Она умерла тринадцатого числа тринадцатого месяца. После декабря шел январь. Он был прямым продолжением декабря, так что Андрей даже не заметил, что месяц кончился, год кончился и начался новый виток.
— Я до сих пор жду, что она мне позвонит. Обрубил телефон в квартире, выбросил мобильник. Новый не покупаю, она вычислит любой мой номер. — Андрей открывает очередную бутылку водки. — Вранье, что мертвые не возвращаются. Хотя, наверно, она и вправду умерла — с тех пор я не ширяюсь. Говорят, что живым с герыча соскочить невозможно. Может, я тоже умер?
Любовь — тот же наркотик, только ломка сильнее. У Андрея эта ломка длится целых полтора года.
Он до сих пор влюблен в ту, что подарила ему первую дозу.
Ее блюзовый голос
— Приве-е-ет. Это Алиса. — Сквозь помехи на линии слышится ее голос. Простуженный, сексуальный, блюзовый.
Гостья из его героинового будущего.
В самый первый раз Алиса сказала, что ошиблась номером. Через пять минут перезвонила и предложила познакомиться:
— Мне не понравился тон, которым ты меня отшил. Будто я тебе совсем не нужна. Это меня взбесило.
Впрочем, теперь Андрей думает, что и случайный этот первый звонок, и последующее знакомство были подстроены.
Не ею самой — так свыше.
Иначе они никогда не встретились бы. Ничего общего: разные улицы-маршруты, разные компании и даже операторы сотовой связи.
У него номер прямой, мажорный.
У нее кривой, тариф эконом. И такой же китчевый телефон. Сим-карту она меняла каждую неделю.
Андрей узнавал об этом по факту. Когда, прокляв все на свете, в очередной раз выслушивал металлическую леди: “Данный номер в сети не зарегистрирован”.
— Ты скрываешься, что ли? От милиции? — подшучивал он, когда Алиса все-таки отзванивалась.
— Я — Мата Хари, и у меня куча врагов. Они вживят чип-бомбу в мой телефон и убьют меня прямым попаданием в голову, — парировала Алиса.
За словом к нему в карман она не лезла: “От жизни надо брать все, что хочется сегодня. Все, что будет завтра, — лажа. Сегодня я захотела тебя, и я тебя получила”.
— До знакомства с ней мне нравилось ощущение покоя и предсказуемости моего будущего, — вспоминает Андрей. — Я заканчивал один из самых престижных питерских вузов, причем поступил туда вполне самостоятельно, хотя предки, конечно, на репетиторов и взятки не скупились. Я знал, что буду заниматься аудитом предприятий — довольно скучная специальность, о такой в детстве не мечтают. А в 25 лет женюсь на отличной девочке, которая станет хорошей женой и матерью моих детей. Мы будем ездить отдыхать за границу, а по выходным ходить в гости и в кино.
…Андрей и Алиса смеясь ворвались в темный зал чуть ли не через пятнадцать минут после начала сеанса. Она хлопнула сиденьем, соседи недовольно зашипели и пообещали вызвать охрану.
— А ты не боишься посещать кинотеатр? — подчеркнуто громко произнесла Алиса, обращаясь к Андрею. — Мои друзья больны СПИДом. Они входят в лигу тех, кто ненавидит здоровых и злых. Поэтому специально заражают иголки смертельным вирусом, втыкают их в спинки кресел и поджидают своих жертв. Обычно они орудовали за границей — там зажравшиеся капиталисты. Но недавно мои товарищи перебрались в Москву и Питер — тут тоже сволочей хватает.
Алиса покосилась на соседей, споткнулась об их кресло и зашуршала пакетом, доставая оттуда то ли футляр от очков, то ли маленькую косметичку.
Не дождавшись конца фильма, потребовала, чтобы Андрей немедленно вышел с ней из зала: “Нам с тобой срочно надо в туалет”.
Соседи снова заволновались, но, предчувствуя скорое расставание с неприятной парочкой, больше охраной не грозили.
На улице Алиса довольно фыркнула: “Представляю, какая кондрашка сейчас хватит тетку. Я воткнула иголку от шприца в ее подлокотник. А сам шприц бросила под ноги, чтоб пострашнее было”.
Андрей так и не смог объяснить ей, что так поступать нехорошо:
— Хорошо, если она поймет, что шприц новый и чистый…
— А с чего ты взял, что он новый и чистый? Я ведь наркоманка.
Секс в обмен на чек
— Я не помню точно, как у меня было в первый раз — в смысле секса. В десятом классе, кажется, на вечеринке под Новый год, на нетопленой даче. Мы с моей одноклассницей вдвоем забрались под одеяло, потому что замерзли, а одеяло было одно. Никакого продолжения не вышло, да и тот единственный раз, скорее, был не полноценным любовным актом, а новогодним баловством. Скромным мальчиком я перестал быть только в институте, — разводит Андрей руками.
