Вчера было 9 дней, как не стало Михея... Певца, барабанщика, танцора-брейкера, простого веселого парня... Хип-хоп-бойца, переквалифицировавшегося в поп-звезду...
Когда Михея отпевали в Даниловском монастыре — на плечи ему положили гирлянды из храма Харе Кришны, а на губы — лепестки туласи — цветка священного индийского дерева. “Так душа быстрее и беспрепятственнее переместится к Богу!” — сказал Леша Павлов, фанк-музыкант, кришнаит, старый друг. Никто (из православных) и не спорил... Бог-то один!
Друзей из прошлого вообще очень много собралось на печальных проводах (повзрослевшие рэперы со всей страны ехали проститься с Михеем, все музыканты, что выступали когда-либо вместе с “Вad Balance” — культовой хип-хоп-группой, в которой Михей был вокалистом 10 лет), гораздо больше, чем людей из настоящего...
“Мегахаус”, вспоминая Серегу Крутикова, почему-то тоже яснее и четче видит образ былых лет: как познакомились с худющим пацаном в магазине хип-хоперских аксессуаров; как ездили на ночной “Стреле” в Питер на ди-джейские фестивали; как Михей травил смешные байки в прокуренном купе; каким простым и легким он был, самым “непонтящимся” из всех рэп-героев того андеграундно-живописного времени... Михеем-то Серегу друзья прозвали за простоватость: “Поскольку на мужичка эдакого похож, михрютку!”
“Сука-Любовь” — всего одна красивая песня, большой, как говорится, поп-хит, уж очень круто изменила его жизнь. Михей стал поп-звездой, к чему, собственно, и стремился. Начал участвовать в “песнях года”, сниматься на разворотах журналов для домохозяек — с ногастой красавицей в обнимку на фоне свежего евроремонта и кухонного гарнитура; уходить в загулы с новыми друзьями... И — НЕ писать новых песен. “Михея забрал материальный мир. И он в нем потерялся!” — обранивали бывшие хип-хоп-коллеги. Бесформенная фраза “творческий кризис” стала потихоньку превращаться в образ жизни: рекорд-компания в сердцах была едва ли не готова разорвать с музыкантом контракт. За три с половиной года ведь вышел всего один альбом — это не бизнес, конечно. Михей нервничал, терялся еще больше и сильно, говорят, злоупотреблял допингами — снимал напряжение...
В конце июня у него случился инсульт — упал, потеряв сознание прямо в студии, якобы во время записи нового музматериала (по версии для общественности). После курса лечения в нескольких клиниках вроде как началось медленное, но выздоровление — Михей стал двигаться, разговаривать. Врачи давали хорошие прогнозы — ведь парню всего 31 год, организм молодой. Но тут навалилось другое — от Михея ушла любимая девушка Настя, практически гражданская жена, очень настойчиво, агрессивно даже собиравшая перед этим наличные со всех друзей и знакомых на михеевское лечение (компания “Real Records”, тоже подпав под мощный натиск жены и тещи Михея, даже выступила с официальным заявлением о возможном спекулировании на несчастье и финансовых аферах с этой “любящей” стороны). Окружение говорит: у Михея после этого совсем опустились руки, исчезло желание бороться за жизнь... Впрочем, за пять дней до смерти он встретился с Владом Валовым, многолетним партнером по “Вad Balance”, другом с “начала начал”, — они смеялись, вспоминали прошлое, решили записывать новый материал совместно... “Михей очень хотел вернуться в прежнее состояние, поймать ощущения своей хип-хоп-юности”, — Валов считает, что Михей начал путь к самому себе. Но пройти по нему — не успел: неожиданно остановилось сердце. С Владом, человеком, бывшим рядом с Михеем 12 лет его жизни, “Мегахаус” вспоминает музыканта и человека Серегу Крутикова.
