Первая мысль, когда пришло известие о положительной допинговой пробе Анастасии Капачинской: “Все кто угодно, только не она!”
Вторая мысль: “А что, всеобщая любимица и прыгунья Таня Лебедева или неутомимая в плане рекордов Наталья Назарова — лучше?..”
Третья: “Это нам всем за то, что мы так плясали на костях провинившейся в Париже и там же повинившейся Келли Уайт, нынче окончательно дисквалифицированной и обязанной отдать свою золотую медаль за чемпионат мира-2003 Капачинской, которая, в свою очередь, теперь отдаст личную золотую медаль за зимний чемпионат мира-2004...”
И наконец, четвертая: “Россия, имея в составе своих легкоатлетов чемпионку мира в беге на 200 метров, в Афины поедет, сиротливо вздыхая о том, что могло бы быть, если...”
Да, сейчас она могла бы быть чемпионкой мира уже дважды — и летней, и зимней. И цифра “2” в ее судьбе осталась: дисквалификация пока объявлена как раз на два года. Пока — потому что скостить срок еще можно, не примерным, конечно, поведением, а, предположим, активным сотрудничеством с допинговым правосудием, подробным рассказом обо всех своих (или чужих — это приветствуется особенно) допинговых прегрешениях. За победу в Париже нынче всенародно кается Келли Уайт, а Настя за победно взятый город Будапешт будет теперь официально пропагандировать чистый спорт — спорт без допинга. Таково ее желание и, видимо, одно из условий реабилитации. Спортсменку снимут со всех стипендий, не возьмут на тренировочные сборы, но оставят почетное право: тренироваться и участвовать в специальной антидопинговой программе, которую организует наша федерация.
Дело Капачинской с самого начала было и ясным, и невразумительным. Она выиграла зимний чемпионат мира в Будапеште на дистанции 200 метров, после чего, естественно, сдала допинг-пробу. То, что она будет в числе победителей, не вызывало никаких сомнений задолго до чемпионата, а значит, не было никаких сомнений и в том, что чистота ее организма заинтересует соответствующие структуры. Президент Всероссийской федерации легкой атлетики (ВФЛА) Валентин Балахничев сразу после положительной пробы А заявил, что результаты он объяснить не может и вполне возможно, что имеют место какие-то нарушения при заборе пробы или ее хранении: все российские атлеты проходили тесты перед поездкой в Будапешт в нашей лаборатории, и все были чисты перед собой и законом.
Сама Настя — уже после пробы В, подтвердившей наличие в ее организме анаболика станозолол, — сказала, что “никаких запрещенных препаратов перед чемпионатом мира не принимала” и что “понятия не имею, как допинг попал в мой организм”. Затем добавила, что винит во всем прежде всего себя: надо было быть более внимательной с витаминными препаратами, которые принимала. Руководители же федерации сочли, что Настя должна поделиться виной с тренером и менеджером, которым, кстати, ВФЛА в результате расследования выразила недоверие. Правда, что это означает на практике, не очень ясно. Это “не репрессивная мера”, сказал Балахничев, поэтому никак не скажется на их дальнейшей карьере.
“Ну и вляпалась! — скажет циничный любитель легкой атлетики. — Что же, она не понимала, что ее на чемпионате мира обязательно проверят?!” И будет прав.
“Вот попала! — скажет сердобольный любитель легкой атлетики. — Когда же наши спецы научатся рассчитывать время распада препаратов в организме?!” И будет прав.
Но абсолютно правы будут те, кто не станет задавать дурацкий уже вопрос: “Принимала или не принимала?” — а, вспомнив красивый Настин бег и ее победы, пожалеет о том, что два года дисквалификации лишают нашего сильнейшего спринтера права бежать и побеждать.
Процедурные нарушения, которые предполагали руководители российской легкой атлетики, как выяснилось, при взятии пробы действительно были, но, как заметил адвокат Капачинской Тагир Самокаев (известный в спортивных кругах по делу Кабаевой и Чащиной), они не позволяют опротестовать результат допинг-пробы. “При заборе проб действительно был произведен ряд манипуляций, которые не предусмотрены регламентом, однако говорить об их существенном влиянии на весь процесс нельзя; также нельзя на этом и выстраивать правовую защиту”, — подтвердил и директор антидопинговой инспекции Олимпийского комитета России Николай Дурманов. Еще Дурманов перешел на доступный для всех язык и заметил, что “то, что случилось с Настей, — трагическая случайность, и умысел при применении препарата отсутствовал”. Ну а президент Балахничев заявил, что над материалами дела Насти Капачинской работала целая комиссия, специально созданная по такому случаю, поскольку “дело весьма сложное”. Вывод, правда, комиссия вынесла простой: “Найти законный способ оправдать спортсменку — невозможно, бесконечных апелляций и обжалований не будет”.
