В столичном регионе бесследно пропадают люди — и очень часто. За “группой риска” (одинокие старики, алкоголики, психбольные) идет целенаправленная охота. У представителя этой группы практически нет шансов уцелеть. Даже если за ним присматривают родственники.
Квартиры, оцененные в у.е., против человеческих жизней — это кошмарная реальность.
Корреспондент “МК” прошел по цепочке самых “свежих” исчезновений и убедился, что каждое из них — не случайность, а проявление хорошо отработанной системы.
Как мы искали Татьяну
— А если тело вашей жены так и лежит в квартире? — задумчиво произнес начальник ОВД.
— Я поеду только в присутствии журналиста, я ваших милиционеров боюсь! — крикнул профессор.
У пожилого профессора-химика Льва Антипина потерялась жена Татьяна. Пошла на рандеву с участковым — и не вернулась.
Татьяна имела собственную “двушку” на Зеленом проспекте, но жила вместе с мужем. Однажды в декабре она пришла на Зеленый и увидела, что на входную дверь навешен новый замок. Конечно, женщина бросилась к своему участковому, капитану милиции С. Услышала такую версию: в квартире было задымление, и потому жилконтора взломала дверь — как положено, с участием милиции, — а часть вещей вывезла на помойку. Его, участкового, пригласили какие-то люди из РЭУ — он знает их в лицо, но не по фамилиям.
16 декабря Татьяна ушла — они с капитаном С. договорились встретиться у подъезда. Больше муж ее не видел. В бюро несчастных случаев, в больницах и моргах — нигде не нашлось скромно одетой 46-летней женщины в красно-коричневом пальто, вязаной шапке, ботинках со шнуровкой и с лупой в сумочке вместо очков.
А в РЭУ Льва Михайловича огорошили: они не меняли в квартире замок и, соответственно, не приглашали участкового. Более того, и задымления никакого не было: вызовов пожарной службы не зафиксировано. Тогда у профессора и возникли нехорошие сомнения.
...Идем с ним в ОВД “Новогиреево”. Там уже приняли заявление на розыск, но советуют для начала... поискать труп прямо в квартире.
Стопы пожелтевших газет высятся до потолка, опасно кренятся горными уступами. Да уж, странная тут хозяйка... Эксперт с включенным фонариком буквально проваливается в бумажную кашу. Следователь пытается внести в дело ясность: “Что конкретно из вещей супруги пропало?” — “Газеты”, — выныривает из развала профессор. Мы крутим носами: пахнет лишь разворошенной многолетней пылью. Перекапывать все подряд в поисках трупа — пустая затея.
— Вы еще запишите: у нее миллион долларов и норковую шубу украли! — ехидно советуют с порога.
Это пришел заподозренный профессором участковый. Он закатывает глаза и делает страдальческую гримаску: видите, какая тут публика... Участковый честно проходит со мной по этажам, стучится в двери, расспрашивает соседок. Те хором подтверждают, что дверь вскрывали официально, с милиционером. “Это случайно был не я?” — С. снимает фуражку. Женщины прищуриваются: “Вроде нет”. Тут к нам подруливает ближайший сосед Татьяны, несколько подшофе: “Кто только вокруг ее квартиры не крутился! Говорили, что они из прокуратуры, из суда... Как же — и вещи вывозили...” И вдруг, получше рассмотрев участкового: “Во! Разве это были не вы?!”
Немая сцена.
Отчасти благодаря вмешательству “МК” в ОВД провели служебную проверку. Материалы проверки “доводов о незаконном вскрытии в присутствии участкового уполномоченного замков входной двери... и его причастности к требованиям отчуждения указанной квартиры и пропажи Антипиной” ушли в Перовскую прокуратуру, а оттуда — в отдел собственной безопасности Восточного округа.
Все это, конечно, внушает надежды. Вот только самой Татьяны так никто и не видел.
Лекарство от агрессивности
15 сентября 2004 г. Ивана Полуэктова увезли от подъезда люди в милицейской форме — якобы разобраться с неуплатой коммунальных платежей. Свидетелями этого были соседи. 67-летний мужчина, конечно, выглядел странновато: отпустил бороду, таскал домой мусор, уезжал куда-то на богомолье. Да еще паспорт потерял. О том, что у него есть близкие, мало кто знал. Поэтому те, кто окучивает сейчас улицу Островитянова и отслеживает перспективные для отъема квартиры, ошиблись: приняли хозяина приватизированной “двушки” за чудаковатого одиночку, за которого некому заступиться.