— В 87-м его привели в Донецке к нам в танцевальную студию — и он стал заниматься, по полтора часа ездил почти каждый день из своего Ханжонкова (Михей родом от небольшого поселка под Донецком)... А в конце года у нас был первый всесоюзный фестиваль по брейк-дэнсу: вся Прибалтика, Питер, Москва съехались. Михей тогда танцевал в дуэте с другим парнишкой, назывались — “Точка замерзания”. И на том фестивале они сразу же заняли второе место. Михей вообще-то в то время слушал Юрия Антонова, группу “Круиз” и тому подобное. А когда пришел к нам — стал слушать Run DMC (самых актуальных на тот момент американских рэперов. — К.Д.) Он сразу почувствовал бит, энергетику хип-хопа, понял: это все — его.
— Разве вы с Михеем не ровесники?
— Ровесники. Я — 71-го, он — 70-го года. В 89-м я поехал в Питер, учиться в Институт культуры, и всех своих ребят стал постепенно туда переманивать. Михей тоже поступил через год в мой институт, а к тому времени в Питере мы с ди-джеем LA уже замутили группу “Вad Balance”. Я предложил Михею: “С твоим-то голосом давай запишем пару композиций!” В 90-м в Москве мы уже получили Гран-при на фестивале “Рэп-мьюзик”. Артемий Троицкий нам важно его вручал. А еще через два года мы заняли денег, приехали в Москву, закрылись на два месяца в номере гостиницы “Измайловская” и записали альбом “Налетчики “Вad B.” (эта пластинка, с концептуальными жесткими текстами про “Быков — детей сатаны” и про прочую тревожную актуальность той жизни, стала настоящим российским образчиком гангста-рэпа. — К.Д.).
— У Михея действительно было исключительное, как говорят специалисты, “черное” чувство ритма?
— Дело в том, что в России начинают петь персонажи вообще без чувства ритма. А Михей имел голос, вокальный талант, и при этом много занимался речитативом, читкой, рэпом, то бишь ритмикой. Вот говорят, у черных — настоящее чувство ритма, а у белых, тем более наших, — ни фига! Ерунда — просто у нас никто хорошо не знает техники речитатива. А Михей знал плюс умел петь. И мы стали использовать в “Вad Balance” эту его мощную, уникальную силу. Понимая, что в России рэп-культура в загоне (здесь тогда, в начале 90-х, царило засилье техно; рэйвами народ увлекся), мы уехали в Германию. И Михей там остался жить в сквоте. Полгода там отвисал и как раз за это время написал эту песенку “Сука-Любовь”. И она шесть лет, до 99-го, лежала на полке...
— Почему?
— В середине 90-х ее сложно было петь — не было свободы слова!
— Слово “сука”, что ли, натыкалось на цензуру? Так в текстах вашей группы, кажется, бывали словечки и похлеще!
— Я уже тогда хотел, чтоб Михей делал такие песни сольно, но в концепцию “Вad B.” “Сука-Любовь”, конечно, никак не входила. Зато в 95-м мы с Михеем записали в Лос-Анджелесе нашу лучшую совместную вещь — “Городская тоска”. Посвятили ее нашему наставнику в хип-хопе, который в тот год, тоже в 31-летнем возрасте, умер от инсульта. Там такой второй куплет: “Черное облако — в дыму, как осколок мысли тает. Только избранных забирает...” Кто знает, может, сила этой песни настолько эпохальная, что определяет судьбу...
А потом мы сделали “Город джунглей” — последний альбом, записанный с Михеем (самый красивый, мелодичный альбом “Вad Balance”, получивший изрядную радио- и телеподдержку. — К.Д.). В нем была вещичка с сэмплом из главной темы к фильму “Титаник”... Ну, помнишь, флейты в начале песни Селин Дион. Михей эту вещь отлично спел, но нам так и не разрешили (западные правообладатели) включить эту мощнейшую песню в альбом. Она и сейчас лежит у меня — последнее, получается, что осталось от Михея, так и не услышанное людьми... Эта вещь, кстати, еще больше взбодрила его делать сольный проект, и в 99-м он ушел из группы.
— Насколько я помню, расстались вы очень жестко?
