Р-раз — и в министры! Времена, когда карьерные взлеты делаются на раз-два, заставляют вспомнить о советском прошлом. Медленно-медленно вверх по лестнице — райком, горком, крайком... Карьера Александры Бирюковой, единственной женщины в Политбюро ЦК КПСС образца восьмидесятых, в этом отношении — просто образец. Была мастером цеха — стала “первой партийной леди”. Во время телетрансляций съездов миллионы советских женщин пытались разглядеть ее одежду и прическу. Ее назвали “советской Маргарет Тэтчер”. Но мало кто знал, что “товарищ Бирюкова” перенесла трагическую смерть единственной дочери, которая во время турпохода попала под поезд. Что ее мужу неудачно была сделана операция на позвоночнике...
В конце февраля Александре Павловне исполнилось 75 лет. И только последние два года она на пенсии. Ее просторная квартира в одном из переулков Арбата оформлена в светлых тонах. “Это потому, что я оптимист”, — объясняет Александра Павловна. Последние несколько месяцев она проходит тяжелый курс лечения, но, несмотря на это, все такая же бодрая и веселая. И, конечно, при полном параде...
— Чтобы добраться до Политбюро, нужно было иметь очень большие амбиции!
— Нет, я не амбициозна. Я просто очень энергичная — энергия льется как из рога изобилия. Когда хвалили, мне было как-то не по себе. На предложение новой должности я реагировала примерно так: “Ой, мне кажется, я не справлюсь”. А мне отвечали: “Да что вы, справитесь, соглашайтесь”.
— Можно сказать, что вы были тогдашней Валентиной Матвиенко? Ведь отвечали тоже за “социалку”...
— Мне подчинялось гораздо больше структур, нежели Матвиенко!
В кабинете члена Политбюро все было скромно, но добротно. Некоторая мебель сохранилась еще с тридцатых годов. В одном из шкафов у меня обязательно висело несколько парадных костюмов. Если назначали незапланированное заседание, я переодевалась у себя в кабинете.
Я ведь почти 20 лет была и депутатом Верховного Совета. И вы знаете, как я работала с населением? Всех без исключения принимала. Мне платили депутатские надбавки — 400 рублей. Половину я отдавала секретарю, который помогал мне печатать тексты, а на оставшиеся деньги покупала чай, печенье, конфеты. Ведь ко мне приходили люди, я должна была их угостить.
— Поездить по стране много пришлось?
— Да что вы, конечно: в каждой республике была по десять-двадцать раз. Приезжаю, например, как-то в Гродненскую область, что в Белоруссии. А там даже спортивного стадиона нет! Я вернулась в Москву, тут же выбила деньги на строительство.
Однажды приехала с проверкой на завод. Посмотрела на столовую. Вы подумайте, на заводе работают несколько тысяч человек, а мест в столовой — на сто. Ну, я такой разгром директору устроила! Пригрозила, что поставлю этот вопрос на рассмотрение Политбюро. Меня очень боялись...
Помню, звонит мне Горбачев и спрашивает: “Почему в стране не хватает лекарств? Я выслушаю ваши объяснения на Политбюро”. Я не испугалась и выступила с резкой критикой прежнего руководства партии. Коллеги меня поддержали.
— С кем из “кремлевских жен” вы были знакомы?
— После XXIV съезда я стала кандидатом в члены ЦК, и меня уже приглашали на торжественные вечера в Кремле. Приезжали супруги послов, советников-посланников и, конечно, первые леди. Я была знакома с Викторией Брежневой. Очень простая женщина, разговорчивая, скромная. Одевалась просто, дорогие украшения носить себе не позволяла. Не то что Раиса Максимовна, на которую половина Дома моделей работала. Раиса Максимовна общалась менторским тоном, была очень амбициозна. Супруга Шеварднадзе Нанули Ражденовна строила из себя гениального художника — на самом деле она очень ошибалась в своих возможностях. Да и характер не подарок: слишком высокомерна. А вы знаете, ведь “кремлевские жены” создали клуб. Они регулярно собирались, беседовали о правилах поведения, этике. Я к ним тоже иногда приезжала...
