливки” советского рока. Когда после второй песни Гребенщикова стало понятно, что публика его освистает, Артемий Троицкий начал потихонечку вызывать музыкантов из зала, чтобы договориться о джеме (совместном исполнении музыкантами из разных коллективов одной или нескольких композиций. — И.Б.). Там же, в гримерке, кстати, произошел смешной случай. Пока обсуждали, какие песни лучше сыграть, Женя Маргулис похвастался, что один знакомый дипломат привез ему виски “Белая лошадь”. Тут же ее достал и решил угостить коллег — бережно разлил в крышечку по нескольку капель. Затем так же бережно поставил бутылку на стол и продолжил беседу. А в это время в гримерку заглянул один из зрителей. Увидев на столе бутылку, он бесцеремонно налил себе стакан, выпил и удалился никем не замеченный. Когда мы решили выпить еще по чуть-чуть, оказалось, что бутылка пуста. В те времена это было больше чем трагедия...

— Милиция вообще строго контролировала концерты?

— Они приезжали почти на каждый концерт. Но, как правило, нам удавалось их обмануть, предъявляя какие-то несуществующие бланки от комитета комсомола. Хотя несколько раз приходилось просто убегать либо прятаться на чердаках и в туалетах. На том же концерте БГ произошел такой случай с начальником милиции. Прогуливаясь в Царицынском парке, он увидел толпу пьяной молодежи у здания театра. Ему удалось приобрести с рук входной билет за 15 рублей. Когда он услышал песни Гребенщикова и увидел пьяных зрителей, тут же вызвал наряд милиции. Видимо, решил, что в зале собрались антисоветчики. Нам удалось смыться, менты арестовали музыкантов “Воскресения” и забрали аппаратуру. Но их быстро отпустили, поскольку не нашли организаторов. С музыканта-то что взять?

— Неужели вам всегда все сходило с рук? Или кого-то все же посадили за организацию нелегальных концертов?

— Как ни странно, никого не посадили. Даже дело, начатое в 80-м году, было прикрыто. Все эпизоды повесили на меня, а меня отправили в армию. И, к моей большой радости, трибунал решил, что, так как это дело гражданское, а я уже был военнослужащий, его нужно закрыть. А когда я пришел из армии, подпольные концерты уже потеряли актуальность. Пришлось заниматься созданием дискотек...

— Дальше началась эпопея с “Ласковым маем”...

— В 1988 году Фрунзенский райком комсомола открыл один из первых центров молодежного досуга. Мне предложили возглавить там музыкальный отдел. Первые концерты мы организовали в Сочи, в зеленом театре парка “Ривьера”. Чтобы заманить народ на выступления, после концерта мы демонстрировали фильм “Воры в законе”. Тогда про эту картину много говорили, поэтому аншлаги были гарантированы. Среди заявленных артистов была набирающая обороты группа “Мираж”. Но вместо девчонок из “Миража” прилетели два мальчика, которые представились группой “Ласковый май”. В ответ на мой удивленный вопрос: “А где барабаны, гитары и остальные инструменты?” — они показали мне маленькие клавиши и сказали, что этого достаточно. Послушав их на репетиции, я перепугался: у солиста ни слуха, ни голоса. Позже выяснилось, что вместо Юры Шатунова приехал Миша Сухомлинов, у которого было поддельное свидетельство о рождении. На концерте он пел под фонограмму, но, как ни странно, публика их приняла.

— Где же в это время находился Андрей Разин?

— Тогда “Ласковым маем” руководил Сергей Кузнецов, автор песни “Белые розы”. Приехав в Сочи, он первым делом пошел на рынок, чтобы узнать, продаются ли кассеты с песнями его группы. Услышав, что их распродают на “ура”, он тут же объявлял себя композитором и требовал возмещения авторских прав в виде бутылки коньяка. Таким образом, в течение всего летнего сезона Кузнецов был обеспечен и выпивкой, и закуской.

А Разин в сентябре пришел в райком и в свойственной ему манере убедительно доказал, что без него нам будет сложно. В тот же день он был принят на должность художественного руководителя и, получив командировочные, уехал в Оренбург за настоящим Шатуновым. А в начале октября в Москве появился директор оренбургского детдома и обвинил нас в краже их воспитанника. Но Фрунзенский райком был мощной организацией — нам удалось быстро замять конфликт.

