Две “миражные” дивы — Наталья Гулькина и Маргарита Суханкина — объединяются в совместный проект. Дебютная песнь “Просто мираж” вот-вот сотрясет эфир. Сам факт, даже независимо от результата, сенсационен в масштабах нашей поп-действительности. Так, как если бы в Америке вдруг сошлись если не все скопом, то хотя бы половина легендарных “Village People”.
Группа “Мираж” в конце 80-х годов прошлого века фактически породила в этой стране полноценную поп-музыку, потеснив в реестре признанных жанров советскую эстраду и протестный рок, но оставила в наследство только два альбома — “Звезды нас ждут” и “Музыка нас связала”. Даже “Ласковый май” по ранжиру оставался все-таки номером два. Потому что “Мираж”, хоть и был прост и примитивен, как того требовал закон жанра, но остался в памяти образцом профессионального качества. И по звуку, и по пению — продукт достойной пробы.
Гулькина и Суханкина были как раз голосами “Миража”. Овсиенко, Разина, Ветлицкая, Салтыкова, в те годы состоявшие на службе в коллективе, отчаянно рубили “капусту” в стиле “Мираж”, открывая рот именно под гулькинско-суханкинские фонограммы. Факт давно известный, но подзабытый, а поначалу и скрывавшийся. Потом Гулькина ушла, разбежались от отцов-основателей коллектива Андрея Литягина и Александра Букреева и другие поп-птахи. Им ничего не оставалось, как обретать собственные голоса.
О Суханкиной же, даже в эпоху безумной славы “Миража”, мало кто знал. Ее не видели. Ее только слышали. Певица с профессиональным консерваторским образованием, от природы поставленным вокалом, звонким и одновременно завораживающе бархатистым тембром, училась в консерватории, делала карьеру в академическом жанре, вращалась “в кругах”, работала в Большом театре, а попсой баловалась лишь в студии за компанию с друзьями.
— Какая же у наших эстрадников халява! — с незлым сарказмом посмеивается Рита. — В микрофон прошептать можно что-то, проговорить, крикнуть. Если фразу не тянешь — в зал микрофончик выставил и говоришь: “А теперь все со мной”. И весь зал за тебя подпевает. Фиг два ты сделаешь это на классической сцене, если вдруг больна, или не в голосе, или какие-то уколы себе делаешь, глюконат кальция в вену вводишь, чтобы спеть все от и до, с первой до последней ноты, взять все верхи, чтобы никто в зале не напрягся, что у тебя что-то скрипит, трещит, что-то не сомкнется. И никаких микрофонов. Все делается в акустику. Вот это — работа. А эстрада — удовольствие. Я только удовольствие получаю, выходя в тусовках, в компаниях. Так развлекаться могла бы всю жизнь.
Она и развлекалась в 1986 году, когда зарождался “Мираж”. “Просто хулиганила и по дружбе делала то, что просил Литягин”, — вспоминает теперь певица. Дохулиганилась! Ее голос без сомнения вошел в золотой фонд русской поп-музыки. Хотя долгие годы в кругу своих академических знакомых, друзей и учителей она просто стеснялась признаться в “поп-грехах” — не поняли бы и осудили. А Литягин с Букреевым, ясное дело, не особо рвались раскрывать “священный секрет” “Миража”.
Потом были утечки, журналистские раскопки, кошки-мышки, затейливые прятки. Но так или иначе, когда, казалось, что уже все в прошлом, заговорила и Суханкина, выступив на закате тысячелетия с парой откровенных воспоминаний-интервью. Оказалось, что не в прошлом...
Сегодня “ЗД” добралась до страшно занятых грядущим грандиозным возвращением на сцену двух поп-див с намерением попросить их объяснить, что же все-таки происходит, зачем и почему?
“Я дороже в два раза...”
