Поздравляем вас со вчерашним днем рождения, желаем здоровья и мудрости. Мы специально переставили письмо на сегодня — не хотели огорчать, портить вам праздник.
Вдобавок письмо длинное, а хотелось бы, чтобы вы дочитали до конца. Тема уж очень важная: неизбежна ли гибель будущих заложников?
Было бы гораздо проще написать об этом не письмо, а статью, где все назвать своими именами: глупость — глупостью, подлость — подлостью.
А когда обращаешься к человеку (в данном случае к вам) — надо писать вежливо, не ругаться; чтобы не обидеть.
Потому что обиженный уже не обращает внимания на суть; у него одно желание — врезать обидчику, да так... Хотел написать, “чтобы искры из глаз посыпались”, но вспомнил, как вас однажды задел вопрос французского журналиста о Чечне. Вы вместо ответа предложили ему приехать к нам, чтобы “сделать обрезание, да так, чтобы ничего больше не выросло”.
Обрезание — религиозная процедура, но вы ничего божественного не имели в виду. Явственно прозвучало, что речь о кастрации (а попросту, по-русски, “я-ца оторву”). Ну и что хорошего? Вы обиделись, француза напугали, а мирному процессу — никакого толку, только хуже.
Эх, Владимир Владимирович, проклятий по адресу власти и после “Норд-Оста”, и после Беслана было довольно. А что толку?
Если сегодня, не дай бог, случится захват заложников — кто будет руководить спасением? Похоже, заранее вы не знаете. И тот, кого вы вдруг назначите, — тоже не знает заранее. Значит, не готов, начнет метаться, делать ошибки, звонить вам, просить совета.
Случись, не дай бог, землетрясение или наводнение — все знают, что полетит глава МЧС. Сам, без вашего приказа (хотя, возможно, с вашего ведома). Он уже очень опытный; знает, сколько надо техники, врачей, как доставить, как расставить. И люди у него обучены, и собаки.
Извините, но в высшем руководстве страны мы не видим ни одного человека, который понимал бы и знал, как спасать заложников. И был бы нацелен исключительно на это, а не на то, чтобы угодить вам и не на беспокойство о государственной репутации. А что мы видим? Какие-то глупости — какие-то общественные палаты, какие-то артистические антитеррористические центры (вот они сейчас поймают нам Басаева, держи карман).
Специалисты если и есть, то далеко внизу, прямого доступа к вам не имеют; а все, что они знают, — не используется. Если даже они решаются что-то предложить, это отвергается на полдороге к вам. А из каких соображений?
И мы, граждане, так и не знаем: какие и на основании чего вы принимаете решения? А те чиновники, которые там (на месте трагедии), — они врут только нам или и вам тоже?
Когда вы 2 сентября (дети в Беслане еще были живы) говорили в Кремле королю Иордании: “Делается все, чтобы спасти детей”, — знали ли вы, что там царит хаос? А хаос — значит, что при всей суматохе ничего не делается правильно, хотя все куда-то скачут, несутся, кричат, звонят.
После Беслана в обращении к нации вы сказали: “Мы оказались не готовы”. Владимир Владимирович, слушая ту речь, с опасением ждал, что вы произнесете фразу о вероломном нападении. Формулу 1941 года.
Некомпетентность руководства — всегда потери. В мирной стране — экономические убытки. В воюющей — смерть людей.
В 1941-м некомпетентность и упрямство руководства (Сталина) привели к невероятным потерям “живой силы”, техники, территории. А потом десятилетиями (и до сих пор) эта катастрофа списывается на внэзапное вераломное нападэние. А какое ж оно было “внэзапное”, когда все предупреждали — и разведчики, и дипломаты; и тысячи наших офицеров видели, как на границе концентрируются десятки вражеских дивизий.
И теперь тоже все понимали и предупреждали. Только точного адреса, наверное, никто не знал.
После Беслана (дети уже погибли) вы в первый день национального траура пригласили к себе в Ново-Огарево группу западных политологов и журналистов. Их рассказы были широко опубликованы. Больше всего их поразило, что в такой сложный и трагический момент вы уделили им четыре с половиной часа. По их мнению, любой западный лидер в такой ситуации либо отменил встречу, либо она продолжалась бы не более 20 минут.
Наших у вас в Ново-Огарево не было ни одного. Значит, для вас было гораздо важнее объяснить свою позицию Западу, чем собственным подданным.
Второе, что отметили зарубежные гости, были ваши очень эмоциональные реакции. “Вы хотите, чтобы мы разговаривали с убийцами детей?!” — это ваше восклицание цитировала вся мировая пресса.