— Какое впечатление произвел на вас тогда Шатунов?

— Юра был очень худеньким мальчиком и поначалу напоминал дикого зверька с присущей всем детдомовцам нагловатостью. Но со временем стал более добродушным, мягким и интеллигентным парнем. Когда он стоял на сцене, девчонки кричали: “Юра, мы тебя любим!” — а он спокойно отвечал: “Я знаю”, — и этим убивал поклонниц наповал.

— Насколько мне известно, Разин не задержался в райкоме комсомола?

— Уволился через полгода. Но этого времени хватило, чтобы провернуть несколько афер. Однажды все руководство центра досуга при райкоме уехало на несколько дней в Сочи. А когда мы вернулись, не могли попасть в райком — перед зданием выстроилась очередь порядка четырехсот человек. Когда мы с трудом пробрались внутрь, увидели, что в кабинете сидел Разин и принимал на работу всю эту разномастную толпу музыкантов. Он забирал у них трудовые книжки в обмен на обещания трудоустроить. С большим трудом удалось разогнать всю толпу. А через неделю Разин в такси забыл дипломат, в котором хранилось более трехсот трудовых книжек. Несколько месяцев нам пришлось расхлебывать всю эту историю...

— Но зачем Разину понадобились чужие трудовые книжки?

— Эти документы ему были не нужны. Таким образом он решил сделать себе пиар. И что вы думаете, Разин попал в точку. После этого инциндента о нем как о всемогущем продюсере заговорила вся страна.

— На этом ваши отношения закончились?

— Да, вскоре мы с ним распрощались. Но его деятельность сказывалась на нашей работе еще много лет — вплоть до 91-го года. Однажды сотрудники правоохранительных органов предъявили нам претензии, что в разных городах люди проводят аферы, связанные с “Ласковым маем”, на бланках райкома и за моей подписью. Большая часть претензий заключалась в том, что помимо билетов на концерт организаторы продавали еще лотерейные билеты по рублю. Разыгрывали видеомагнитофон, который тогда считался дефицитным товаром. Продавали до ста тысяч билетов в день. После окончания выступления организатор выходил на сцену, вызывал одного человека из зрителей, естественно, подставного, тот вытаскивал бумажку с номером. На сцену поднимался опять же свой сотрудник и забирал выигрыш. Так этот видеомагнитофон катался с ними из города в город. А однажды Разин изрядно выпил и просто забыл про лотерею. После концерта народ стал кричать: “Лотерея! Лотерея!”. А Разин подошел к микрофону и сказал: “Да пошли вы все в жопу со своей лотереей!”. Люди бросились громить лотерейные будки, но крупные деньги уже сложили в мешок. А кассир взял пятьсот рублей мелочью и кинул в толпу. И пока народ собирал деньги, благополучно скрылся.

— А какие воспоминания остались от работы с популярной тогда группой “Мираж”?

— В 89-м году в Саранске были намечены шестнадцать концертов “Миража”. После шестого выступления у тогдашней солистки Ирины Салтыковой случился нервный срыв. Она развернулась и уехала в Москву. За одну ночь ее костюмерше Татьяне Овсиенко пришлось выучить и репертуар, и танцы. И на следующий день она вышла на сцену...

В тот же вечер нас вызвали в местное министерство культуры. Им было непонятно, почему недавно выступала блондинка, а сегодня брюнетка. Разразился грандиозный скандал. Сотрудники министерства требовали отменить все концерты. На следующий день в Саранск вылетели худрук и директор группы. Вместе мы доказывали, что старой фотографии “Миража” из журнала “Горизонт”, на которую ссылались обвинители, уже три года и состав группы давно поменялся.

— В 1990—1991 годах в концертной деятельности преобладал бартер. С артистами часто расплачивались холодильниками, телевизорами, машинами. Например, за два концерта в Новгороде нам выдали шесть видеомагнитофонов. А в Кирове расплатились железными гаражами, которые мы так и не смогли вывезти. В Уренгое мне продавали банку тушенки за 43 копейки, тогда как в Москве ее стоимость достигала 10 рублей. Я тогда на долгие годы сделал запасы мыла, стирального порошка и другой ерунды.

— В то же время, кажется, вас пригласил к себе на работу Ефим Шифрин?

