Здесь Виктор Цой и Алексей Рыбин придумали название своей легендарной группы... “Квартирник” без постоянной квартиры, музыканты и публика которого кочуют от одного места к другому, — это явление потом и назвали рок-кабаре “Кардиограмма”. Тут же начиналась подпольная рок-жизнь Москвы 80-х и собирались Вадим Степанцов, Майк Науменко, Борис Гребенщиков, Артем Троицкий, Александр Башлачев, Юрий Шевчук… Никому не известные. Нынче рок-н-ролл мертв. Он умер вместе с Майком, Саш-Башем... И Цоем, которого не стало 14 лет назад (15 августа). А ведущий рок-кабаре Алексей Дидуров продолжает собирать в Москве “квартирники” и вспоминает, как все начиналось.
— Я не верю, что его гибель была случайной. Никто не верит, — Дидуров поднимает на меня взгляд. В его глазах — прибалтийская трасса, та самая. — В курортный сезон дорога кишит автомобилями, полпервого дня — когда по биологическим часам заснуть невозможно. И алкоголя у него в крови не обнаружили... Незадолго до этого Витю на программу “Взгляд” в прямой эфир пригласили. Гордились: молодежный неформальный лидер. Заговорили о преступности... А потом камера наехала на Цоя, и он на весь Союз заявил: “Главная мафия у нас — государство...”
— Вы бы назвали тогда Цоя своим другом?
— Когда мы познакомились с Цоем, ему было всего 16 лет: у меня на пороге московской квартиры возник дуэт “Гарин и гиперболоиды”. Моя комната привела их в легкий шок, потому что я тогда писал роман в стихах о восьмикласснице и устроил дома что-то вроде музея: портфель, туфельки, фартучек, бантики висели по стенам. Мне так проще было понять героиню. Цой тут же взялся читать рукописи… А летом следующего года снова приехал и на концерте объявил: “Восьмиклассница”, посвящается Алексею Дидурову”. Многие потом сочиняли, что у него роман был с малолеткой. А это был мой роман. Вот такая сентиментальная у нас была дружба...
— Считается, что русский рок вышел из Питера. А как его движение происходило в Москве?
— Многие рок-музыканты не родились в Питере, а выбрали его. Хотя сначала пробовали устроиться в столице. Саша Башлачев приехал из своего Череповца по приглашению Артема Троицкого. Тогда собирались у меня в коммуналке: на “квартирниках” всегда были свои выступающие и свободный вход для зрителей. Сашка не представлял, чем в Москве можно заработать на жизнь… Чтобы он не умер с голоду, зрители приносили с собой на концерт батон хлеба, бутылку кефира, кто-то — кусок колбасы… Потом я вместе с Башлачевым собирал стеклотару по подворотням. Мы все делили пополам. Я на Сашу Башлачева не обиделся, даже когда он у меня девушку увел...
— Тогда в моде была “фри лав”?
— Ну, не знаю... Шевчука мы, например, все считали однолюбом. Сначала Юра ведь тоже в Москве хотел устроиться. Вместе с ним приехала Эльмира, потрясающей красоты девушка, которая оставила в Уфе все, чтобы быть рядом с Шевчуком. Юра о ней никогда не говорит сейчас: они недолго прожили, из Питера мне сообщили, что она от чего-то умерла. И Шевчук к нам больше не приезжал с тех пор.
По Цою с Марьяной зачастую даже нельзя было сказать, что они муж с женой: никогда при всех не поцелуются, не обнимутся. Такое у Вити было воспитание. Марьяна сильно переживала, узнав, что он ей изменял... Но он ее очень любил, просто мужик есть мужик.
С девушками Витя вел себя принципиально. Как-то я ехал вместе с “Кино” в поезде до Питера. Общались с девчонками из соседнего купе, и Витя спел им несколько своих песен. А те только поморщились. Рыба одну из собеседниц вскоре в тамбур потащил. Я толкнул Цоя в плечо: “А ты что медлишь?”. Цой не отрывал взгляд от окна: “Они же всякую муру слушают...”
— Вас не пытались привлечь за тунеядство?
— Мы все работали “не по профилю”: Шевчук — учителем и халтурил художником, Цой — котельщиком, Майк — сторожем… Денег вечно не хватало... Дима Харатьян, еще студент, научил нас воровать по методу Станиславского: подошел к прилавку, глядя в глаза продавщице, спросил, почем бублики, и откровенно стащил батон из-под носа. А летом на Северном речном вокзале грузили баржи овощами и фруктами. Сначала роняли те в воду, а мы вылавливали ниже по течению.