— Не с чего-то и не вдруг все это происходит, — парирует вопрос НАТАЛЬЯ ГУЛЬКИНА. — Я-то никуда не уходила. Просто немного снизила свой темп. К активной работе меня сподвигла два года назад программа “Дискотека 80-х”, когда как раз и началась ностальгия по музыке тех лет.
— То есть ты оказалась выдержанным старым вином, для которого наконец пришло время?
— Я бы даже сказала — хорошо отстоявшимся коньяком. Я выкупила у Литягина три старых песни “Миража”, сделала ремейки и записала теперь целый альбом новых песен.
— А откуда возникла Суханкина?
— Администратор Тани Булановой Костя Сергеев, с которым я очень дружу, как-то позвонил мне и говорит: “Слушай, я тут в газете какой-то прочитал, что вы с Ритой что-то делаете?” Я говорю: “Нет, вроде ничего не делаем”. — “Ой, — говорит он, — значит показалось, а жаль, клево было бы!” Я после этого и задумалась.
— А раньше не задумывалась?
— Будешь смеяться, но все эти годы — 18 лет — пути наши не пересекались. Даже когда мы работали на “Мираж”. В 1986 году, когда вышел первый альбом “Миража” с моими пятью и ее тремя песнями, у людей началась путаница. Никто не мог понять, кто есть кто и что поет. Но мы даже тогда не познакомились.
— Случайно? Или вас сознательно держали подальше друг от друга?
— Трудно понять. У Риты, конечно, была совсем другая история по жизни — классическая сцена, Большой театр. Она лишь записывала вокал для “Миража” как сессионная вокалистка, а на площадках мы, естественно, не пересекались. С другой стороны, теперь, когда мы наконец познакомились, я узнала, что ей про меня та-акое говорили! Мол, и такая-рассякая я, и стерва... Понимаешь! А мне говорили, что Ритка буйная, всех поливает грязью, говорит, что только она все спела, поэтому лучше к ней не приближаться. Видимо, специально сталкивали лбами.
— На концертах, получается, ты открывала рот и под свою, и под ее фонограмму, как “за себя и за того парня”?
— Нет, я открывала рот только под свою фонограмму.
— А за нее, значит, Овса, Ветла и Салтычиха отдувались?..
— Да. И Светка Разина, естественно. Но мне не хочется ее обижать. Она-то молодец. Сделала потом свой коллектив (“Звезды”), пыталась как-то встать на ноги, писала много текстов, и для “Миража” в том числе. Но, тем не менее, и она попала под эту раздачу, как и остальные.
— “Под раздачу” — ты имеешь в виду, когда все узнали, что “миражистки” гонят фуфло не своим голосом?
— Ну да, когда все вдруг стали выглядеть марионетками, куколками, которых дергают за веревочки. И такой Карабас-Барабас Литягин, который всеми манипулировал. Он же запрещал работать живьем! Я била себя в грудь, предлагала “минуса” (фонограмму без голоса. — Прим. “ЗД”) использовать, чтобы петь вживую. “Нет, забудь, — говорил он, — “минуса” не существует”. Он считал, что живьем так хорошо, изумительно, ровненько, чистенько и с обработочкой спеть нельзя.
— Ты из-за этого ушла из “Миража”?
— Я ушла по ряду причин. Я и денег получала меньше всех, как впоследствии выяснилось. И отправляли меня почему-то в самые дальние точки, а других “вокалисток”, которые под наши с Ритой фонограммы работали, — в Сочи там, в Прибалтику... А когда ушла, принципиально начала работать только живьем. Поначалу это было как некое оправдание перед публикой, а теперь это — моя фишка, моя гордость.
— Поступив честно, как артист с большой буквы, ты оказалась гораздо менее востребованной. Может, и не надо всего этого пиплу-то?
— Я часто сравниваю себя с Дон Кихотом, все время борюсь с какими-то ветряными мельницами. И часто — бесполезно. Но не всегда. Я и проект-то начала, и Риту пригласила, потому что почувствовала, как в последние два года интерес публики возрос, гастроли участились, стоить я стала больше — в два раза...
