“Когда в угол швыряют
шиншилловые шубы” —
этой строчки из романса Высоцкого нет ни в одном сборнике. Вообще нигде. Написанное небрежным почерком в порыве вдохновения всего за пять минут, это стихотворение навечно осталось на бумажном фирменном бланке престижной таллинской гостиницы в 70-м году…
Лишь пара строк случайно избежала небытия. Да еще эстетское название. “Это было в отеле”, подражание Северянину. На белом свете совсем немного реальных женщин, которым Высоцкий посвятил стихи. Их три. Актрисы Татьяна Иваненко и Лариса Лужина, французская жена Марина Влади. Но была еще одна, была...
— Когда я читаю воспоминания о Высоцком, то невольно ищу в них имя той девочки, хотя бы намек. И не нахожу, — говорит Татьяна Осьмеркина, известный художник-модельер. — Надо же, как обошлась с нашей Галей Волковой судьба. Этот тайный роман, возможно, сломал ей жизнь, а в его биографии о ней не осталось даже строчки…
— Можно, я почищу вам картошку? — гостья опустилась на стул и оттуда снизу вверх посмотрела на хозяина квартиры. Тонкие руки нервно заходили ходуном, когда она взяла нож. Глаза-воронки плавали в сигаретном дыму. Талию обхватишь двумя мужскими ладонями.
Красивая девушка. Но — странная.
Хрупкая азиатка с чуть желтоватой кожей выглядела цветком башкирских степей среди унылых московских улиц, изысканным черным тюльпаном…
В одну компанию с Высоцким Галя Волкова случайно попала с подругой Таней. Хотя он видел ее и прежде. Галя жила рядом с рестораном “Баку”, в высотной башне, неподалеку от дома поэта. Он заметил ее на улице. Но поволочиться не вышло.
Незнакомка гордо дернула головой и назвать свое имя наотрез оказалась. Не то воспитание. Галя Волкова родилась в очень строгой мусульманской семье, где с детских лет девочек приучали к смирению и терпению. Родители ее не были состоятельными башкирами. Единственным богатством, случайно выпавшим на их долю — необычайной красотой дочери, — они распорядились рачительно и быстро. В юную бесприданницу Галю безумно влюбился сын высокопоставленных дипломатов, археолог по профессии. По всему миру мотался он в поисках раритетов. А нашел — в Москве.
Галя вышла за него замуж, родила сына, которого обожала. Часто гуляла она с коляской возле дома, думая о своем. “Позже она говорила нам, что не узнала в пристававшем к ней на улице незнакомце знаменитого Высоцкого, — рассказывают ее подруги. — Честно говоря, он ей не понравился, маленький человечек с красным лицом…”
“Рядом с нами, оказывается, живет изумительная красавица. Мы только что ехали в одном такси. Даже странно, что ты ее прозевал”, — сказала как-то Высоцкому Марина Влади.
— Галя тоже поведала нам, что однажды ее подвозил таксист, у которого в салоне уже сидела одна пассажирка. Ее лицо осветилось, и Галя, смутившись, признала в белокурой женщине знаменитую французскую актрису. “Вы знаете Высоцкого?” — вдруг спросила у нее Влади. Галя промолчала, в то время они еще не были знакомы, — рассказывает модельер Татьяна Осьмеркина. — Поймите, Галя не была роковой красоткой. Она очень стеснялась чужого внимания. Застенчивая, робкая, из модных книг ничего не читала, говорить с ней можно было только о простых вещах…
О переменах в своей судьбе Галя не помышляла. По словам подруг, жила тихо. Высокопоставленный муж постоянно намекал ей, кому она обязана своим счастьем.
Но однажды Галю увидели химкинские модельеры из областного Дома моделей. Позвали девушку работать на показах. Вскоре ее пригласили уже на знаменитый Кузнецкий мост. Бог весть, как она уговорила мужа отпустить ее из дома, какие доводы приводила…
В нарядах “от кутюр” Галя неожиданно потерялась — слишком уж нестандартна была. В ней не было стильности английской Твигги или эффектности советской Милы Романовской. Лицо не из толпы.
Галю взяли в детский цех, демонстрировать подростковую одежду.
То было странное время. Превращать настоящих красавиц в королев никто не умел…
Поэтов от Бога, не закончивших Литературный институт, называли бардами-самоучками. Манекенщицам в трудовых книжках писали по-пролетарски — рабочие.
За огромные глаза и необычную робость модели прозвали Галю Бемби, олененок.