Полуэктов домой не вернулся. Народ в подъезде всполошился. В ОВД “Теплый Стан” им отвечали, что: а) по данному адресу милиция никого не забирала; б) забрал, наверное, экипаж ППС. И наконец: в) в машине у Полуэктова случился эпилептический приступ, и его отвезли в больницу.
Так забирала милиция или нет? И если все-таки отвозила в больницу, то в какую? Никто не знает...
А через месяц (!) одному из соседей позвонил незнакомец. По просьбе Ивана Полуэктова: бедняга, мол, лежит в Алексеевской больнице (бывшей им. Кащенко) и умоляет о спасении.
Делегатам от подъезда, которые немедленно были снаряжены в “Кащенко”, сообщили следующее. Полуэктова доставили милиционеры — как социально опасного. Ему поставили диагноз “шизофрения” и положили лечиться. По времени выходило, что Ивана отвезли в психушку как раз в тот день, прямо от подъезда. Правда, мне в больнице рассказали: Иван пришел к ним сам.
Но спокойно лечиться от своей шизофрении Ивану не удалось. В больнице вокруг него завертелась сущая кутерьма. Сначала якобы приехала юная красавица-риэлтор на красной иномарке, и ее поздно вечером беспрепятственно пропустили к больному. Зачем-то больного снял фотограф. Наконец пациента выдали на руки риэлторше и, придав ей двух санитаров, повезли Полуэктова в паспортный стол за новым паспортом.
— Я из машины не выходил, сидел на заднем сиденье с санитарами, а расписаться мне подали бумаги в окошко, — вспомнил Полуэктов.
Он не на шутку перепугался и бросил пить таблетки — складывал их под подушку. А однажды жене и сыну сообщили в отделении, что больной сделался агрессивен и с ним нельзя видеться до окончания курса лечения. Но и тогда Ивана переведут в загородную психиатрическую больницу. Откуда забрать его не удастся никогда.
— При встречах Иван Гавриилович не проявлял признаков агрессии, — рассказала “МК” старшая по подъезду. — Врачи нас прямо предупредили: если вам дорога жизнь — не лезьте в это дело. Тогда я, другой сосед и четверо родственников Полуэктова стали по очереди ездить в больницу — контролировали ситуацию... Это ужас — входишь в свой дом, а тебя хватают и увозят неизвестно куда...
Перед самым Новым годом Полуэктова все-таки выписали из больницы. Но пока его лечили от “агрессивности”, у его квартиры, по данным Москомрегистрации, появился новый хозяин. Оперативники выяснили, что сделку провернули по поддельному паспорту с переклеенной фотографией. Сейчас обстоятельствами этого мошенничества занимаются в отделе по борьбе с оргпреступностью УВД ЮЗАО.
Отважная баба Лиза
У бабы Лизы — Елизаветы Егоровны Кузнецовой — всклокоченная прическа из грубо обкорнанных седых волос. Сама сияет щербатой улыбкой — все корешки от съеденных зубов напоказ. Про эту отчаянную старушку мы вкратце уже писали (“Пенсионерка сбежала от похитителей”, “МК” от 21.12.04 г.).
Перед войной пионерка Лиза поехала в Белоруссию на каникулы. Каникулы затянулись на долгие четыре года... После освобождения Белоруссии от фашистов Лиза выучилась на сварщика и работала на военном заводе. Добра не нажила: все ее богатство — психически больной сын, три откормленных кота, квартирка-клоповник и друг Леонтий — спившийся строитель, который прибился к добродушной старухе.
Но оказалось, что хозяйка клоповника в подмосковном поселке Реммаш (это за Сергиевым Посадом) представляет для квартирных шакалов не меньший интерес, чем ее московские товарищи по несчастью. Нашелся и там опекун-старатель: Михаил Геворкян из соседнего Краснозаводска обхаживал бабку Лизу, соблазнял ее домиком в деревне.
— Сначала ее попытались выписать из квартиры без сына. Такие вещи довольно обычны, делаются на потоке... Но паспортистки испугались. Геворкян поехал за сыном Кузнецовой в областную психиатрическую больницу, но врачи не отдали, — рассказали мне местные оперативники.