— И как вы понравились друг другу с Ритой, после 18 лет заочного знакомства?
— Когда я, не вылезавшая в “Мираже” с гастролей, вдруг узнала, что Рита спела весь второй альбом, а я осталась не у дел, я как раз и вспылила. Это и была та последняя капля, после чего я ушла из “Миража”. Я сказала Литягину: “Под свою фонограмму я еще пела, но под Ритину петь не буду”. И ушла... И вот встретились мы теперь на Пушкинской площади. В каком-то восточном ресторанчике. Кушали восточные сладости, люля-кебаб, пили зеленый чай. Прощаясь, мы даже поцеловались как старые знакомые. Моментально нашли общий язык. Сейчас нам очень много приходится вместе быть. Мы таскаемся в тренажерные залы, в танцевальный класс, мы сделали фотосессию. Идет колоссальная работа. Мы с ней настолько разные. Ведь она — человек, который привык к оперной сцене. Всем же безумно интересно появление именно этого человека, голоса, который всегда был за кадром.
— Что за песня будет пытаться затмить славу “миражей”?
— Ее написал Вадик Золотых, с которым меня познакомил композитор Олег Молчанов в то время, когда я занималась Центром детского творчества. Мы делали мюзикл “Снежная королева” с песнями Вадика, и я обратила внимание, что у него очень много хитовых классных танцевальных мелодий. И подумала — а чего я только детям беру? Надо и для себя материальчик посмотреть. Тексты написала сама. Одна песня называется “Просто мираж”. Все, как надо, — о любви, о том, как отношения не сложились, и все оказалось обманом в очередной раз, миражом, иллюзией.
Балда не балда. А поп-звезда...
— Рита, а тебя-то что потянуло в 25-й раз в одни и те же воды? Или на те же грабли? — обратилась “ЗД” уже к МАРГАРИТЕ СУХАНКИНОЙ, которую пришлось разыскивать чуть ли не с собаками.
— Все очень просто. Два года назад я ушла из Большого театра. Я там пела, вроде все было нормально. Но как-то не все меня устраивало. Постоянно руководство менялось. С новым начальством не сложились отношения. Мне не продлили контракт. Я не стала возмущаться, спокойно собрала вещи и ушла. Ушла в никуда. А тут в очередной раз меня нашли фанаты “Миража” и, пользуясь тем, что я находилась на распутье, практически взяли меня за шкирку и потребовали прекратить “бесконечное открывание чужих ртов” под мой голос, чтобы я вышла наконец на сцену. Я говорю: “Понимаете, это все хорошо — молодежь, музыка, танцы, но в качестве кого я выйду?” История группы связана ведь совершенно с другим визуальным рядом. На что мне ответили, что я балда, ничего не понимаю, что все равно, мол, все знают, кто там на самом деле пел, и очень ждут. Поразмыслив, я согласилась попробовать. А тут как раз начался этот возврат в восьмидесятые, вся эта мода, ретро, диско. Полезли все наши группы — “Самоцветы”, “Пламя” и так далее, значительно более старшие, чем я, и на этом фоне все комплексы у меня сразу отпали. А тут на мою голову упали еще Литягин с Букреевым, бесом попутали, вовлекли в историю, после которой мне не оставалось другого пути, как выйти из тени.
— Ты имеешь в виду альбом нового “Миража”?
— Я имею в виду, что в прессе вышло совершенно жуткое интервью Литягина о том, что я врушка, петь не умею, и вообще никто. Скажу честно, меня это сильно задело. Сказать, что я рассердилась, это ничего не сказать. У меня тряслись руки, потому что я обалдела от невероятного хамства этих людей. Мало того, что они кушали больше 15 лет, торгуя совершенно безнаказанно моим голосом, и даже не оборачивались. Еще и оболгали, и обозвали меня со всех сторон! Тут я, конечно, уперлась рогом и поняла, что пора переставать быть хоть и голосистой, но безголосой овцой. Дала себе слово, что этого так не оставлю, сама выйду на сцену, спою и покажу, что мы “могем” и кто мы есть. А тут как раз мне позвонила Наташа, и как-то все начало срастаться.