Два раза в год мы устраивали рок-фестивали. Находили выселенный дом, скидывались на взятку участковому, и тот опечатывал нас в нем на выходные. Художники представляли запрещенные картины, песни сменялись театральными сценками — Харатьян показывал Иешуа из Булгакова... Потом на нас обязательно кто-нибудь доносил. В донесении значилось: “Устраивают алкогольные оргии”…
— Напивались?
— Я с самого начала объявил в кабаре сухой закон. Пили только чай с плюшками. Рыба называл меня за это городским сумасшедшим, но напивались они с Цоем только в поезде на Питер. Шевчук даже подарил мне пачку чая с надписью: “Так держать!”. Однажды мы с Юркой оказались в “обезьяннике”. И все менты заслушались песнями Шевчука: он им напоминал Высоцкого.
— Кто-нибудь из вас состоял в партии?
— Кто бы нас там стал терпеть? Ведь подпольность наших выступлений была условная... Рок-н-ролл пробивался с “вражеского” Запада. “Я начинаю движение в сторону весны”, — пел БГ. Многие считали, что это его странноватый стиль, а это был подстрочник — дословный перевод с английского. У нас “наверху” понимали, какая это власть над молодежью — музыкальное движение. И фестивали, и “квартирники” контролировал КГБ. Нашего фотохудожника из кабаре завербовали — он им часть работ отдавал. Сам потом признался: совесть заела... Он и спился из-за этого... У меня на квартире было два обыска — конфисковали рукописи, кассеты с записями и перепечатки Булгакова. Потом меня одновременно выгнали из дома, Литинститута и уволили из журнала “Юность”. И Шевчука из Уфы за неугодные песни высылали... К Сереже Рыженко на улице подошли двое, спросили имя и фамилию, после чего разбили голову. А само рок-кабаре за 25 лет выгнали из двадцати помещений. Сначала по идеологическим, а потом — по денежным соображениям: за аренду не платили.
— Но ведь рок-лабораторию в Москве создали официально...
— Нас всех пригласили на заседание рок-лаборатории. Мне даже предложили ее возглавить. Комсомольский рок — “Мой адрес не дом и не улица” — уже не прокатывал. Власти обещали нам стадионы, только бы писали под цензуру... Под их “крылышком” осели Макаревич, “Браво”, “Звуки МУ”...
Лаборатория устраивала свои рок-фестивали. В комиссии на прослушивании всегда сидели Липницкий и Мамонов (“Звуки МУ”)... Сереже Рыженко с панк-группой “Футбол” в Москве развернуться не дали. И я со своей рок-группой “Искусственные дети” отбор не прошел, хотя зрители были в экстазе после выступления... А ведь мою песню “Когда уйдем со школьного двора” и другие из фильмов “Розыгрыш” и “Не бойся, я с тобой!” в то время по радио и телеку постоянно крутили!..
— Вы реагировали болезненно?
— Нам перекрыли кислород: распадались группы. В мире, который мы создали в рок-кабаре, была гласность. Но 50 человек в комнатушке — разве этого достаточно, когда “Машина времени” собирает тысячные залы?..
Саша Башлачев перед последним отъездом в Питер всю ночь переписывал свои песни мне в тетрадку — чтобы я вставил отрывок в одну из критических статей, которые печатались в газетах и журналах. В редакции эту часть пытались выкинуть: мол, никому не известный поэт. Я отстоял — статья вышла. А Саша шагнул из окна. Через пару лет уже появились частные студии звукозаписи... Жаль, что он не дождался. И Майк потихонечку спился в нищете. Может, по этой причине многие сломались... Цой, Шевчук... Их все-таки затянул совковый шоу-бизнес.
— Они изменились тогда?
— Мы в то время практически не общались. Цоя я сразу предупредил, в какой змеюшник он угодил. Витя твердил: “Как-нибудь прорвемся...” Не прорвался.
А Б.Г. с Майком сколько пели вместе! Мы с Троицким им первый концерт в Москве организовали в одном институте на окраине. Боря в дуэте с Мишей был бэк-вокалом... Они не дружили, но ценили друг друга как мастера. А сейчас Гребенщиков сообщает из телевизора, что Майк с Башлачевым “многое не поняли, оттого и погибли”... Раньше это была другая жизнь, другие люди... Пленка назад не прокручивается.
Рок-кабаре и сейчас остается “квартирником”. Через него прошли тысячи талантливых людей. Среди них — Юрий Лоза, Илья Кормильцев, Юрий Ряшенцев, Виктор Шендерович, Владимир Вишневский, Евгений Рейн... Люди состоятельные и весомые. Антология “Солнечное подполье”, где собраны их произведения, стала в 2000 году лучшей книгой России, за что сам президент Путин и патриарх пригласили Алексея Дидурова (в числе других) в Кремль. А рок-кабаре за 25 лет существования так и не обрело собственного места для выступлений.