И Геворкян решил разобраться с бабкой. Повез Лизу с Леонтием “смотреть домик”. Экскурсия обернулась пленом.
— Свернули в другую сторону, заехали в Окоемово. Я ж там прорабом работал, все места знаю, — Леонтий уверенно чертит схему: как именно везли. — Бабушка стала паспорт перепрятывать — сунула его мне под задницу. Ну, дали мне по уху, паспорт и ключи отобрали...
Пленников заперли в комнате большого недостроенного коттеджа, под охраной одного из трех подельников. В первые дни им не давали воды. Били. Бабушку — легонько, для острастки, а Леонтия колотили вовсю, по пяткам... Бабу Лизу заставили долго тренироваться, как ставить подпись, потом привезли к ней нотариуса.
— Я дядьке говорю: “Доброго здоровьичка, на обмен согласна”, — вспоминает баба Лиза. — А что мне оставалось делать? Показывают пилу: круглую такую... (“Дисковую, электрическую”, — профессионально уточняет Леонтий.) Мол, не подпишешь или слово лишнее скажешь — на куски обоих распилим и на свалку выкинем.
Позже нотариус, г-н Опекунов, написал в прокуратуру объяснение: как по просьбе Геворкяна он ездил в деревню, чтобы заверить доверенности пожилой женщины на право приватизации квартиры и на право ее продажи. Кузнецова якобы не сообщила ему, что ее насильно удерживают и применяют к ней физическую силу.
М-да... На богатой недостроенной вилле сидит оборванная и грязная (кончалась уже вторая неделя плена) старуха в компании армянского мачо. Действительно, как тут догадаться, что дело нечисто...
Третью неделю плена они провели в Краснозаводске, в старом-престаром доме, который у местных жителей зовется “дом с трубой”, в квартире без отопления. Старуха молилась Богородице и вместе с Леонтием бросала за окно записки: “Люди добрые, спасите!”.
Когда документы были готовы, Геворкян повез бабушку в психиатрическую больницу — забирать сына. Ему осталось только оформить выписку хозяев из квартиры. Если бы все срослось — ни бабки, ни обоих мужчин уже не было бы в живых, считают теперь опера. Но не зря же в войну Лиза под немцем выжила — что ей квартирный жучок Миша Геворкян! Жучка в больничное отделение не пустили из-за карантина. А бабушка, как только старшая медсестра заперла за ней дверь, тут же все и выложила.
— Сестра, дай ей Бог здоровья, все поняла. Обнялися мы с ней — и она выпустила меня в другую дверь. А этот гад снаружи замок дергает!..
Когда Геворкян узнал, что больного ему не отдадут, а старуха ускользнула, он устроил в больнице настоящий дебош. Психиатры даже милицию вызывали. Но Леонтий-то еще оставался в опасности!
Баба Лиза кинулась в отделение милиции — говорит, что прогнали. В УВД — не поверили. Наконец двинула прямиком в местную телекомпанию. Тамошняя журналистка отослала старушку в 24-й зональный отдел УБОП Московской области.
— Мы поверили бабке, когда она, не зная города, рассказала в подробностях, какие в квартире окна, что из них видно, — рассказывают оперативники. — Съездили с ней в Краснозаводск. Она побегала по улицам минут сорок — да и нашла “дом с трубой”, ту самую квартиру... Дружок был заперт в комнате, а охранник его сторожил
Зеленая слепота
Опера вернули бабе Лизе документы и аннулировали доверенности, которые бандиты заставили ее выдать под угрозой отпиливания рук-ног. Но задержанные Геворкян и два его подручных, парни из Реммаша, уже гуляют на свободе. 24 декабря старший следователь Сергиево-Посадской прокуратуры Тимур Хамидуллин вынес прямо-таки удивительное постановление... об отказе в возбуждении уголовного дела.
Следствие не только не нашло в действиях троицы состава преступления — оно даже коттеджа, где томились пленники, не обнаружило. Цитирую: “Геворкян М.В. привез их в дер. Судниково...”; “их в помещении никто не удерживал, кормили их хорошо, физическую силу не применяли...”
— Ложь! — у Леонтия дрожит лицо от обиды. — Записывали с моих слов, но я-то никакое Судниково не называл! Деревня — Окоемово. Я тот дом с закрытыми глазами найду. И я заявил в прокуратуре, что меня били. Как этого могли не записать?!