Нет, Владимир Владимирович, мы хотели совсем другого. Мы хотим, чтобы дети (даже если они попали в заложники) остались живы. Больше ничего. Все остальное — политическая риторика, прикрытая “государственными интересами”.
“О чем говорить с убийцами детей?!” Пустой вопрос. С убийцами — нет, но с захватчиками — можно и должно. Именно во избежание гибели.
Власть должна была организовать переговоры. Вы должны были назначить переговорщика. Но власть молчала. Хуже того — врала, будто террористы ничего не требуют, будто передали пустую кассету (а на ней был кошмар спортзала), будто заложников то ли 120, то ли 350, а все это вранье террористы наблюдали по ТВ и приходили в ярость, и срывали эту ярость на детях.
А зачем врали? С какой умной целью? Стало ли лучше заложникам или на них было наплевать в отчаянной попытке сохранить лицо Кремля? Значит, ваши даже не понимают, что скрыть такую информацию в наше время невозможно, и значит, к трагедии неизбежно прибавится позор.
В такой ситуации решения мог принимать только человек, назначенный президентом (уровень премьер-министра, министра внутренних дел и т.п.).
А у нас — с места трагедии звонят полковнику, полковник — генералу, генерал — в штаб, штаб — в Москву, Москва — в Кремль, а потом — обратно. А время уходит. А информация искажается. И решения принимает тот, кто не владеет реальной обстановкой. Неправильно и поздно.
* * *
“Убийцы детей!” — да, теперь они убийцы. Но нам — ради миллионов живых детей — надо понять: планировали террористы убийство или нет? Планировали? — тогда почему не взорвали школу, как самолеты, как Кадырова?
Убийство детей не прощают нигде, никогда. Неужели террористы хотели, чтобы весь мир испытывал к ним отвращение и ненависть? Зачем?
Скорее им нужно было что-то такое, чтобы весь мир заговорил и чтобы власть России пошла на переговоры.
Подействовало. Весь мир заговорил. И заговорил до убийства, и тем более горячо, когда стало ясно, что заложников не “больше ста”, а больше тысячи.
Но переговоры не начались.
...Сейчас отказ террористов принять воду и еду пытаются объяснить тем, будто они заранее твердо решили убить детей. Но, повторяю, решив убить, они могли тайно заминировать и взорвать школу, пять школ, не жертвуя собой.
Возможно, голод, жажда и невыносимые условия, по мысли боевиков, должно было заставить нашу власть скорее начать переговоры, не позволить тянуть. А Москва тянула.
...Власть должна была организовать оцепление. Но и этого необходимого действия не произошло. Возле школы бурлила вооруженная толпа. Власть не смогла оттеснить ее за оцепление.
И мы бы теперь не думали: кто-то из несчастных отцов пальнул первым, решив, что лучше всех знает, как быть? Случайный ли выстрел (просто по неосторожности) дал старт катастрофическому развитию событий? Или провокатор, которому нужен был взрыв, чтобы ценою смерти детей доказать всему миру, что с Басаевым и Масхадовым говорить невозможно?
* * *
У нас война, а у вас военного опыта нет, вот беда. Вас в КГБ не учили освобождать заложников. Учили вербовать, учили следить, а не стрелять.
В ноябре 2001-го вы дали интервью американской телекомпании Эй-би-си. Ведущая Барбара Уолтерс спросила, приходилось ли вам отдавать приказ об убийстве кого-либо. Вы ответили отрицательно. И пояснили, что ваша работа “носила интеллектуальный характер — сбор информации, прежде всего политической”.
В том-то и дело, что вы — аналитик; вам всегда нужно время: собрать информацию, изучить, сопоставить. Мгновенно принимать решения вы не умеете, и, похоже, никто из ваших тоже.
А есть люди, которые лучше всех в мире умеют освобождать заложников.
В Израиле я встретился с двумя очень опытными и очень уважаемыми специалистами по уничтожению террористов и освобождению заложников.
Асаф ХЕЙФЕЦ, 1945 г.р., 36 лет службы в армии, генерал-майор (высший чин в Израиле; только начальник генерального штаба получает звание генерал-лейтенанта), 13 лет — в десанте; с 1994-го по 1998-й — генеральный директор полиции Израиля (министр внутренних дел в Израиле — должность политическая, он меняется со сменой правительства. Профессиональное руководство МВД — в руках генерального директора), создатель и глава спецподразделения по чрезвычайным ситуациям и спасению заложников.
Командовал операцией по освобождению “автобуса матерей” в 1988-м. Тогда террористами был захвачен автобус с женщинами и детьми, который шел в сторону атомного реактора.