— Как вы считаете, почему среди супруг высокопоставленных чиновников было мало красавиц?
— Во-первых, когда их мужья добрались до вершин власти, они состарились. Во-вторых, к этому моменту все стали бабушками, нянчились с внуками. В-третьих, и это, пожалуй, самое главное, они были домашними женщинами, не работали.
— Раскройте секрет: где одевались?
— Я не позволяла себе одеваться в Доме моделей: была у них куратором. Вдруг разговоры пойдут? Покупала обновки за границей, во время командировок. Например, когда ездила в ООН, мне платили суточные — 25 долларов. Я экономила. Везла из дома сухую колбасу, икорку. Обедала в местных столовых, а ужинала фруктами. Так что в день мне хватало 10 долларов. На оставшиеся деньги покупала вещи.
Я предпочитала носить строгие костюмы. Наверное, поэтому журналисты частенько сравнивали меня с Маргарет Тэтчер.
— Да не только журналисты сравнивали! А вам довелось встречаться с Тэтчер?
— Конечно. Я ее сопровождала во время визита в Москву в 1987 году. А через два года ездила в Великобританию с официальной делегацией. Тогда в английской прессе появились статьи, где нас сравнивают. Журналисты даже подметили, что на вопрос: “Какую роль играет муж в вашей карьере?” — мы с ней ответили одинаково: “Он мне помогает”. У меня до сих пор хранится эта газета.
Маргарет Тэтчер произвела на меня приятное впечатление. Позволила общаться как-то по-простому, по-женски. Во время встречи произошел смешной казус. Тэтчер устроила небольшой прием, человек на 40. Я пришла в костюме бирюзового цвета. Каково же было мое удивление, когда я увидела, что и Тэтчер — в наряде такого же цвета! Окружающие этого не могли не заметить. Ведь я сидела через одного человека после нее.
Я побывала в резиденции Тэтчер на Даунинг-стрит. Она мне даже спальню свою показала!
— Ну и как спальня?
— В нежно-розовых тонах. Площадь небольшая — где-то 25 квадратных метров. Широкая кровать, гардероб, туалетный столик. И все. Ничего лишнего.
Я же еще в 1986 году с Ким Ир Сеном встречалась. Он сделал мне роскошные подарки: палантин на норковую шубу, графин и два стакана из полудрагоценного металла. Но пришлось все отдать в фонд государства. Мы могли оставить подарок себе только в том случае, если он стоил не больше 20 рублей.
— Откуда у вас этот лоск? Передался на генном уровне?
— Да ну что вы... Я родилась в Воронежской области, в селе Русская Журавка. Моя мама не знала ни одной буквы. Но отличалась мудростью. А вот папа проучился четыре года в церковно-приходской школе, взахлеб читал и перечитывал книжки. В семье нас, детей, было пятеро. Взрослые до позднего вечера работали в колхозе, а нас оставляли на хозяйстве. У каждого была своя обязанность — в доме и на огороде.
Папа всегда настаивал на том, что мы должны учиться, быть активными. Вот я и старалась. Особенно хорошо мне давалась математика. Вы знаете, я до сих пор переписываюсь со своей первой учительницей Надеждой Ивановной Шипиловой!
— Все же после окончания школы вы уехали в Москву. Сбежали от крестьянского труда?
— Мама мечтала, чтобы я стала врачом. Доктора у нас в деревне никогда не было, лечились у фельдшера. А папа видел меня агрономом. Многие поступали в институты в ближайшем городе — Воронеже. Но я не хотела как все. С подружкой решили, что махнем в Москву. Сперва сдали вступительные экзамены в авиационный институт. Но оказалось, что общежитие выделяют только фронтовикам и детям, родители которых погибли на фронте. А тут одна наша знакомая рассказала, что студентам Текстильного института выделяют хорошее жилье в общежитиях. И я решила поступать туда. Сдала экзамены на пятерки, только одну четверку схлопотала. И была зачислена на химико-технологический факультет.
