Их дети выросли, надежды остались в прошлом… А они за ненужностью отправлены на покой — в пансионат для пожилых. Для многих его обитателей время остановилось. Но только не для моих собеседников.
—Грех это — на жизнь жаловаться, — 85-летний Игорь Сергеевич упрямо крепит кнопкой на стене альбомный лист. На нем акварельными красками выведено сегодняшнее число, а вокруг снежинки и даже елка — мол, скоро Новый год. — Я каждое утро такой календарный лист рисую, напоминая себе, что еще один денек нам с Верочкой подарен.
—Да-да, теперь мы каждому дню рады, — добавляет хрупкая старушка Вера Дмитриевна. — А до нашей встречи жили с мыслью: скорей бы уж… на тот свет…
Такая удача в их возрасте — встретить свою любовь — выпадает одна на тысячу. Легко ли — найти себе пару в 78 лет. Вот уже
7 месяцев они скрашивают друг другу больную старость и просят от судьбы только одного — “умереть в один день”.
По небольшой комнатке, которая в семействе Богатовых и столовая, и спальня, и прихожая, разгуливает толстый кот Миша — увязался за хозяйкой на улице, теперь полноправный член семьи. Обстановка небогатая, но стараниями Веры Дмитриевны вокруг уют и чистота.
— У нас тут тихо, редко бывают гости. Вот вы приехали — радостное событие, а у внуков все дела... — вздыхают старики.
Прежде чем сесть за стол, где от чашек с чаем уже поднимался пар, глава семьи посмотрел за дверью — нет ли кого из соседей: “С утра еще заходили и спрашивали: “Это к вам “МК” приезжает?” — У нас это настоящая сенсация местного значения!”
Еще в коридоре я заметила, что жители пансионата очень следят за собой: одеты прилично — не в рваные халаты, женщины в бусах и серьгах, с крашеными волосами. А главное, они не любят, когда их называют “бабушками и дедушками”, лучше — когда “мужчины и женщины”. Дамы любят устраивать приемы, и все ходят друг к другу в гости. Напоить мужчину каким-нибудь особым чаем — признак расположения.
Но мои бабушка с дедушкой ни к кому не ходят: “Нам неинтересно, что они там говорят, пусть живут сами по себе, а мы сами”, — услышала я категоричное заявление. Дело в том, что злые языки пансионата долго подтрунивали и над их дружбой, и над свадьбой. Как узнали про загс, началось: “Бес в ребро... Умирать пора, а они — жениться!” Дразнили, как в первом классе: что и прическу Вера Дмитриевна теперь по-новому укладывает, и даже кокетничает с другими мужчинами в коридоре, и иногда губы красит.
Версия их знакомства, которую озвучивали местные бабушки, была вообще из области фантастики: будто Игорь Сергеевич, как герой-любовник, перелез к Вере Дмитриевне через перила с соседнего балкона и предложил дружить.
— Нелепая ложь, — возмущается Вера Дмитриевна. — К тому же, когда я только пришла сюда, очень сильно горевала. У меня была, как это сейчас говорят, депрессия. А Игорь Сергеевич меня поддержал в трудную минуту. Ведь жизнь прошла, и никого не осталось... Если бы сейчас могла, я бы многое в ней изменила, не стала выскакивать замуж так рано…
— Но тогда мы бы никогда не встретились, — журит ее за мечтания муж.
* * *
С мужем, Николаем, Вера Дмитриевна жила долго — всю жизнь — и очень несчастливо. “До свадьбы он был одним, а после оказался непорядочным человеком”, — в нем неожиданно проснулось беспробудное пьянство.
— Это сейчас молодежь ветреная: женятся-разводятся... А у нас было не принято бегать из дома. Терпели. Но ссорились с мужем постоянно...
С детьми тоже не получилось, Вере Дмитриевне очень хотелось дочку. Только не от алкоголика — а изменить она ему не могла. И смирилась. Зато на работе от малышей не было отбоя — тогда она учила школьников музыке.
Когда Николай умер, 77-летней женщине в их однокомнатной квартире стало совсем тесно от одиночества: “Я настолько привыкла быть вместе, что без него — как если бы не было ног или рук... Плакала, плакала и решила: сдам жилплощадь в пользу государства и пойду в дом престарелых — там хоть общество. Надеялась — вскоре отправлюсь за мужем”. Так она оказалась в пансионате.