Хейфец подобрал группу спецназа, сам спланировал операцию. В 7 утра террористы захватили автобус. В 7.30 он был перехвачен и остановлен. В 9 начались переговоры с уполномоченным от правительства. В 11 — штурм.
ХЕЙФЕЦ. Переговоры, как всегда, вела группа профессионалов. Они постоянно в полной готовности. Время до начала переговоров — это только время доставки переговорщиков на место. Самое опасное здесь — мошенничество.
ВОПРОС. Что вы имеете в виду?
ХЕЙФЕЦ. Нельзя обманывать. Надо завоевать доверие террористов, чтобы ситуация не сползала, не деградировала, чтобы они хорошо обращались с заложниками, отпустили детей и женщин.
ВОПРОС. Какое доверие? Разве они не понимают, что вы тянете время и готовите штурм?
ХЕЙФЕЦ. Каждая сторона рассчитывает на успех. И террористы всякий раз надеются, что окажутся хитрее и сильнее. Первая задача переговоров — понять ситуацию и выиграть время. Для успешного продвижения таких переговоров надо, чтобы террористы видели, что другая сторона:
— хорошо организована;
— все учитывает;
— все знает.
Тогда террористам ничего не надо доказывать убийством жертв.
Задачи переговорщиков: 1) завоевать доверие; 2) понять, чего хотят террористы; 3) наладить обмен ключевыми сообщениями.
Ваша проблема в Беслане была не в спецназе. Русский спецназ великолепен, я видел их тренировки, базы — блеск, они берут опыт во всем мире. Проблема была в общей организации.
Вокруг здания с заложниками метрах в пятидесяти должно быть поставлено оцепление, которое видят террористы. Это называется “в тактической близости”. Это кольцо спецназа. Террористы должны видеть тебя и твои движения. Когда не видят — начинают нервничать, дергаться и убивать.
Второе кольцо — на 250 метров дальше — полиция. Задача одна: никого посторонних! (Рассказывая, генерал-майор Хейфец быстро нарисовал схему, где была школа, кольцо спецназа, штаб, врачи, спасатели, кольцо полиции.)
Штаб находится между спецназом и полицией. Только штаб принимает решения. Вплотную, дверь в дверь с главным штабом, развертываются два вспомогательных: один руководит спецназом, другой — полицией. Чтобы дать команду, достаточно крикнуть. Не надо тратить время на звонки по телефону, даже на радиосвязь.
Всех жителей, находящихся между кольцами, — выгнать. Все окна в зданиях, обращенные на захваченный объект, занять снайперами.
Спецназ стоит в полной готовности и ждет, имея первоначальный план, который постоянно изменяется по ходу ситуации. Стоит всегда постоянная группа; никаких сменщиков, которым пришлось бы все объяснять сначала.
Все это надо уметь, все это должно быть отработано до того, как будут захвачены заложники.
Очень важна координация гражданских специалистов, полиции, спецназа: а) всеобщая связанность; б) личная ответственность каждого за точно определенный участок.
Успех обеспечивают организованность и быстрота.
Операция “автобус матерей” заняла 8 секунд. Три секунды — добежать, пять секунд — уничтожить. Все террористы были убиты, ни один заложник не пострадал, ни один спецназовец не был даже ранен.
ВОПРОС. Вы, конечно, изучали случай “Норд-Оста”. Уже два года у нас вопрос без ответа: зачем застрелили спящих, отравленных газом террористок? Не лучше ли было их допросить?
ХЕЙФЕЦ. Не могу ответить, не зная: была ли вашей “Альфе” поставлена задача взять их живыми. Если такая задача не поставлена, спецназ убивает не раздумывая. Мне иногда говорили: “Принеси одного живым, но не любой ценой”. Это значит, не жертвуя своими бойцами. Операция “Норд-Ост” — историческая по замыслу и проведению. Печальная проблема возникла со “второй рукой”, которая должна была дать антидот всем заложникам, быстро и правильно оказать помощь.
* * *
Шауль ГИВОЛИ, 1926 г.р., воевал еще до возникновения государства Израиль, потом война с Египтом в 1948-м, война в 1956-м (командовал отрядом, взявшим Газу), Шестидневная война, Война Судного дня. С 1976-го в полиции. Ушел из армии генералом бригады, из полиции генерал-майором. Организатор специального обучения полиции.
ГИВОЛИ. Интересы армии — бюджет (для этого надо всегда говорить: “положение тяжелое”) и карьера. Мораль где-то на третьем месте. Интересы политиков — электоральные и идеологические. В государстве альтруистических организаций нет.