— Да, и почти пять лет я руководил его театром. Помню, как на съемках “Аншлага” коллеги Шифрина недоумевали: “Фима, он же у тебя русский?!”. С Ефимом у нас сложились замечательные отношения. Но чрезмерное увлечение Фимы театром привело к тому, что в 1996 году нам пришлось расстаться.

— Кстати, тогда же в артистической тусовке заговорили о знаменитой “Властилине”?

— Для меня Валентина Соловьева была замечательной женщиной — она помогала выживать всей нашей тусовке. Мы познакомились с ней в Подольске, когда она попросила нас выступить для сотрудников ее фирмы. А узнав, что Фима готовит книгу, сказала, что готова помочь ее издать. Позже Валентина Ивановна помогала Наде Бабкиной, Яну Арлазорову, Саше Буйнову, да и многим другим. На ее деньги артисты снимали клипы, записывали новые песни, шили дорогие костюмы. Наверное, единственным человеком, кто пострадал из-за “Властилины”, стала Пугачева. Примадонна тогда решила построить Театр песни и обратилась за помощью к Соловьевой. Но получить средства на строительство не успела — Валентину Ивановну арестовали.

— Почему вы не сработались с Ириной Салтыковой?

— Одно время я занялся сольной карьерой Ирины Салтыковой. Но мы не сработались, потому что ей не нужен был продюсер и директор. Она сильная личность, все держала в своих руках. А когда дело доходило до выплаты мне процентов за концерты, говорила: “Из своего гонорара я тебе платить не стану. Для себя ты должен накидывать сверху”. Я пытался объяснить ей, что, пока она не имеет статуса, никто нам больше платить не станет. Но Ира была непреклонна: “Это я закладывала свою квартиру, я находила деньги, и мне их отбивать! А ты как хочешь, так и зарабатывай”. Недолго я прокатался с ней бесплатно, а потом наши дороги разошлись.

— Зато вам удалось сделать имя никому тогда неизвестному Сергею Чумакову (помните песенки “Гадюка”, “Девчонка-малолетка”?). Кстати, почему его карьера так быстро прервалась?

— Сережа был талантливым мальчиком. Мы продумали ему новый образ, подобрали песни, но, к сожалению, из этого ничего хорошего не вышло. Сергей очень любил выпить, а семейные отношения складывались у него сложно. Постоянные ссоры с женой приводили к страшным запоям. Он стал опаздывать на концерты, не приезжал на телеэфиры, и постепенно его перестали воспринимать серьезно. К сожалению, Чумакову так и не удалось покончить с “зеленым змием”. Одной из причин нашего разрыва стала предновогодняя поездка в Питер, где он основательно набрался, познакомился с девушкой и затащил ее к себе в номер. А она оказалась сестрой местного авторитета. Чумакова тогда сильно избили. Вся предновогодняя кампания пошла прахом.

— Одно время вы занимались гастрольной деятельностью группы “Руки вверх”. Тогда они находились на волне популярности. Наверняка, вам удалось заработать неплохие деньги?

— Летом 1998 года я снова занялся концертной деятельностью в Сочи. Мы устраивали дискотеки, куда приглашали группу “Руки вверх!” с хитом “Крошка моя”. За три дня отдыхающие раскупили все билеты. В августе один из концертов этой группы проходил в гостинице “Рэдиссон-Лазурная”. Публика там собиралась обеспеченная, поэтому цены на билеты мы прилично взвинчивали. Например, если в парке они стоили 100—150 рублей, то здесь — 600.

В этот день в одном сочинском ресторане играли свадьбу друзья теннисиста Евгения Кафельникова. Узнав о концерте, вся толпа рванула в “Лазурную”. “Почем билеты?” — поинтересовался у меня Кафельников. “По 600”, — ответил я. Он достал пачку денег и начал отсчитывать по 600 баксов за каждого из двадцати гостей. Я объяснил, что речь идет о рублях. “Ну, дружок, как дешево вы себя цените!” — удивился Кафельников...

Сегодня Алексей Мускатин по-прежнему занимается шоу-бизнесом, создает новые группы, раскручивает молодых звезд. Женский коллектив “Диамант” — его детище. Однако о былых временах мой собеседник вспоминает с гораздо большей теплотой и трепетом, нежели о нынешних днях.