Ладно, а “дом с трубой”, где оперативники нашли запертого Леонтия? В отказном материале об этом втором адресе — ни слова. Почему? А по кочану. Зеленому... Причем зелень эта к огородной продукции не имеет никакого отношения.
Елизавета Егоровна, сбежав из плена, обнаружила дома одни голые стены. Квартирный жучок выгреб из квартиры все подчистую, вплоть до кроватей и холодильника. Не ожидал, что хозяйка вернется. А следствие послушно скушало бредовые оправдания Геворкяна, будто он вывез вещи на свалку по просьбе самой Кузнецовой: очень уж были старые. Много ли вы знаете старушек, которые добровольно расстаются с милым их сердцу барахлом?
“Собираюсь жениться. На ком — не знаю”
Что, история старушки Кузнецовой выглядит бредовой, как сюжет старого индийского фильма: дисковая пила, счастливый побег?
Если бы! Типичная история, отвечают мне.
Те же сергиевопосадские оперативники рассказали о другой, не менее дикой охоте на психически больного мужичка. Живет один в “двушке”, работает дворником, мать умерла. И дергают его все кому не лень. То паспортистки из домоуправления хотят выселить его в коммуналку. То объявляется ловкая “невеста” — претендентка на жилье. Наконец несчастного владельца квартиры похищают бандиты. Но тут же его перехватывает другая, конкурирующая группировка...
А в подмосковном Солнечногорске осенью пропал Буш-младший. Про него тоже писал “МК”, но по другому поводу. Вылитый двойник президента США в драной куртке и старых тапочках шлепает себе в ларек за бутылем водки. А на самом деле — свой, отечественный безработный выпивоха Александр Золотов. За квартиру три года не платит, мечтает загнать ее по дешевке, чтоб на водку деньги были...
И вот свежее продолжение. Сестра Золотова, от греха, припрятала документы на его квартиру. Это не помогло — сманили нашего Буша выпивкой и выкрали. Исчез неизвестно куда. Обычный законопослушный гражданин, не имея нужных бумаг, ни продать, ни обменять квартиру не сможет. Зато черные риэлторы — влегкую. Квартиру Буша с ноября уже трижды перепродали, но стоит родне сходить в милицию, как “опекуны” тут же предъявляют участковому опухшего, но вполне живого алкаша. Тот дрожащей рукой карябает объяснительные: живу по неизвестному адресу, возят мне продукты незнакомые ребята, меняюсь квартирой неизвестно с кем. Но не в претензии и даже собираюсь жениться. Как фамилия будущей жены, не знаю...
— Он жив, пока не прошло шесть месяцев с момента сделки. А станет не нужен — от него и следа не останется, — волнуется Бушева родня.
Ну, а в милиции только разводят руками: к нам-то какие претензии?
“Ему водку нельзя наливать”
В кухоньке под фикусами Людмила Михайловна то чайку предложит, то покушать. Так же она над внуком суетилась. А теперь, сама не замечая, говорит о живом еще Антошке в прошедшем времени: “Он добрый был. Ему только водку нельзя было наливать...”
У Антона Масловского — олигофрения, смог только вспомогательную школу одолеть, состоит на учете в ПНД. Мама умерла от рака, папаша пил и скитался по подвалам, внук с 12 лет жил у бабушки. Теперь та поедом ест себя за то, что не отреагировала на слова внука, что скоро оденут его в лаковую кожу и машину купят.
В том, что Антошка был квартировладельцем, бабушкина заслуга. Она когда-то отсудила внуку жилплощадь — суд заставил папашу переоформить на сына “однушку” на Астрадамской улице. Правда, отец сдал ее родственникам участкового Аббасова из ОВД “Тимирязевский”, и всякий раз, когда несуразный пацан объявлялся и начинал качать права, жильцы-азербайджанцы спускали его с лестницы и звали на выручку Аббасова.
2 марта 2004 г. Антона Масловского вызвали из дома телефонным звонком. И — с концами. А вскоре бабушка обнаружила, что пропал не только внук, но и документы на его квартиру. Оказалось, на другой день после исчезновения внука в ЕИРЦ принесли от него доверенность на сделки с квартирой. Заверенную нотариусом, г-жой Агаевой Аидой Бала-кызы: мол, личность Антона установлена, дееспособность проверена...
