“...и повелел он своим воинам скакать до самого захода солнца и во все остальные стороны земли и забирать новые страны под свою руку, чтобы создать великое царство, в котором бы никогда не опускалось солнце”.
Летопись “Сокровенное сказание”, 1240 год
— Я оттуда, где родился Чингисхан. Недалеко от нашей деревни на берегу реки Онон есть песчаный холм. Его веками наносили ветры. Там когда-то было стойбище, где родился великий воин — Тэмучжин.
Так неожиданно начался наш разговор с капитаном Владимиром Цыденжаповым в одном из московских госпиталей. Тихий мирный человек из бурятского села Кункур, совсем не похожий на героя. О том, что Володя воевал, напоминали только две жестяные пластинки, висящие на цепочке у изголовья больничной койки: жетон с личным номером и знак спецназа ГРУ. И еще — раны... Война забросила его из Сибири в Чечню, отняла здоровье. И не дала, как его далекому предку, ничего взамен: ни славы, ни богатства, ни почета…
“Суждено помереть — так помру, выжить — так выживу!” — и отправился один-одинешенек вниз по реке Онон.
Николай Лугинов “По велению Чингисхана”
…Впереди раздался щелчок. Он не был похож ни на один природный звук: ни на стук падающего камня, ни на трескотню кузнечика. Звук жесткий, чужой, металлический — так перед взрывом срабатывает мина.
— Всем стоять! — скомандовал Цыденжапов. Резко схватил за лодыжку остановившегося впереди Николая Быкова и осторожно прощупал землю под его ступней. Опасность исходила оттуда. Он узнал ее: ПМН-2 — мина нажимного действия эквивалентом примерно в 200 грамм тротила. Она ждала до тех пор, пока держала на себе человеческий вес. Но стоило Николаю шагнуть или хотя бы переступить с ноги на ногу, тут же раздался бы взрыв.
На решение — что делать — была минута. Больше у ребят могли просто не выдержать нервы. Владимир оглянулся: метрах в трех от него, сбившись кучкой, застыли восемь двадцатилетних пацанов — солдат из его отряда. Впившись глазами в командира, они ждали приказа.
— Всем пригнуться! Головы прикрыть “разгрузкой” (магазинами для автоматов, они должны были сыграть роль брони. — авт.)! Спиной не поворачиваться!
Командир знал: ранения в спину самые тяжелые — если осколок заденет позвоночник, на всю жизнь можно остаться парализованным. Дать команду, чтобы солдаты разбежались, тоже было нельзя. Здесь могла оказаться не одна мина, а целое минное поле, и тогда взрывы и осколки уложили бы всех.
Владимир, продолжая держать ногу Николая на мине, придвинулся к нему. В последний раз оглянулся: да, ребята все сделали правильно и были уже в относительной безопасности. Теперь оставался только Николай. Командир завел его свободную ногу за свое плечо и перекинул его через себя как можно дальше.
…Последнее, что он запомнил, — хлопок, а потом долгая-долгая темнота.
…Мстислав казнил посланцев. Монголы ответили на это такими словами: “Вы хотели войны, вы ее получите... Бог беспристрастен, он рассудит нас”.
Сергей Комолов “Всемирная история в лицах”
Володя не хотел этой войны. Она к нему пришла сама.
Он родился в 1966-м, когда мальчишки еще мечтали о погонах. Он тоже мечтал. Был спортивным, статным, хотел стать десантником. Пошел в Рязанское училище. Не поступил. Призвали в армию. Попросился в ВДВ. Попал в Ленинградский военный округ, где в то время была единственная в СССР учебка спецназа ГРУ.
“Тогда таких слов “спецназ ГРУ” не произносили, — рассказывает Володя, — все было засекречено. Говорили просто: десант. И форма у нас была десантная, и задачи похожие. Потому наши спецназовцы сейчас и отмечают: 2 августа — День ВДВ, 5 ноября — День военной разведки, и теперь вот уже третий год — 24 октября — День спецназа”.
Из ленинградской учебки он вышел сержантом и поехал служить в Забайкалье. Стал замкомвзвода. В бригаде ГРУ в Улан-Удэ его взвод был лучшим. Отслужив, вернулся домой. Работал, учился. Окончил заочно строительный техникум и пединститут.