— У меня в те дни как раз разгорелся бурный роман с манекенщицей Таней, спутницей Гали, — вспоминает Давид Карапетян, друг Высоцкого. — Ей-богу, они были совершеннейшими антиподами — страстная красота Гали будто оттеняла прибалтийскую холодность моей избранницы. Таня была утонченна и умна. Галя — тиха и наивна. Но мне кажется, что они обе были неважными манекенщицами. Галя дрожала, когда выходила на подиум, и чуть не падала прямо на зрителей — так волновалась. Да и Татьяна не была обычной моделью. Она курила сигареты “Олд Голд”, наслаждалась шотландским виски и музыкой Альбинони. “Ты хоть знаешь, что выиграл миллион в лотерею?” — искренне воскликнул Володя, оценив наши отношения. Хотя Высоцкого Таня не очень любила, не доверяла ему, не верила в нашу дружбу. Эта ее неприязнь, кстати, Володе даже импонировала. Сам он был сильно увлечен Галей, хотя его чувства к ней напоминали скорее жалость и нежность. Кстати, их роман начался у меня дома, накануне приезда Марины Влади, за два месяца до регистрации его последнего, третьего брака.
Накануне прилета невесты-француженки Давид попросил Галю пересидеть с Высоцким ночь, не давая ему напиться. Она не понимала, что от нее требуется. Но и не отказалась. Сановный муж уехал на очередные раскопки, Галя была свободна. “Я поставил перед ней на столе большую фотографию Володи и, театрально жестикулируя, начал подводить мысль к тому, что она обязана пожертвовать своей честью во имя спасения великого человека, — продолжает рассказ Давид Карапетян. — Я сказал, что если она не даст ему напиться, то когда-нибудь в Башкирии ей поставят памятник, как Салавату Юлаеву. “Только не выпускай его из дома, — упрашивал я Галю. — Увлекшись тобой, он останется трезвым!”
Приехал Высоцкий. Разлили дефицитное чешское пиво “Будвар”, посидели. Давид ушел на свидание к Тане. Галя осталась наедине с поэтом. Ночь тянулась на удивление спокойно.
— Галя постаралась пить пива больше Володи, и к утру ее кожа приобрела зеленоватый русалочий оттенок, — удивляется Давид Карапетян. — Они вместе выкурили прорву сигарет. Когда я вошел в комнату, Галя подняла на меня свои глаза-омуты, во всех движениях ее сквозила восточная покорность: “Видишь, я сделала все как ты просил!” Я взглянул на эту странную пару, сидевшую на диване, и вдруг меня осенило. Да ведь это Печорин со своей гордой Бэлой, не хватает только офицерского мундира и черной шали…
Галя, шатаясь, подошла к окну. На ней было тонкое платье, сквозь которое просвечивало утреннее солнце. Создавался эффект полной обнаженности. “Никогда не видел подобных женщин, — ошарашенно признался Давиду Высоцкий. — Я думал, что меня ничем невозможно удивить — но она сегодня выпила больше меня…”
“Такая странная девушка, — скажет он позже. — Глядит как ангел и вдруг заявляет: “Я тебя недостойна!”
— Поехали в “Шереметьево”, к Марине.
— Не хочу. Ты посмотри, что за глаза! Что за талия!
Карапетян еле-еле уговорил Высоцкого отправиться в аэропорт встречать Влади, в которую поэт был безумно влюблен, которой добивался столь упорно, чьим мужем собирался стать.
— Какие странные строчки в этом неизвестном стихотворении Высоцкого. А вы уверены, что оно посвящено именно нашей Гале? — недоумевает Татьяна Осьмеркина. — В это трудно поверить, но у нее никогда не было дорогих вещей. Она одевалась более чем скромно. Муж держал ее в строгости. Девочки отдавали ей свои поношенные наряды, свекровь из Америки однажды привезла Гале кожаный сарафан “от Кардена”, ей так в нем хорошо было. Мы с ней пошли в Театр на Таганке на “Галилео Галилей”. Высоцкий оставил билеты на ее имя. Помню, толпа у входа расступилась, когда она шла, и тут же зашептала ей вслед, пораженная. И тем, как она выглядит, и тем, что она “от Высоцкого”. Сейчас я понимаю, что Галя была совершенной манекенщицей, просто чуть поторопилась родиться. Но шиншилловой шубы у нее никогда не было…
70-й год. Крыши старого города отбрасывают чопорные старомодные тени. Теплый сентябрьский ветер заигрывает со стариком флюгером на ратуше.
Дюны. Сосны. Финский залив.
Высоцкий в загуле. Высоцкий в Таллине.
— Когда-то в молодости в этих местах я работал переводчиком в фильме “Красная палатка” с Клаудией Кардинале, — вспоминает Давид Карапетян. — И, охваченный минутной ностальгией, легкомысленно соблазнил на новую поездку Володю, у которого как раз образовалось окно в театре. Я поругался с Таней, мысли были вразброд. Мы с Высоцким предвкушали легкий уик-энд с прибалтийским акцентом.