...Богатов ворвался в ее жизнь в середине весны, когда всем, но уж никак не Вере Дмитриевне, хотелось петь и влюбляться.
Сам он потерял жену на несколько месяцев раньше ее и вначале ни с кем в пансионате общаться не хотел: “С соседом по комнате мы не сошлись характерами. Он каждое утро подскакивает в 5 утра и начинает зарядку делать. Мне даже на пенсии отоспаться как следует не дает… А Верочку я сразу заметил. Ходит одна по парку, бледная, худенькая… Не такая, как все...” В тот день, “волею судьбы”, Богатов нашел под одним из деревьев настоящее семейство ландышей. Заметил, что Вера Дмитриевна сидит одна в беседке, ну а дальше все было, как в той песне про “первого мая привет”:
— Я вот за вами наблюдаю: все время грустная ходите... А в парке — ландыши цветут, — он по-мальчишечьи протянул ей белый букетик, перевязанный шнурком. И дальше отрапортовал скороговоркой: — Давайте будем с вами дружить! Я — Игорь Сергеевич Богатов, заслуженный преподаватель кафедры развития Академии бронетанковых войск, бывший военный...
Вера Дмитриевна внимательно посмотрела на неожиданного кавалера. Шутит или с серьезными намерениями? Озорства, по крайней мере, ни в одном глазу…
— А я музыку преподавала, — козырнула она в ответ на его “тираду”.
…На следующий день Вера Дмитриевна нашла у себя в специальном почтовом ящичке возле двери записку: “Предлагаю продолжить наше знакомство и прогуляться в город. Будем есть мороженое, а когда устанем — кататься на троллейбусе”. “Интересно, почему он сам не зашел?” — удивилась тогда она.
— Так я свидания уже лет 60 не назначал, разучился… Хотел, чтобы все было по форме… На бумагу оно как-то лучше ложится, — оправдывался Богатов.
С тех пор они виделись каждый день. С утра шли за покупками, днем читали и разговаривали. Каждый раз при встрече он подпирал ладонью ее подбородок и целовал в щеку, а потом в лоб. “Ни один мужчина ко мне никогда так трогательно не относился”, — призналась пожилая женщина.
— Рядом мы увлекались настолько, что забывали про свой возраст — внутри-то чувствуешь себя на 17. Один раз настоящий конфуз получился. Забрели как-то в безлюдный дворик, а там — качели. Игорь обрадовался как ребенок, схватил за руку и тащит: “Давай, покатаю тебя!”. Я села, он раскачал, потом встал сзади на подножку. Мы качались, смеялись… А потом глянули: батюшки, жители дома напротив из окон по пояс повысовывались и пальцами показывают! А один парень даже на камеру снимал! Я так спрыгнула, что даже очки потеряла. Жалко очки… — хозяйка смущенно прячет лицо в ладонях.
— А тот “папарацци” кассету небось на телевидение послал и приз получил! — досадует старик.
В конце концов такой активный образ жизни сказался на слабом здоровье Игоря Сергеевича — прихватило сердце, и его положили в больницу. Вера Дмитриевна чувствовала за собой мучительную вину. Как заботливая жена, носилась к нему с передачками: помимо продуктов каждый раз старалась порадовать старика веткой цветущей вербы или цветком с клумбы пансионата.
Богатов отвечал пылкими любовными письмами. В которых обращался к ней исключительно на “Вы”: “Спасибо за очки, цветочек, записку. Вера, Вы покорили меня своей красотой и добротой. Жаль, что многие болезни подкосили меня, и я не могу сказать этого, стоя перед Вами на коленях. Но только благодаря Вам я обрел юношескую энергию и желание жить. Я целую Ваши руки, я боготворю Вас, и так будет вечно!”.
Врачи прописали Игорю Сергеевичу “пассивный отдых”. “А я чем, по-вашему, целыми днями в пансионате занимаюсь?” — удивился он. Однако гулять на далекие расстояния ему было строго запрещено. Теперь они выходили только в ближний парк, а оставшееся время проводили у Веры.
— Мы не скучали, Игорь притащит ко мне мешок грецких орехов, вывалит их на пол, молотком раскалывает и меня кормит.
