Самый известный немец советского футбола Эдгар Гесс, чемпион СССР в составе московского “Спартака”, финалист Кубка страны, серебряный и бронзовый призер советских чемпионатов, игрок сборной добился всех своих титулов в то время, когда жил в Советском Союзе, а его однофамилец томился в тюрьме Шпандау. И вот после 15-летнего перерыва он возвращается в бывший Союз. И в большой спорт.
“Вознесенный до небес, лучший в мире Эдгар Гесс!” Так с 1979-го по 1983-й приветствовали спартаковские болельщики своего светловолосого кумира, полузащитника с пушечным ударом, вкладывавшего мячи в девятки ворот соперников, словно шары в бильярдные лузы. За “Спартак” Гесс забил 26 голов, некоторые из которых вошли в историю советского футбола. В частности, на его счету мяч в трагическом матче в “Лужниках” против голландского “Хаарлема”, во время которого в давке погибло несколько десятков человек, а также 2000-й гол “Спартака” 14 мая 1981 года. В конце 1983-го Гесс почувствовал, что травмы ахилловых сухожилий не позволяют ему дальше тренироваться на поле с искусственным покрытием, и сменил спартаковскую майку на цвета ташкентского “Пахтакора”. Затем проработал главным тренером “Заравшана” из Навои, а в 1989 году переехал на историческую родину.
На днях бывший хавбек “Спартака” подписал контракт с казахстанским клубом “Цесна”, который пробился в высшую лигу национального чемпионата и, как планируется, с нового сезона будет выступать под новым именем “Алма-Ата”. Корреспондент “МК” в Германии встретился с Эдгаром Яковлевичем перед самым отлетом на его новую работу в Казахстан.
— Недавно побывал там, посмотрел команду и согласился. Приехал домой, рассчитался на работе — и вот теперь еду на три года работать.
— Это был ваш первый визит за 15 лет на территорию бывшего СССР? Ваши впечатления?
— Все, как и было. Уезжаешь — серость, приезжаешь — серость. Много богатых, еще больше бедных, разбитые дороги, но видно, что Алма-Ата строится, и чувствуется, что город будет красивым.
— Как отнеслись к вашему решению супруга и начальство на работе?
— Нормально. Роза понимает, что я умею и хочу в жизни, и поддерживает меня во всех начинаниях. Ну а на работе начальство вызвало меня и сказало: “Если там не получится, возвращайся обратно”. В своей фирме я находился на очень хорошем счету. 15 лет проработал на автопогрузчике. Кстати, во время трудоустройства мой будущий шеф вспомнил, как я в 1981 году играл против “Кайзерслаутерна”.
— Эдгар Яковлевич, я слышал, что перед “Спартаком” вас звали и в другие клубы, в частности, в “Динамо”(Киев).
— Да, было очень много предложений — и от московского “Динамо”, и от ЦСКА, и от “Локомотива”. Встречался с генеральным директором завода Лихачева, зазывавшим меня в “Торпедо”. Очень много предложений было с Украины — в Харьков, в Донецк, в симферопольскую “Таврию”, во львовские “Карпаты” и от киевского “Динамо”. Звали все, кроме кавказских команд.
— Однако вы долгое время отказывали всем.
— Техникум заканчивал, затем учился в институте физкультуры на тренера. В 1979-м я закончил учебу и начал рассматривать предложения. Основных было два: от “Динамо”(Киев) и московского “Спартака”. И вот, я должен был вылетать в Венгрию с молодежной сборной, но что-то не вышло с визой, на следующий день я пошел получать паспорт и встретил Константина Ивановича Бескова. Не исключено, что наша встреча была подстроена. Мы с Бесковым поговорили, и я, вернувшись домой, рассказал о случившемся супруге. Мы посовещались и решили: кто первый позвонит, туда и поедем. Первыми позвонили из “Спартака”. Я дал “добро”.
— Киевляне не обиделись?
— Во время Спартакиады народов СССР в 1979 году я встретился с Валерием Васильевичем Лобановским, и он мне после игры против Украины, в которой я забил гол, сказал: “Ты единственный, к кому я ездил и лично приглашал. Жаль!” Я-то ведь больше подходил к киевскому футболу, самому атлетическому и скоростному в то время.
— Вы попали в “Спартак” через сезон после возвращения команды в высшую лигу. Как удалось “Спартаку” сделать такой мощный скачок? В чем была “фишка” Бескова?