После окончания института его вызвали в военкомат. В Улан-Удэ расширялась бригада спецназа, подбирали кандидатов. Суровый полковник ГРУ сказал: “Я по документам уже прошелся, про тебя кое-что знаю. Ты подходишь. Если согласен у нас служить, пиши рапорт”. И Володя сразу написал. Он всегда хотел быть военным, а тут такое предложение!
Полковник не обманул: ему действительно выдали все, что положено. Только “положенной” оказалась еще и война...
Сначала он служил в Улан-Удэ. Изучал минное дело. Потом офицеров бригады стали направлять в Чечню. Желания ни у кого особенно не спрашивали. Просто установили очередность: каждые полгода по 7—8 офицеров исключали из списков части и на два года переводили в СКВО.
В 2002-м подошел и его черед. “Я не мальчишкой попал в Чечню, — рассуждает Володя, — у меня к тому времени уже семья была: жена, дочь… Мне было что терять. Есть, конечно, такие, кто стремится подзаработать, сделать карьеру. Я ехал по приказу. Потому и цель была: отслужить, что положено, и вернуться не контуженым, не раненым. Для жены — мужем, для дочки — отцом”.
Служил в комендатуре на юге Чечни. “Чтобы знать планы боевиков, — рассказывает, — командир отряда ГРУ должен создать хорошую агентурную сеть. Но и у бандитов кругом своя агентура. Война, которая там идет, — это война разведок”.
Когда через агентов или радиоперехват становилось известно, где появятся боевики, разведгруппа встречала их первой. Устраивала засады. На боевые задания иногда приходилось выезжать по нескольку раз в день. Разведчики Цыденжапова действовали очень успешно, уничтожили даже одного известного полевого командира. Такое бандиты редко прощают. От командира, который приносит слишком много вреда, стараются избавиться.
“Тебя “заказали”, — сказал как-то на встрече один из его агентов. Володя вспоминает об этом спокойно: “Когда знаешь об опасности, все чувства обостряются, появляется какой-то животный инстинкт, который тебе помогает выжить. Но я боялся, что могут пострадать те, кто окажется в это момент рядом. Буду, например, с ребятами ехать на броне, а их вместе со мной положат. Не хотелось бы. Я же командир и должен вернуть их родителям живыми-здоровыми”.
И вернул. В тот день, когда сработала эта злосчастная мина, Володя вел отряд к цементному заводу. Была наводка: там работает радист, через которого боевики держат связь по всей Чечне. Его надо было убрать.
Это задание капитан Цыденжапов выполнить не смог. Смог только спасти восьмерых солдат.
На увещевания Тэмучжина вожди племен ответили: “Даже самые глубокие колодцы высыхают, самые твердые камни рассыпаются. Почему мы должны оставаться верными тебе?”
Джувейни “История покорителя Вселенной”
…Очнулся Владимир на восьмые сутки в ростовском госпитале. По госпиталям Ханкалы и Моздока путешествовал без сознания. За это время ему вытащили тридцать шесть осколков из обеих ног и семь — из головы. Увидев по всему телу рваные раны, он даже не поверил, что жив. Понял, что остался без левого глаза, без фаланг пальцев на правой руке, похоже, и без ноги.
Врачи долго боролись, пытаясь ее сохранить, но через девять месяцев началась гангрена. Ногу пришлось ампутировать. “Пожадничал ты, герой, — то ли подбадривали, то ли упрекали его доктора, — все осколки на себя собрал, никому не досталось”.
Никому из его солдат и вправду не досталось. Только прапорщику Николаю Быкову ногу выше щиколотки ампутировали. Он в ростовском госпитале заходил к командиру уже на костылях. Потом самолетом их переправили в Москву, разбросали по разным госпиталям, и друг друга они потеряли.
Володя дважды писал в часть, спрашивал, какие там перемены, рассказывал, где лежит. Ответа не получил. Сослуживцев оправдывает: “Текучка кадров там большая. И командир, наверное, весной сменился. В часть приеду — никого уже и знать не буду”.
…Из ребят, которых он закрыл собой от взрыва, в госпиталь к нему так никто и не приехал. Не написали, не поблагодарили и даже не поинтересовались, жив ли. Но он не в обиде, говорит: “За что меня благодарить? Это моя обязанность — в первую очередь о них думать”.
Потому, наверное, о семье подумать не успел. Успел только прокричать жене в телефонную трубку: “Не могу долго говорить! Я тут на одно мероприятие иду. Позвони через два дня”.
Через два дня он был уже в госпитале...