Первая заповедь спецназа в случае захвата заложников: хорошая связь с террористами. Надо дать им полную уверенность, что все их требования выслушаны, поняты, серьезно анализируются, что проверяется возможностью исполнения. Надо дать им надежду, что сделка, к которой в конце концов придут стороны, позволит им остаться жить.
Две опасности. Первая: если у террористов создается впечатление, что к ним несерьезно относятся, они начинают убивать заложников, чтобы добиться серьезного отношения. Вторая: если у террористов нет никакой надежды — они превращаются в самоубийц и, значит, в абсолютно беспощадных убийц.
Командиры на местах (там, где случился захват) не должны спешить что-то сделать. Первый, кто оказался на месте, должен всеми силами стабилизировать и консервировать ситуацию. И ждать прибытия группы из центра. Все должны взвешивать: если я это сделаю — какие будут последствия, хорошие или нет.
Надо постараться поставить диагноз террористам. Если они очень религиозны — доставить на место араба-муллу. Или доставить туда какого-нибудь главаря террористов, сидящего в тюрьме, если он согласен вести переговоры (зря убили Радуева в заключении. — А.М.). В Беслане я постарался бы доставить на место какого-нибудь знаменитого кавказского поэта — человека, пользующегося всеобщим уважением.
Имея дело с мусульманами, надо помнить, что уважение для них больше, чем жизнь. Если девушку обесчестили, отец говорит ее брату: “убей”. А ведь для уважения не нужен бюджет, оно бесплатно.
Министр обороны Моше Даян говорил: “Тараном можно пробить стену и ворваться на территорию, но тараном нельзя править. Разрушить — можно, построить — нет”.
Когда ведешь переговоры о заложниках, надо дать террористам кредит уважения. Если им говорить: “Вы несете чушь”, — они начинают убивать. Следует не выполнять требования, но говорить им: “Ваши требования надо рассмотреть в правительстве, в парламенте. Это невозможно быстро. А пока давайте возьмите воду, лекарства, отпустите слабых”. И одновременно готовить спецназ и врачей на случай тяжелого развития ситуации.
У вас в Беслане ситуация длилась дни, а для организации надо всего два часа. Но не было сделано ничего.
Террористы хотят успеха. Если они бы не хотели переговоров — могли бы сразу взорвать школу. Каждая сторона хочет преуспеть. Они не должны видеть, что к ним приближается спецназ. Ваша “Альфа” должна выглядеть как инженеры, официанты, врачи.
Террористы посадили “Сабену” (Гиволи рассказывает об операции освобождения заложников в самолете бельгийской авиакомпании “Сабена”. — А.М.). в “Бен-Гурионе”, потребовали освобождения из тюрем арестованных террористов.
Захватчикам объяснили, что для них и для пассажиров необходима вентиляция, необходимо очень многое для функционирования систем самолета. Барак и Нетаньяху (будущие премьер-министры Израиля. — А.М.) пошли к самолету в белых комбинезонах бортинженеров.
Сто пассажиров, пять террористов, двенадцать людей в комбинезонах. Операция длилась 90 секунд...
* * *
Уважаемый Владимир Владимирович, жаль, если эти простые, проверенные схемы вам неизвестны. А если известны, но не применяются, тогда...
Услышав вопрос “в каких случаях можно идти на переговоры с террористами, захватившими заложников?” — собеседник изумленно взглядывал на меня, на переводчика и, убедившись, что правильно понял вопрос, отвечал: “Всегда”.
Подчеркиваю это, ибо уж кого-кого, а израильских генералов невозможно заподозрить в гуманном отношении к террористам.
Миф о том, что переговоры вести не надо, — миф беспредельно подлый. Но он внедряется в сознание людей всеми средствами. Уже не только политики, журналисты, киноартисты и кинорежиссеры, но даже психологи стали у нас дико воинственными. (На днях в “Известиях” президент Национальной федерации психоанализа Решетников заявил: “С террористом, который идет с оружием в руках, никаких переговоров быть не может”. Или у него нет детей, или их не захватывали.)
Уважаемый Владимир Владимирович, на схеме, нарисованной генерал-майором Хейфецем, специалистом по спасению заложников, от штаба (где принимаются все решения) до террористов 300 метров. А при “Норд-Осте” это расстояние равнялось 10 километрам (потому что все решения принимались в Кремле). А при Беслане решения принимались за полторы тысячи километров от места трагедии. В пять тысяч раз дальше, чем следует.