— А папа ваш не мечтал о том, чтобы его дочь доросла до вершин власти?
— Да что вы! Мы не могли даже представить себе такого. Когда я уже закончила институт и поселилась в Москве, отец меня спрашивал: “Ну как там Молотов, как там Горемыко?” Это он так Громыко прозвал. А мама в обсуждение политики даже не вмешивалась. Ведь у нее в тридцатых годах родственников раскулачили и выслали в Якутию.
— Неужели в семье, где родственники прошли через раскулачивание, ссылку, никогда не ругали Советскую власть?
— Раскулачивание началось, когда я училась во втором классе. И я помню, что оно было встречено недоброжелательно. Но когда нам родственники присылали письма из ссылки, мы понимали, что они живут там не хуже, чем на своей малой родине. Кстати, потом дети, внуки сосланных родственников получили высшее образование, нашли хорошую работу. Поэтому на Советскую власть обид не было.
— Как вам Москва понравилась?
— Она меня не так уж и радостно встретила, несмотря на то, что я сразу поступила в институт. Когда я приехала, три ночи подряд я ночевала на Казанском вокзале... На первом и втором курсах института мы жили в комнатах по 13 человек. На третьем — по 5 человек, и уж на четвертом и пятом — по 3 человека.
— Денег на жизнь хватало?
— Тяжело пришлось... Ведь мне помогать было некому, а приходилось платить за обучение триста рублей в год. Так что подрабатывала. Одну зиму — в котельной на шпульно-катушечной фабрике. С улицы затаскивала уголь, потом бросала его в котел. Там была раковина с холодной водой, после смены я мылась и топала на занятия.
— Как же вы стали москвичкой?
— Вышла замуж. Мой Саша служил в Москве, вот меня и распределили на московский ситцевый завод мастером цеха. У меня в подчинении было пятьсот человек — почти одни женщины. Как раз в те времена Хрущев повысил пенсии, и пожилые люди в массовом порядке уходили. Освободились перспективные места, и молодежь очень быстро продвигалась.
Я всегда работала. Даже после родов не потеряла время. Тогда в декрет можно было уходить только на тридцать дней. Но мне необходимо было как можно раньше выйти на работу — муж-то получал копейки. И я почти сразу после родов вернулась на фабрику. Грудью дочку кормила только ночью, а днем, на работе, молоко сцеживала. Прошло короткое время, и меня назначили замначальника цеха, через год — начальником. И пошло дело!
— Вы всегда работали в окружении мужчин. Они не пытались за вами приударить?
— Я с самого начала поставила себя таким образом, что ни у кого даже в мыслях не было ухаживать за мной. Я очень люблю своего мужа, и если бы позволила себе связь на стороне, перестала бы себя уважать, чувствовала бы себя грязной женщиной.
— Вопрос из английской прессы: какую роль в вашей карьере сыграл муж?
— Только поддерживал и помогал! В начале нашей совместной жизни он зарабатывал больше меня. Потом, конечно, все изменилось. Но за всю нашу жизнь он ни разу не дал понять, что его это положение вещей не устраивает.
Когда я работала в ВЦСПС, муж всегда требовал от меня, чтобы я хорошо одевалась, красиво причесывалась. Это по его настоянию я два раза в неделю ходила в парикмахерскую на укладки. А еще Саша уверял, что я должна ходить на высоких каблуках. Потому что я маленького роста. Он-то высокий, стройный...
Однажды поехали с ним в магазин и прикупили для меня очередное платье. А свекровь и говорит: “Ну зачем тебе опять платье? У тебя их уже видимо-невидимо!” Муж ей строго ответил: “Мама, это не твое дело. Моя жена работает, хорошо зарабатывает и должна очень хорошо одеваться!”