Володя и его жена Чимита выросли в одном селе. После школы она собиралась стать операционной сестрой, но училище пришлось бросить — падала в обморок, не переносила вида крови.
Кровь перестала ее пугать, когда в госпитале стала ухаживать за мужем. Здесь Чимита была и медсестрой, и сиделкой. Оставила родителям пятнадцатилетнюю дочь, поселилась у родственников и устроилась на работу — сутки через трое, чтобы все время быть рядом.
Мать Тэмучжина Есугэя растила сына как настоящего хана.
— Окружай себя только верными воинами, — поучала она.
— А как узнать, кто верный? — спрашивал мальчик.
— Слушай свое сердце.
“Оно тебе подскажет, — отвечала мать.
Джувейни “История покорителя Вселенной”
...Сердце ныло, голова после контузии плыла в тумане, раны не давали забыться. И все же, увидев перед собой знакомые глаза, Володя постарался улыбнуться. Рядом сидел Асланбек — прапорщик из чеченской стрелковой роты.
Асланбек не был его сослуживцем, и потому ему нелегко было найти Володю. И в Ханкале, и в Моздоке, а тем более в Ростове чеченец, который разыскивал капитана ГРУ, у многих вызывал подозрение. И все-таки Асланбек оказался единственным человеком, который не забыл про него, приехал и сказал: “Ничего. Выздоравливай. Буду тебя ждать. Вернешься — тогда обо всем поговорим...”
Познакомились они, когда им вместе пришлось патрулировать ночные улицы города. Сзади по обеим сторонам — группа из восьми человек: парами пулеметчики и снайперы. Впереди по центру: Асланбек и Володя. В случае чего первые пули — им, мины — тоже. В напряжении — вся ночь, с 21.00 до 6 утра — комендантский час. И времени для разговоров — хоть отбавляй.
Говорили о многом. Капитан рассуждал: “Такая богатая тут земля: горы, ручьи, скалы… Пейзажи как на картинке, фрукты, овощи — все есть. Здесь бы санатории открыть, чтобы люди отдыхали, а тут — война. А грязных денег сколько гуляет! И у наших военных, и у ментов, и у бандитов… Пока на войне можно зарабатывать, она не закончится”.
Асланбек соглашался. Сам рассказывал в основном о семье, о том, как раньше жил... Войну старался не трогать. Но она все равно появлялась сама, даже когда говорили о детях.
Володя часто рассказывал о дочке. Туяна была его любимицей. Гордилась отцом. Когда еще служил в Улан-Удэ, вечно за ним хвостом бегала: он с ротой — в тир, и она стрелять. Он — на прыжки, она — парашюты укладывать. После 10-го класса собралась даже в школу прапорщиков поступать.
Однажды, когда он уже приехал в отпуск из Чечни, Туяна, разглядывая его форму, вдруг спросила: “Пап, а почему у тебя медалей мало?”
Ну что ей было ответить? Всего не объяснишь... Не расскажешь ведь, как однажды перед праздником командир приказал составить списки на награждение. Володю тоже не забыли. Но когда он понес бумаги в штаб, то в коридоре, за одной из дверей, случайно услышал: “Ну зачем этому Цыденжапову медаль? В своей тундре перед оленями, что ли, хвастаться? Давай ее приватизируем…”
В тот раз медаль Володе все-таки вручили, но больше ни в каких наградных листах числиться он не желал.
Дочери об этом он не рассказывал, ей во многом пока трудно разобраться. А вот Асланбек понимал все. Он тоже не гнался за наградами. Служил потому, что устал от войны, хотел побыстрее ее закончить.
“Духом вечного синего моря Байкал защищена жизнь моя, подобная жизни великого озера”.
Летопись “Сокровенное сказание”, 1240 год
...Тишину в госпитальной палате нарушал только дождь и шепот мокрых листьев. Здесь ничто не напоминало о Чечне, если не выходить из палаты в коридор, где безногие мальчишки на каталках кокетничают с молоденькими медсестрами.
Володя взял сигареты и на одной ноге допрыгал до балкона:
— У нас в Сибири сейчас жара, мальчишки в Ононе купаются... От этой войны все устали, но вернуться туда я должен. Если мы уйдем из Чечни, там начнется междоусобица. Она обязательно перекинется на весь Кавказ, а потом и на Россию. Я хочу еще послужить. На штабной работе или в военкомате — все равно. Я многое знаю и смогу быть полезен. ...Вернусь — Асланбек, наверное, рад будет.