…Итак, он не помнил свою первую любовь. Но свою первую дозу запомнил навсегда.
У входной двери жались ее голые ноги в шерстяных носках. Линялая от постоянных стирок майка с черным фейсом навсегда ушедшего в нирвану Курта Кобейна — переводилкой плохого качества — топорщилась на груди: “Он нравился одному моему знакомому, который умер. А майка осталась. Теперь ношу — наследство”, — перехватила Алиса удивленный взгляд Андрея.
Андрей впервые пришел к ней в гости. В квартиру-чулок в районе домов-колодцев. Она ее снимала. Вместе с тошнотворным запахом, который, казалось, шел отовсюду. Словно мышь под полом сдохла.
— Тебе повезло, я сюда никого не зову. Наверное, это что-нибудь да значит, — Алиса виновато пожала плечами.
Андрей еще не знал, что так она говорит всем своим клиентам, приводя их сюда в первый раз.
И это ровным счетом ничего не значило.
— Хочешь, я тебя тресну? — Алиса достала из маленькой косметички новенький шприц и прозрачный пакетик с белой пылью внутри.
Андрею стало интересно, и он протянул ей руку.
— Это называется контроль. — Алиса втянула немного его крови в шприц. — Руки дрожат, боюсь промахнуться.
Кровавый героиновый раствор потек в его вены. Алиса вытащила иголку. Открыла кран. Помыла шприц под проточной водой. Выплеснула остатки зелья на коврик у раковины, покрытый бурыми засохшими подтеками. И с новой силой в квартире запахло чем-то тягостным и гнилым. Его и чужой кровью.
Брезгливо поморщась, а может, Андрею так показалось, Алиса уколола себя. В шею — словно укус вампира.
“Моя вена спряталась, ее не поймать”, — объяснила ему.
— Тот, первый, кайф я ни с чем не сравню. И никогда не повторю, уже пытался. Я будто вернулся в детство и посмотрел вокруг глазами ребенка, от которого никто и ничего не требует. Я понял, почему так много наркоманов в мире, — просто это единственный способ вырваться из той клетки, в которую мы себя сажаем. Все лгут, все обманывают. Все, кроме дозы. Алиса лежала неподвижно рядом со мной, как кукла без зрачков. Она молчала. А меня душила жалость к ней, ко всем, кого я знаю и не знаю.
Время остановилось и потяжелело. Как кирпич, пойманный на лету. Все вокруг приобрело грязно-серый оттенок.
Не хотелось есть, спать, двигаться — жить.
— Наркоманы называют это состояние после кайфа кумаром, депрессняком, — говорит Андрей.
Позвонили в дверь, Алиса потащилась открывать. Долго шепталась с кем-то у порога. У Андрея не было сил прислушиваться. Но он понял, что этот “кто-то” пришел за героином. И он его получил.
Про героин теперь он понял все.
Как и то, что эта убогая съемная квартира предназначена для одного — встречи покупателей с продавцом.
А продавца зовут Алиса.
— Я просыпался в мокрой постели, потому что не было сил сходить в туалет. Иногда не мог заснуть вообще. Лицо Алисы в оконном проеме висело вместо луны. А сама она — каким-то непостижимым образом — лежала рядом со мной. Я стал никем, хуже того — я стал ее рабом. Мы вместе кололись, переламывались. Это было нашим ритуалом, частью нашей любви. Собственно, секс у нас с ней был раза два, потом я уже ничего не хотел. Кроме дозы.
Душу Андрея поглотил героин. Это его он любил.
А Алиса была верховной жрицей героина.
“Я убиваю всех, кого люблю!”
— Ты мне должен вот эту сумму, — через два месяца после первого укола, в одно из редких мгновений просветления, произнесла Алиса. И протянула Андрею листочек с фантастической цифрой. — Ты же не думаешь, что я подсаживала тебя просто так?
Для того чтобы расплатиться, Андрей загнал подарок родителей — новенькую “Ауди”. Он боялся Алисы. Она все про него знала — и даже то, что не вернуть долг он теперь не мог. Привязан как пес на веревочке к единственному источнику кайфа.
Но еще больше Андрей боялся того, что однажды ее заберут и он не сможет уколоться. Говорят, что наркоманы не осознают своей зависимости — считают, что соскочат в любой момент.
Андрей был реалистом и все прекрасно понимал.
Теперь он думает, что остался жив только потому, что Алиса давала ему чистый героин высокого качества — такой же, как себе. Остальным она его бодяжила грязными примесями — цементной пылью, сахаром или лекарством от малярии.