“Володя!” — ворвался вдруг в уединение заискивающий женский голос. На перепутье стояла Галя. “А где Таня?” — буркнул Высоцкий, растревоженный внезапностью ее появления. “Таня спит в общежитии. Мы приехали сюда наугад, чтобы найти вас, подышать одним воздухом…”
— Ее наивный возглас нас окончательно добил, — усмехается Карапетян. — Чтобы две писаные красавицы помчались в несусветную даль за бедными мужиками?! На то, чтобы содержать этих странных и капризных, как мы думали, девушек, наши тощие кошельки рассчитаны не были. Поэтому в душе и у Володи, и у меня неприятно заныло.
“У тебя деньги есть?” — откровенно поинтересовался Высоцкий. “Конечно, есть”, — Галя королевским жестом вытряхнула из сумки содержимое. Высоцкий деловито сосчитал мятые купюры. Денег хватало и на безбедное проживание в гостинице, и на обратные билеты.
Обстановка разрядилась. “Чуть позже мы собрались за пивом в номере у Володи, — вспоминает Давид Карапетян. — Сам он пить не стал. Лишь молча любовался нашими спутницами, его настроение, казалось, было отличным. Внезапно вскочив, он подбежал к телефонному столику и начал что-то писать на листке фирменной бумаги. “Это — тебе”, — протянул он Гале листок и тут же прочитал стихотворение вслух, изящную стилизацию под Северянина, который, как известно, умер в Эстонии. Это было так уместно в ту минуту. Увы, я был нетрезв и запомнил всего две строки.
“Когда в угол швыряют
шиншилловые шубы
...Ночь нас в тени упрячет,
как гигантский колосс”.
Тем же вечером, возвращаясь из ресторана, московская компания подверглась нападению хулиганов. “Гляди-ка, черные идут!” — раздались выкрики, обращенные скорее всего к башкирке Гале и армянину Давиду. Высоцкий отреагировал мгновенно. “Почему ты это сказал? Объясни!”
Отброшенный мощным хуком, бедолага-хулиган распластался на земле. Его друг, более трезвый, тут же признал актера и, отступая, ошалело выдохнул вслед: “Это ж Высоцкий!” Послышалось что-то нестройное из “Вертикали”.
Всю оставшуюся дорогу девушки молчали. С моря тянуло соленым бризом. В открытых кофейнях на берегу варили густой кофе.
Кофе с солью. Необычный вкус. Хороший, но странный.
Давид Карапетян до сих пор предпочитает именно такой.
С тех самых пор, вернувшись из Таллина, Галя часто повторяла стихи Северянина. Про ажурную пену и любовь пажа и королевы. Она говорила, что точно такие же строки посвятили и ей. Только слова немного другие. Но какие — она забыла.
Ей не верили, считали, что Бемби все выдумывает. Тем более что о знакомстве с Высоцким девушка рассказала только избранным.
Карьера манекенщицы у Гали расстроилась. Она редко выходила на подиум, “на сеансах”, во втором составе. “Туда продавались недорогие билеты, для людей с улицы, звезды на таких показах не работали, — рассказывает Галина Мейлукова, бывшая манекенщица. — Но Галя и там долго не задержалась, вскоре она исчезла из нашего круга. Даже фотографий ее ни у кого не осталось, манекенщицы время от времени делают ревизию старых журналов и рвут все чужие снимки, иначе столько макулатуры накопится... Я и сама так поступала. Да, по-житейски Галя Волкова была слишком красива, что иногда мешает счастью. А вот силы духа и характера у нее, как мне кажется, не хватило.
Она казалась красивым и слабым цветком на тонком стебле.
Такие не борются — они вянут.
— В ней не было целеустремленности, как в иных, совершенно не было стервозности. Она была слишком не от мира сего, — говорит Анна Герулайтис, бывшая манекенщица. — К сожалению, наши пути разошлись много лет назад. Я только слышала, что для нее дружба с Высоцким закончилась печально.
Поэт женился на кинозвезде, был занят спешным оформлением документов, мотался по юридическим конторам. Ему уже было не до Гали. “Представляешь, позвонила мне в три ночи из какой-то пьяной киношной компании: хочу, мол, тебя видеть. Она теперь у нас с режиссерами общается, ухаживает за ней один знаменитый ленинградец. И ведь бросила его, примчалась ко мне среди ночи. Странная девушка… Хорошо еще Марина в Париже. Как бы я ей объяснил это?” — досадовал Высоцкий в разговорах с Давидом.
Однажды, в порыве странного самоутверждения, Галя крикнула богатому мужу о таллинской поездке, о знакомстве с популярным актером и бардом, о том, что самое главное в человеке — это быть свободным, делать что хочешь и ни от кого не зависеть…
Кто знает, повлиял ли Высоцкий на ее мировоззрение?