— Он подбирал игроков, обладающих скоростной техникой, предвидел лет на 50 вперед. Сегодня в футбол Бескова играют лондонский “Арсенал”, “Манчестер Юнайтед”, “Аякс”, ведущие клубы Франции и Испании. В их игре преобладает то, что Константин Иванович требовал от нас в 80-е. При этом “Спартак” Бескова был настоящей мясорубкой, выживали там действительно сильнейшие...
— А что же с футболом Лобановского?
— Валерий Васильевич являлся величайшим тренером в моем понимании. Ему в идеале удалось воплотить свое видение в “Динамо” образца 1973—1976 гг., когда они выиграли Кубок кубков и Суперкубок. Это в большей степени был атлетический футбол, но и игроки у него были подобраны очень техничные. Бесков же, обладая игроками с менее высокими физическими данными, понимал, кто именно ему нужен для его футбола. Многие другие тренеры просто не представляли, чего хотят.
— Вы так хвалите Бескова и Лобановского. Чего тогда не хватало советским тренерам, чтобы на мировом первенстве бороться за медали?
— Не хватало самого элементарного — материальной базы. Мы все время строили дом на песке.
— То есть все строилось на голом энтузиазме?
— Конечно. Советскую сборную нельзя было сравнивать с командами других ведущих футбольных государств. Как готовились мы и как готовилась сборная Германии? У них подпитки, витаминизация, современнейшая медицинская аппаратура, кислород в баллончиках и т.д. Мы же готовились на каше да твороге. Мы без проблем могли выиграть одну игру, но в турнирах нужно было побеждать всех подряд. Вот почему всегда говорили: “Русские хорошо начинают, а потом садятся”. Первые матчи высасывали из нас силу, а потенциал других с каждой игрой возрастал. Когда говорят, что команды Бескова были не самыми сильными, я не согласен. Да вы вспомните, как мы в европейских кубках играли! Но даже если проходили осеннюю стадию, потом у нас было межсезонье, когда не хватало спарринг-партнеров. Клянусь, если бы тогда не было трехмесячной паузы, мы бы выступали в Европе куда успешнее.
— Сейчас все профессиональные клубы делают ставку на легионеров. Как вы думаете, легионеры — приобретение для национального футбола или тормоз в его развитии? Что сейчас творится в Европе — сильные клубы и слабые сборные...
— Если в “Спартаке” играл Робсон из института Лумумбы, то его трудно назвать легионером. А вот если бы “Спартак” пригласил Ривалдо, Роналдо, Шевченко или Лотара Маттеуса, то это было бы оправданно. Кстати, закрытость общества являлась еще одной причиной ограниченности советского футбола.
— Но ведь вы же сами были личностью, и Ярцев, и Блохин, и многие другие.
— Да, но мы росли за счет своего таланта. Если бы нас и попытались забить легионеры, мы бы все равно проявились. Я вот родился в Таджикистане. У нас была единственная команда мастеров “Памир” (Душанбе). Вы представьте: пацан ростом 176, вес 58 килограммов, на тоненьких ножках, 15 лет, еще и паспорта нет, а уже играет, хотя и неофициально, за взрослых на республику. Так меня в 17 лет заметил Ахмет Алескеров. Он что-то увидел во мне, подошел и спрашивает: “Хочешь в футбол играть?” — “Конечно, хочу!” — “Ну тогда давай приходи!” В “Памире” я уже в 20 лет был капитаном команды.
— То есть вы считаете, что успех — дело стремления каждого отдельно взятого индивидуума?
— Конечно, каждый должен иметь перед собой цель. В восьмом классе учительница математики задала мне вопрос: “Кем ты хочешь быть?” (Я ведь постоянно находился на сборах, в отъездах.) Я ей ответил: “Профессиональным футболистом!” Она спросила: “А что даст тебе этот футбол?” А я ей: “Все даст! И хорошие деньги, и хорошую профессию”. И действительно, госэкзамены в институте я сдал на две “пятерки” и две “четверки”.
— Без профессорских поблажек?
— Нет, это все вранье, что рассказывают. Перед самыми экзаменами поступила анонимка, что мы якобы сдаем по блату, и тогдашний зам второго секретаря компартии Таджикистана прислал к нам специальных наблюдателей. Кроме того, в 18 лет, когда многие молодые футболисты думают, где бы снять девушек и развлечься, я уже думал, как стать хорошим тренером.