Халявы больше не было. Алиса гоняла Андрея по мелким курьерским поручениям, сводила с барыгами и клиентами: “Нечего даром мой хлеб жрать!” Если бы что — в руки милиции попался бы он, а не она.
Пару раз Алиса выгоняла Андрея из своего дома, все равно приползал обратно.
— Откроет мне дверь: “Ой, Андрюшенька, как меня ломает” — а у самой глаза, как у кошки, сытые. Это чтобы мне не давать, жалко. А когда на кумаре разговариваем, издевается: “Ты не можешь меня с героином бросить. Ты слабак”. И точно: если бы она попросила убить кого-нибудь или покончить с собой, да хоть пыль с ее домашних тапок слизать — все бы сделал.
Изредка Алиса приводила домой каких-то мужчин, своих мимолетных любовников. “А это мое домашнее животное, родной братик, полное ничтожество, сейчас под кайфом”, — кивала она на Андрея, сопящего на коврике у батареи, и стягивала лифчик.
Ему было все равно. Словно по видаку порнография.
— Я срывался, когда слышал ее голос. Ненавидел Алису, а кольнусь — и сразу жалею. Я понял, что такое любовь: та же зависимость, наркотик. Она дает иллюзию жалости и нужности. Я хотел, чтобы Алиса меня любила. Маленькая, хрупкая, в майке своей потрепанной. И даже ревновал ее к этому музыканту дурацкому, наркоману Курту Кобейну.
В один из серых дней, о которых нечего вспомнить, он выбросил ее любимую майку в мусорное ведро. Изрезал на мелкие клочки фейс Кобейна и завалился спать, надеясь никогда больше не проснуться.
Когда пришел в себя, увидел, что Алиса сидит в кресле в обнимку с лохмотьями — словно нищенка в подземном переходе. Каменная статуя.
Рядом — наполненный шприц. Она хотела его уколоть, в отместку за майку, тройной дозой, но, наверное, пожалела.
“Его Германом звали, Геркой — тезкой героина. Он меня и подсадил, и научил, как не умереть, если долго на героине. А сам умер через полгода после нашего знакомства, в 98-м. Так что у меня пять лет практики — и ничего, дышу. А ты сдохнешь, как и все, кого я лично подсаживала. Ты не первый. Я это делаю нарочно: почему он умер, а ты жив? Почему вы все живы? Почему я сейчас не смогла убить тебя?” — и заплакала.
Нирвана для мертвых
Ее подсадил кто-то, кому она доверяла. Потом она подсадила тебя. Потом уже ты — еще кого-нибудь.
И так до бесконечности...
Вы думаете, что делаете друг друга бессмертными, — а на самом деле превращаетесь в обыкновенных вампиров.
Такая цепочка.
— Алиса умерла в канун Старого Нового года. В тот год январь был прямым продолжением декабря, я даже не заметил, что он наступил, поэтому для меня она умерла тринадцатого числа тринадцатого месяца, — Андрей говорит не как аудитор, а как поэт.
Хотя в смерти Алисы не было ничего поэтического. К тому времени он уже две недели не жил с ней. Андрей вернулся домой, под крыло мамочки, которая все спрашивала: когда же он приведет знакомиться милую девочку, в которую влюбился. Даже забросил учебу на преддипломном курсе, пришлось подключать знакомых.
Он переламывался в новогоднюю ночь по старому стилю. И три дня после. Еще одно чудо: “Родители думали, что я отравился. Им и в голову не пришло, что я с октября на героине”.
31 января, через месяц после разрыва, его скрутило снова.
Героин умеет ждать.
Дверь в квартиру Алисы открыла чужая злая женщина, пригрозила вызвать милицию: “Мало того, что эта сука здесь сдохла и две недели пролежала в компании с каким-то мертвым торчком, провоняла вся, так еще теперь и наркоши ко мне зачастили. Вот и сдавай после этого жилплощадь приличным девушкам”.
Так Андрей понял, что он свободен.
И что на месте мертвого торчка мог быть он сам: “Алиса меня спасла — вовремя отпустила. Сам бы я от нее не ушел. Говорят, что мне повезло — у наркош постепенно атрофируются чувства. Смерть для них — самая обыкновенная вещь, даже смерть любимых. Теперь я понимаю, что ушел вовремя, потому что еще долго просыпался, а подушка в слезах: мне снилась Алиса, которая проваливалась в черноту”.
— Почему же она умерла? Ведь вроде бы от своего друга Алиса узнала способ вечного героинового кайфа? — интересуюсь я.
— Я долго думал об этом и наконец понял. Смерть обходит стороной тех, кому нечего терять. Потому что они сами себя вычеркнули из списка. Пока Алиса никому не была нужна — она жила, а как только стала мне необходима — умерла.
Доза его любви оказалась для нее большой, слишком.