Но она больше не хотела быть хрупким жертвенным цветком, не хотела слепо подчиняться.
По слухам, Галю положили в специализированную лечебницу. Родители решили, что она, вероятно, сошла с ума. Муж потребовал развода. Уже выйдя из клиники, чтобы прокормить сына, Галя устроилась работать машинисткой в какую-то контору со скучным названием.
Ее лицо осунулось и почернело. От удивительной красоты не осталось и следа. О своем прошлом она никому не рассказывала.
— Во время какого-то из кинофестивалей, лет шесть спустя, Володя позвонил мне и попросил прийти, — вспоминает Давид Саакович Карапетян. — Он сидел в компании Говорухина и Севы Абдулова в ВТО, но, увидев меня, тут же поднялся. Тогда мы с ним встречались гораздо реже, поэтому я удивился его звонку. “Помнишь манекенщицу Таню, ты был страстно влюблен в нее?” — грустно произнес он. Я помнил Таню даже слишком хорошо. После нашего разрыва с ней моя жизнь покатилась под откос, я развелся со своей первой французской женой Мишель, жить с которой было легко и удобно. Таня же вышла замуж за очень богатого и могущественного восточного господина, уехала к нему на родину, быт ее наладился, она достигла всего, чего только хотела. Я сам никогда бы не смог столько ей дать… “Я видел Таню сегодня в пресс-центре фестиваля, — добавил Высоцкий. — Она ехала туда в лифте, я не сразу ее узнал. Такая шикарная светская дама. Она окликнула меня и напомнила про поездку в Таллин. Хорошо тогда было, правда? Вот только про Галю она ничего не знает...”
…Почему-то я была уверена, что Галя умерла. И даже представляла себе, как рассыпался в небе на тысячи осколков самолет, в котором летела Галя. Или представляла легковую машину, соскользнувшую в пропасть на резком повороте.
А может быть, горсть белых таблеток, зажатых в тонкой обескровленной руке? Пистолетный выстрел в тумане?
В общем, что-то романтичное и возвышенное. Стилизация под Северянина. В ее грустной судьбе Давид Карапетян тоже был уверен. И Высоцкий как-то произнес в 73-м году: “Да, пошла, видно, девочка по рукам. Сломала ее жизнь”.
— Рано вы ее похоронили, по крайней мере неделю назад моя подруга Галина была жива и здорова, — ахнула Валентина Филина, известная когда-то манекенщица. Она назвала мне заветный телефон.
— Вы та самая Галя? — не смела я верить своей удаче. Словно позвонила по машине времени в 70-й год. Ибо эта девушка в моем сознании давно уже стала мифологическим образом, в ее реальность я не верила…
— Да, это я. Я была знакома с Владимиром Высоцким, но никогда и никому не хотела бы рассказывать о подробностях наших встреч. Зарабатывать на Высоцком деньги — для меня кощунственно. А откровенничать, чтобы стать одной из тысяч женщин, которыми он увлекался, я не стану, — Галя помолчала. — Наши отношения трудно охарактеризовать. У нас ведь не было сексуальной связи, что бы вам ни говорили. Очень сложно объяснить, но он просто за мной ухаживал. Высоцкий был чистым человеком. Таким его помнят немногие. Мне он посвятил одно стихотворение и еще одно — моему сыну Павлику. Но я их забыла, какие-то отдельные слова в голове вертятся — вот и все.
— Как можно забыть стихи, написанные любимым человеком?
— А кто вам сказал, что я любила Высоцкого? Мы просто дружили все вчетвером, — Галя запнулась и вдруг тихо произнесла. — Ну а как там... Давид? До сих пор не женат? Бедный Давид...
И тут я поняла все. В этом странном четырехугольнике не было прямых углов, только ломаные линии.
Когда я опять пришла к Давиду Карапетяну, он сварил мне кофе с солью. Включил Высоцкого. А потом вдруг произнес: “В Таллине, в ресторане, я услышал непонятные слова Гали, она прошептала их, когда Володя отошел: “Я тебя люблю!”. Повисла тяжелая пауза. Я не знаю, почему она это сказала. Такая странная девушка... Мне нечего было ей ответить. Я любил другую. И у меня был друг, которого я не мог предать...”
“Я сейчас замужем, у меня все хорошо, — добавила Галина на прощание. — Мой муж ничего не знает о моем прошлом. И я не хочу, чтобы он что-то узнал — мне уже не двадцать пять лет, чтобы начинать все сначала…”
“Га-а-аля, срочно нужен телефон”, — позвал мою собеседницу мужчина на том конце трубки.
И раздались короткие гудки.
Фамилия главной героини изменена по ее просьбе.