Так однажды щелкунчик Богатов невзначай обронил между двумя орехами: “А почему бы нам не расписаться? Понимаю, что я уже не красавец, и все же”…
— Переезжай, пока ко мне не подселили какую-нибудь вредную соседку! — за три месяца после знакомства Игорь Сергеевич стал для нее очень уж каким-то своим.
Тем же вечером Богатов перенес в комнату Веры Дмитриевны самое дорогое, что у него было: жестяную шкатулку с алюминиевым узором на крышке и книжку собственного сочинения “Воспоминания военного разведчика” — мемуары, написанные в пансионате. Книжку поставил на полку. А в шкатулке оказались предметы из прошлой жизни старика: в основном письма фронтовых товарищей и фотографии жены и детей. Дед показывал ей свои “сокровища” и плакал.
Прошлый брак удался Игорю Сергеевичу гораздо больше, чем Вере Дмитриевне, поэтому он переживал: не рановато ли снова жениться? Но возраст не тот, чтобы чего-то ждать и откладывать.
Его “детям” к тому времени перевалило за 40, но они восприняли папино заявление о новой жене в штыки.
— А когда советовали мне переехать в этот пансионат — только бы самим за мной не ухаживать, — шутили: “Может, найдешь себе там бабушку, вот и будете целыми днями разговаривать”, — обижается старик.
В загсе их приняли без очереди. А сын с дочкой и внуками все-таки приехали праздновать свадьбу и даже поздравили отца: “Ну, живи, как знаешь”.
* * *
“Как вы там? Хоть кушаете чего, зимнюю куртку Сереже купили?” — как минимум раз в неделю Игорь Сергеевич звонит своим детям. Очень переживает об их делах и обижается из-за того, что им до него нет никакого дела:
— Обещали, что будут навещать. А сами по полгода носа не кажут. Хотя когда родился правнук Олежка, сын сам приехал за мной на машине и отвез в гости — посмотреть, — гордится старик.
На вопрос: “Ссорились ли вы когда-нибудь?” — супруги качают головой: “В пансионате коммунизм — деньги не нужны, и мы откладываем их в общую копилку... Да и оба мы бесхитростные, никто никого не обманывает — что же нам ссориться?”
— Нет, я хитрил, — вспоминает Богатов. — Жена говорит: “Съешь грушу”, а я не хочу, но говорю, что съел уже, — чтобы Веру не расстраивать...
Наверное, прожив всю жизнь в цейтноте, можно с ума сойти от уймы бесполезного свободного времени, которое выпадает на позднюю старость. Однако Богатовы уверяют, что скучать им здесь некогда:
— У нас же столько болезней! Надо по часам пить разные лекарства... Один всегда хворает — другой ухаживает...
По утрам Игорь Сергеевич рисует красками “календарный день” (карьере художника еще в юности помешала война), по вечерам пишет мемуары — вторую часть “Военного разведчика”, а Вера Дмитриевна вяжет ему теплые носки. “И еще мы поем!” — хором добавляют супруги.
Программа развлечений лежит на плечах жены. Каждый день она подносит Богатову список с предлагаемыми мероприятиями: “прогулка по парку”, “поход в поликлинику”, “экскурсия по Москве на троллейбусе”... Игорь Сергеевич что-нибудь выбирает и выносит на обсуждение: “Так и живем потихонечку”.
Местные жители не любят термин “дом престарелых”, обычно говорят — “пансионат”: “Получается, что мы как бы на отдыхе, а не навсегда тут застряли. Отчасти это правда — все мы здесь временно...”
— Вы когда-нибудь разговариваете о смерти?
Богатов вздыхает и достает из шкафа пиджак и военные штаны с красными лампасами:
— В этом костюме я женился на Верочке, в нем же завещал меня и похоронить. Пенсию понемножку на это копим... Глупо смерти бояться в нашем возрасте. Жалеем только, что так поздно встретились...
В дверь стучат. Богатов открывает, потом возвращается:
— Раньше я свои рисунки календарных дней на дверь в коридоре вывешивал — чтобы все, кто проходит мимо, знали, какое число, и жили не только прошлым. А они ворчали: “Ты что, издеваешься? Нам все равно, в какой день умирать!” Тогда я перевесил календарь в нашу комнату. И теперь соседи заходят и спрашивают — какое сегодня число... Значит, я все-таки прав — не совсем они еще отчаялись.