— Если вспомнить не самый приятный эпизод в истории “Спартака”, когда в 1982 году в давке погибло много людей... Как вы узнали о произошедшем?
— Подробно о произошедшем я узнал недавно из “МК”. Газета даже напомнила мне, что я в той игре забил гол. А ведь в тот день мы, футболисты, не имели ни малейшего понятия о случившемся. По дороге на базу в Тарасовку нам навстречу двигались по “кольцу” скорые с включенными мигалками. Но никто из нас даже и не подумал, что они направляются в Лужники. О произошедшей трагедии стало известно по слухам.
— Вы сыграли за сборную СССР всего один матч. Почему?
— Я очень много играл за вторую сборную. Хватало сильных крайних игроков. Например, тот же Сережа Шавло.
— Считалось, что у вас был мощный удар, но пенальти не удавались...
— Был единственный раз, когда я бил пенальти в “Спартаке”. В “Памире”-то я бил восемь раз и все забил. А тогда с “Таврией” мы вели с крупным счетом, и перед ударом я сказал Феде Черенкову: “Смотри, сейчас его в девять вложу, как в бильярд”. Обычно я бил, глядя на вратаря, пытаясь уловить его движение перед ударом. А тогда я, можно сказать, попижонил: сказал Черенкову, а сам пробил выше ворот.
— Вам удавались пенальти на тренировках?
— Если в воротах стоял Дасаев, то Бесков мне вообще запрещал бить ему из пределов штрафной.
— Почему?
— Больно было. Поэтому на тренировках, как правило, я бил с метров 30—35. Даже уже в Германии благодаря силе удара мне удавалось забивать с метров 30—40. Но в “Спартаке” я практически до конца не использовал свой удар — спартаковские “кружева”, спартаковская школа — ставка делалась на технику паса.
— Вы сыграли в “Спартаке” 5 сезонов, но ушли не в самом почтенном для футболиста возрасте — в 30 лет. Почему?
— Во-первых, в это время у меня оперировали жену в Московском институте сердечно-сосудистой хирургии. Из-за этого выпал месяц, тяжело было концентрироваться на футболе. Но в основном, конечно же, из-за “ахиллов”. Я чувствовал, что уже не могу работать на поле с искусственным покрытием. “Ахиллы” опухали, и уже становилось больно ступать. Хотя теоретически я мог остаться. Уже в матче против роттердамской “Спарты” Бесков пробовал меня на месте защитника, и ему понравилось. Он просил остаться, но я отказался.
— Сейчас травмы дают о себе знать?
— В Союзе я лечился у знаменитого профессора Зои Сергеевны Мироновой, матери бывшего врача Ельцина. Она меня колола, но были очень слабые лекарства. Когда я приехал в Германию, то после двух уколов все прошло.
— Когда вы начинали играть, в стране начало образовываться фанатское движение с флагами, шарфами, считалочками. Власти косо смотрели на него. А как оно воспринималось с точки зрения футболистов?
— Это же ведь был такой строй, нацеленный на то, чтобы человек мог спокойно покушать и больше ни о чем не думать. Власти понимали: чем больше народу собирается, тем больше будет говориться и о политике, и могут возникнуть беспорядки со стороны болельщиков, и они боялись этого. А молодежь не хотела жить так, как устраивало бы верхи.
— А как это воспринималось с поля?
— Когда играешь, то уже ничего не видишь и не слышишь, а вот когда выходишь на поле и видишь полный стадион, то просто переполняет гордость. Раз столько людей пришло смотреть на команду, значит, мы что-то значим. У нас в районе был организованный клуб болельщиков. Они приходили к моей жене после операции и предлагали помощь по хозяйству. И хотя она отказалась, все равно было очень приятно. Говорили: вот, мол, молодежь пошла, а на самом деле это были очень умные и воспитанные ребята. Просто власти не хотели, чтобы они кучковались.
— У вас никогда не возникало проблем с выездом из-за немецкого происхождения?
— Наверное, нет. Хотя впервые документы на ПМЖ в Германию я подал еще в 1976-м. То есть, по логике ГБ, я уже являлся отказником. Удивительно, но проблем по этой причине у меня не возникало. В том же году я с командой начал ездить за границу.
— А чем мотивировали свой отказ отпустить вас на историческую родину?
— Они сказали: “Товарищ Гесс, вы нужны республике”.