— А он сам сделал карьеру?
— Когда мы поженились, у Саши было образование всего 8 классов. Я его заставила закончить 9-й и 10-й классы. Потом он заочно учился в Высшем военном училище. Ему предлагали служить в Венгрии, ГДР. Это было очень престижно. Но я ему сказала: “Нам это не нужно — откажись”. Он и отказался.
— То есть вам было не нужно, чтобы и муж продвинулся по служебной лестнице?
— Если уезжать за границу, значит, бросить мою работу. А я так ее любила... Кто мой муж — генерал или солдат, мне совершенно неважно. Главное, что он замечательный человек. Он же дослужился до полковника!
Я его никогда не стеснялась, на все приемы ходила вместе с ним. Живем 52 года душа в душу... Знаете, когда я возвращалась из командировок, он встречал меня хотя и без цветов, но в квартире всегда была идеальная чистота!
— Замашки руководителя дома не использовали?
— Муж не позволял мне разговаривать с ним приказным тоном. Как только я начинала командовать, он говорил: “Замолчи. Ты дома”. Я спокойно замолкала. А что? И правильно...
— Домашнее хозяйство — это не для вас?
— Я всю жизнь прожила со свекровью. Как только она переехала к нам, сказала: “Кухня, стирка, глажка, уборка — это не твое дело. Я все беру на себя”. Благодаря свекрови я была спокойна, что ребенок будет накормлен и спать уложен. А мужа встретят с работы, подадут ужин. Я вам откровенно скажу: если бы не свекровь, я не знаю, сумела ли бы я так расти. Ведь чтобы сделать карьеру, нужно всю себя отдавать работе. Что я и делала.
— Александра Павловна, вы пережили смерть дочери...
— Это случилось в 1970 году. В канун 9 Мая я уехала вместе с Брежневым в Прагу. Только я туда приехала, мне позвонил Шелепин и спокойно так мне говорит: “Александра Павловна, вылетайте вместе с Брежневым в Москву завтра”. Я разволновалась, спрашиваю у него, мол, в чем дело, я плохо выступила? Он мне ответил, что я просто срочно нужна в Москве.
Когда мы уже приземлились в Москве, как положено по правилам, Брежнев спускался по трапу из одной двери, а мы из другой. Ко мне подошли люди и передали записку от Шелепина, где сообщалось о трагической гибели моей дочери...
Еще до похорон Ирочки мне выделили другую квартиру, в той я не могла оставаться — все напоминало о ней. В новом жилище было несколько лоджий. Первое, что сделал муж, — наглухо запер все выходы на них. Ведь я была вне себя от горя, и мне уже не хотелось жить... Саша спрятал фотографии дочери и не показывал мне их в течение трех лет. А когда мне кто-то звонил, он, прежде чем звать меня к телефону, просил не высказывать мне сочувствия, не напоминать о случившемся.
— Как вы выбрались из этого состояния?
— Можно плакать, горевать пять, десять лет, но это не даст успокоения. Я по уши загрузила себя работой. Приезжала домой выжитая как лимон. После смерти Ирочки за год я съездила в тридцать командировок...
Когда Ирочка погибла, я была еще молодой женщиной, мне исполнился 41 год. Я очень хотела еще родить, но... тщетно. А вот моя свекровь пережить горе не смогла. Ее парализовало, и вскоре она умерла...
— О чем вы жалеете в своей жизни?
— Я прожила счастливую жизнь. Единственное, за что не могу простить себя, — что не послушалась свою маму. Она ведь мне говорила: “Что ты делаешь? Все работаешь да работаешь. Нельзя, чтобы в семье был только один ребенок. Ведь после смерти родителей ребенку будет одиноко на свете жить. Нужно иметь хотя бы двоих”. А мне все не до этого было. Все время думала: как же работа? Ведь столько дел еще нужно сделать!