Бабушка подала иск о признании внука недееспособным, и Тимирязевский суд наложил арест на квартиру. Сейчас материалы по сделке проверяют в УВД Северного округа.
А внук все не возвращался. В чьи лапы он попал, Людмила Михайловна сначала не знала. Потом выяснилось — подсуетились комендантша из престижного дома, по соседству с ОВД, и ее взрослый сын. Вывезли обоих Масловских — отца–алкоголика и сына-олигофрена — во владимирскую деревню и стали накачивать водкой. Взамен московской квартиры комендантша пообещала им домишко за 60 тыс. руб.
Но через два дня после переезда произошла трагедия: Масловского-старшего задушили. Это случилось как раз в доме, где поселили отца с сыном. В убийстве тут же обвинили Антона. Алиби сына комендантши, который заезжал к Масловским как раз в предполагаемое время убийства, проверять не стали, даже не сделали экспертизу одежды и обуви гостя. Хотя “опекунам” от убийства прямая выгода: если суд признает Антона Масловского виновным, к нему применят “принудительные меры медицинского характера” — психиатрический стационар закрытого типа. Возможно, до самой смерти.
Но чудеса на этом не кончались. Антон Масловский еще нужен был аферистам на свободе. Заботливая дама внесла 30 тыс. руб. залога и забрала парня в Москву: представляясь теткой Антона, она водила парня по инстанциям за справками для продажи квартиры...
— Они действуют заодно с нашим ОВД, я уверена! Без ведома милиции такую авантюру не провернуть, — горячится бабушка.
Жалобу бабушки Масловского проверяла Коптевская прокуратура. В квартире Антона действительно обнаружили чету квартирантов-азербайджанцев, о которых тот никогда не слышал. Квартиранты объяснили, что пустила их “тетя Антона”, которой они платили деньги, а участковый Аббасов был в курсе. Прокуратура не нашла в действиях участкового состава преступления, но сочла, что дисциплинарное правонарушение он все-таки совершил.
Бесправные люди
Занимается ли кто-нибудь в Москве профилактикой подобных преступлений — например, прокуроры? Вообще-то они надзирают за исполнением всех законов, в том числе и в сфере соцзащиты. Но работают, так сказать, “по факту” — если несчастье уже случилась, человек пришел на прием... Когда-то в Мосгорпрокуратуре думали над созданием единой городской программы защиты лиц из “группы риска”, но и по сей день таковой не существует. Успешных примеров не так много.
В качестве такого примера мне назвали Тимирязевскую прокуратуру: в 2004 г. она предъявила 53 иска к 288 лицам, фиктивно прописанным в домах “под снос”. Хотя такие иски скорее в интересах жилищных органов, косвенно они защищают и хозяев квартир.
Например, сейчас в Тимирязевской прокуратуре проверяют, куда делись три человека, в чьих квартирах были устроены виртуальные общежития. Один из них, с Дубнинской улицы, трижды женился на азербайджанках и немедленно разводился. Каждая жена прописала в его однокомнатную квартиру собственные семьи. Фиктивная семейка уже претендовала на три большие квартиры, но суд удовлетворил иски прокуратуры, гостей столицы выписали. Однако после сноса дома исчез и хозяин-многоженец...
Вот что говорит зампрокурора Галина Марковина:
— Мы не можем организовать трибуну и предупреждать каждого, чтоб были осторожней в связях. Но элемент профилактики присутствует в каждой работе. Идем в ДЕЗ и по всем квартирам смотрим: кто прописан в последние три года. Если не близкие родственники, то проверяем, как они там появились. И куда теперь собственник делся.
Если проверяют — это хорошо. А когда отмахиваются или — что куда страшнее — помогают преступникам избавиться от хозяев квартир? Ведь люди из “группы риска” — лакомая добыча для жуликов. Они странные, неопрятные, слабо соображающие. У них не бывает адвокатов, и потому заставить услышать себя им особенно трудно.
За определенную мзду их отслеживают участковые, паспортистки, сотрудники жилконтор, собесовцы, врачи, оборотистые соседи. Информация о них покупается и продается.
Если им удается спастись, они плохо могут объяснить, что с ними случилось. А если они пропадают — кто будет их искать?