Нуждается ли она вообще в оправданиях? Формально — да, по законам жанра борьбы с допингом в спорте. Неформально — все прекрасно понимают, что грань между пищевыми добавками, витаминами, запрещенными и незапрещенными препаратами давно размыта. И это всего лишь дело капризного случая, поймают тебя или нет. А еще — настучит на тебя кто-нибудь или нет. Теоретически рассуждая, замечу, что иной раз атлет просто вынужден прибегать к усиливающим его мощь препаратам, потому что это давно делает соперник и при прочих равных вовремя съеденное или вколотое — решает судьбу золотой медали.
Только далеко не всегда спортсмен находит красивую легенду для своего нарушения. Соперница Капачинской по Парижу Келли Уайт в тот же день, как только просочилась информация о ее положительной допинг-пробе, собрала пресс-конференцию. Потупила глаза и прочитала журналистам целый роман о том, как вся ее семья страдает страшным недугом — нарколепсией, как замучили ее и ее родственников сонливость и провалы в памяти и что давным-давно она принимает этот самый модафинил, который помогает ей жить и никогда не входил в число запрещенных препаратов.
“Мы все в одинаковом положении находимся на старте, но на финише — кто-то обязательно будет первым. Я в Будапеште выиграла. И для родных, друзей, для себя самой все равно остаюсь чемпионкой мира”, — с достоинством сказала Настя, тоже собрав пресс-конференцию, правда, спустя полтора месяца. Легенды не сочиняла, не заискивала, оправдывалась лаконично: недоглядела за витаминами. Пообещала, что о спринтере Капачинской мир еще услышит.
Может быть, это и была цель пресс-конференции? Потому что сам факт ее проведения удивил. У нас не очень принято признавать ошибки. Не очень принято по горячим следам раскрывать все тонкости дела — может, когда-нибудь потом… Да и сами журналисты обычно щадят спортсменов, тем более спортсменов-тружеников. Все всё понимают. Чего тут не понимать? И необязательно даже называть вещи своими именами. Потому что страдают тоже все. В Париже, после забега на 200 метров, Настя появилась в смешанной зоне перед журналистами с абсолютно пересохшими губами, первые слова давались с огромным трудом, слюны во рту не было ни капли. Кто-то протянул ей бутылку с водой. А кто-то тут же заметил: “Ну ты чего так из чужой бутылки, вдруг там подсыпано чего?..” — “Так мы же все пострадаем, — заметила Настя, — ведь и у вас, журналистов, если что, медаль отберут…”
А может быть, целью пресс-конференции была совсем другая идея: рассказать, что в Афины мы повезем стопроцентно проверенную, “чистую” легкоатлетическую команду. Ведь чего скрывать — в любом болельщике после сообщений о допинге в организме Анастасии Капачинской затаился страх: “А что, если теперь потянется целая цепочка? Что, если наша легкоатлетическая команда, которая блестяще провела прошлогодний сезон, которая начала “умывать” сильнейших и упакованных во всех областях подготовки американцев, посыплется уже на предварительных допинг-тестах, еще даже не выступив на афинских дорожках?!”
Ответственные люди утверждали, что перед отъездом в Будапешт Настя была протестирована в самой современной в России лаборатории. Заметьте: современной в России. Но наша современность выглядит отсталой, хотя и вложено в нее, говорят, два миллиона долларов, а посему может и напортачить. Правда, нынче Валентин Балахничев заявляет, что “закуплено новое оборудование, которое позволит более эффективно вести поиск запрещенных препаратов, прежде всего стероидов, перед отъездом олимпийцев в Афины. Все атлеты обязательно пройдут тесты, и мы надеемся, что никто из них не будет ни в чем уличен”.
А Николай Дурманов оптимистично добавляет, что “мы сделаем все от нас зависящее, чтобы предотвратить допинговые скандалы, связанные с российской командой”. И тут же менее оптимистично рассказывает, что хотя Россия и закупила высокочувствительное оборудование, но в Афинах оно будет еще более чувствительным. Так что никто от неожиданностей не застрахован. Как не застрахован и от новейших методов определения, “кто что когда съел”. Уже сейчас существуют способы, дающие возможность по человеческому волосу рассказать о принимаемых им препаратах. Правда, предательские волосы пока “срабатывают” только в трети случаев.
...Мы садимся у телевизоров или приходим на стадион ради эмоций. Зритель приходит в театр или кино, чтобы переживать, хохотать или рыдать. А стадион — большой театр со своими актерами. И примадонн выбирают по результатам одного спектакля — чемпионского. И, когда они победно вскинули руки, для нас они — безоговорочные герои. Думаем ли мы в тот момент о допинге? Мы же все видели собственными глазами. Если человек не наделен талантом, то, накорми его даже как слона, победы ему не видать. Значит ли это, что надо закрыть глаза на применение допинга в большом спорте?
А кто ж его знает...