— Чем же ты не угодила Литягину и Букрееву?
— Пока фанаты канючили меня, требуя выйти на сцену, позвонил как раз Букреев и предложил снова что-нибудь замутить. Коль, говорит, ты уже не в театре, свободный человек, давай замутим не “Мираж”, а что-то вообще другое. Я отвечаю: “Почему бы и нет? Давай действительно попробуем. Только давай теперь без дураков, по-честному”. Сказала, если честно, как в лужу пукнула. Совершенно забыла, что эти люди по-честному играть просто не умеют. Они не знают, что это такое. В общем, начались какие-то пробы пера, записи. Ничем это не кончалось. Потом вдруг решили переписать “миражовские” песни в новых аранжировках. Я спрашиваю: “И как это будет называться?” Они говорят — ну, ты выйдешь на сцену, мы объявим наконец, что ты это ты, и как бы все по-честному. Я повелась. Сказала даже, что, наверное, с этого и надо было начинать, что шлейф, мол, и так тянется и будет еще долго тянуться. На том и порешили. Записали новые песни, взялись за старые. Всего порядка 15 штук. Я спрашиваю: “Саш, а что будет на обложке, кто, чего?” Он говорит: ну, на обложке — облака, цветочки. “А имя, фамилию вы как-то обозначите?” — начинаю волноваться я. А он мне: “А зачем тебе в принципе это нужно?” — “Подожди, подожди, — говорю, — мы же обговаривали”. — “Ну... да...” — начинает он юлить, вертеть. Я уже чувствую — паленым потянуло. И тут они, как обычно, пропадают, заплатив мне только за одну песню, а остальное — “завтра, слово джентльмена”. Кино есть такое — “Завтра не наступит никогда”. Знаешь? Джентльмен меняет все телефоны, явки, квартиры и пропадает навсегда. Им, видимо, кто-то по ходу насоветовал — мол, зачем вам эта Суханкина, головная боль, когда мы всегда брали девочек за три копейки и чудесненько их крутили. И сейчас возьмем. В общем, через несколько месяцев появляется альбом “Брось” с тремя девочками. Новый “Мираж”, блин. Мои фанаты мне звонят и говорят: “Рит, вот что мы тебе хотим сказать...” — “Можете не продолжать, — обрываю их, — знаю, что я — дура, полная идиотка”. Я колочусь в истерике, нервно хохочу, звоню их администратору Белоусу. Администратор начинает мне угрожать и обещает заткнуть рот. И вообще, говорит, мы все перепишем без тебя. Я опупеваю. Он же готов был мне ноги мыть, пока я в студии была, подавал чай, спрашивал, какой желаю — “с бэрхгамотом” или “бэз бэрхгамота”, какие конфетки, все это подносил мне на золотом блюде с каймой, на машине меня привозили и отвозили, все было очень красиво... В итоге в этом альбоме для отмазки они срочно наложили на мой голос супругу Белоуса по имени Фрида (экс-“Полиция нравов”. — Прим. “ЗД”). Очень грязно наложили. Не в этическом плане, а в профессиональном, техническом. За эту грязь мне очень стыдно, потому как там все-таки и мой голос звучит. А вышло все безобразно и позорно, и все это пошло в продажу. Мое честолюбие и представления о справедливости были задеты настолько, что когда мне позвонила Наташа Гулькина с предложением совместного проекта, я согласилась, почти не раздумывая. Пора обретать свой голос не только в прямом, но и в правильном смысле...
— А она не обманет?
— Когда мы встретились, я посмотрела ей в глаза — первый раз за 18 лет, что мы были связаны одной нитью “Миража”. И поняла — она не обманет. Она ж тоже нахлебалась. Не меньше моего...