Мы с 1994 года воюем, Владимир Владимирович. Вы наш Верховный главнокомандующий, вы повторно начали эту войну в 1999-м (а теперь, через пять лет, говорите, что оказались не готовы). Продолжая сравнение с Великой Отечественной, где враг был неизмеримо сильнее и умнее, скажу: через пять лет после начала войны враг был давно готов (в смысле — капут).
В Израиле, где война с террористами идет давно, во главе государства уже много лет почему-то оказываются не аналитики, а бойцы спецназа.
Биньямин НЕТАНЬЯХУ — премьер-министр 1996—1999 гг., спецназовец, участник освобождения заложников “Сабены”. Родной брат командира Йони Нетаньяху — командира спецназа, который освободил заложников в аэропорту “Энтеббе”, в Уганде (центральноафриканская страна, куда террористы угнали самолет с пассажирами-евреями. Все террористы были убиты, все заложники спасены, погиб только командир спецназа).
Эхуд БАРАК — премьер-министр 1999—2001 гг. Окончил физико-математический факультет в Иерусалимском университете, участвовал в Шестидневной войне 1967 года, в войне 1973 года, был начальником армейской разведки, начальником генерального штаба, имеет наибольшее число наград среди ныне здравствующих израильтян — пять знаков отличия на поле боя, пятикратный “Герой Израиля” (все награды получены за период службы в спецназе). В 1971 году командовал операцией, в ходе которой прямо из генерального штаба сирийской армии были похищены пять офицеров. В 1972 году командовал молниеносной (90 секунд) операцией по освобождению заложников “Сабены”. Первым ворвался в “Боинг-707”, промчался мимо рядовых террористов (если бы он начал стрелять в ближайшего, то дальние получили бы время для ответных действий, а те спецназовцы, которые бежали за Бараком, не имели бы возможности применить оружие), добежал до туалета, где заперся главарь, и застрелил его. В спецслужбах всего мира эта операция детально изучается. Поэтому у специалистов есть предположение, что знаменитая фраза Президента России “мочить в сортире” — оттуда, из сортира “Сабены”. В 1973-м руководил операцией “Весна молодости” по ликвидации палестинских лидеров, проживавших в столице Ливана. Переодевшись в женскую одежду (говорят, он выглядел совершенно очаровательной блондинкой), Барак ворвался в дом со своими коммандос и застрелил трех видных деятелей ООП, ответственных за убийство израильских спортсменов на мюнхенской Олимпиаде.
Ариэль ШАРОН — премьер-министр Израиля. В 14 лет вступил в нелегальную военную организацию, участвовал в войне 1948 года, дважды тяжело ранен, военный конфликт с Иорданией 1953-го, война с Египтом 1956-го (командир парашютной бригады), Шестидневная война 1967-го (командир бронетанковой дивизии), война Судного дня 1973-го... Создатель и руководитель 101-го отряда (1-й израильский спецназ); созданное как ответ палестинским террористам, подразделение насчитывало 45 человек, просуществовало 5 месяцев и было распущено по причине крайней несдержанности и большого количества жертв среди арабского населения. Но считается, что 101-й отряд оказал решающее влияние на борьбу с терроризмом.
В Израиле готовится к выходу книга “ДРУГОЕ МОРЕ. Беседы с Шимоном Пересом”, отрывок из которой публикуем с любезного разрешения переводчика Давида Эйдельмана.
“ВОПРОС. Очень многие переживали из-за ситуации в стране, которая была во время войны. Настроение было подавленное. Национальная удрученность находилась на пике — и тут случилась эта история с захватом самолета “Эль-Аль” и его угоном в Уганду. Вы были тогда министром обороны.
ПЕРЕС. Эта операция была проведена не ради демонстрации героизма... Было необходимо пойти на риск. Я убежден в этом и с первого же момента хладнокровно делал все необходимое. Зная, что если, не дай Бог, случится неудача, мне снесут голову... Бени Пелед, который командовал тогда ВВС, зашел ко мне, и я рассказал ему о своем плане. “Вы хотите захватить только Энтеббе или же всю Уганду?”, — поинтересовался он. Я спросил: в чем разница? В ответ он заявил, что для захвата Энтеббе понадобится 100 бойцов, а для того, чтобы захватить всю Уганду, — 500. Я сказал ему, что ограничусь Энтеббе, что захватывать всю Уганду нет необходимости”.
На фото “Боинг” “Сабены”, в чьем сортире замочили главаря террористов. Заложники спасены. По трапу в белом комбинезоне бортмеханика с пистолетом в руке спускается спецназовец Эхуд Барак. Вряд ли он споткнется о труп.