— Конечно! Ведь Михею тупо предложили денег, и он втихаря, за нашими спинами, подписал контракт. А нас просто поставил перед фактом: “Все — на гастроли с вами не еду!” Я ведь тоже, под именем “Шеff”, сольные пластинки записываю. Но — параллельно “Вad Balance”. А Михей резко решил тогда свою судьбу, просто порвав с нами. Ему хотелось свободы, ему надоело быть в андеграунде. В андеграунде ведь — нет денег. А сольный проект — это прибыль, это бабки. Песню “Сука-Любовь” ведь, помнишь, заиграли сразу и везде! Михею надо было поступить тогда как рэперу и подтянуть за собой (в большой шоу-бизнес) группу. А он решил, что и один — звезда. Короче, мы три года наглухо не общались.
Но этой весной я снимался в клипе на совместную вещь с Шуфутинским (“Бабы — последнее дело”), и Михей вдруг приехал. Мы попили с ним какой-то украинской самогонки, помирились, поплакались, во всем простили друг друга. Все смотрели на нас — и мои друзья, и его — и тоже плакали.
— Михей еще был здоров тогда?
— Да... Я пригласил его в гости, но он чего-то замешкался... А недели через три у него случился инсульт.
— Когда-нибудь раньше у Михея случались проблемы со здоровьем?
— Язва у него всегда была, потому что плохо жрал. Инсульт же этот — от истощения организма. Любые же болезни от мозга идут, от душевного состояния. Михея очень поизносило за эти три года, он столкнулся с не очень хорошими людьми, с мерзковатыми законами, по которым живет шоу-бизнес.
— Как думаешь, почему, став-таки, как хотел, поп-звездой, Михей, кроме одного-единственного альбома, так больше ничего и не смог написать?
— Потому что, Капа, Михей бросил хип-хоп. А такие вещи бесследно не проходят. Это загадка природы, но творить можно, только если живешь чем-то сильным, настоящим. Ведь все, что написал Михей в этом альбоме (“Сука-Любовь”, выпущен компанией “Real Records” в 99-м году), — продукт “Bad B.”. Все эти песни (“Мама”, “Туда” — промежуточные хиты с пластинки) — старый материал, который он делал еще с нами, в группе. Чтобы делать новое — нужно было общаться с творческими людьми, которые бы его на что-то сподвигали. Михей был, конечно, самодостаточным, он мог и музыку, и стихи написать, и распеть все грамотно. Но ему нужен был рядом человек дисциплинирующий, который мог сказать: “Все, Миха, у тебя только три дня! Соберись!”. Поскольку три дня на запись одной песни Михей запросто мог и на целый год растянуть. Собранности ему, конечно, не хватало.
— Когда в конце июня Михея увезли в реанимацию, для общественности пытались объяснить этот внезапный инсульт чуть ли не последствиями жуткой жары в Москве... Но в тусовке заговорили, что это другие печальные последствия: слишком бурных “замесов” из всех известных стимуляторов, адских коктейлей из белых порошков (кокаина, героина) и алкоголя...
— Я тебе скажу так: когда Михей был со мной — он никаких наркотиков не употреблял. Максимум что он мог — крепко выпить. Что же происходило в его жизни в последние три года — я даже не хотел интересоваться! Михей, знаю, искал со мной все время всяческих контактов, но я на них не шел. Я ему не верил. А когда он приехал весной ко мне — стало понятно: он действительно хочет вернуться. В то состояние, с которым он расстался когда-то, в “Bad B.”. Он понял, где его место, и был готов к возвращению. За пять дней до его смерти у нас была маленькая вечеринка: играл ди-джей из Нью-Йорка, куча народу собралась, мы с Михеем даже попели старые песни. Двигаться он особо не мог (правая сторона тела еще неважно работала), сидел, микрофон к нему подносили... Но после этой party Михей уезжал весь светящийся, восторженный! Он хотел принимать участие в новом альбоме “Bad Balance”. Врачи говорили, что через несколько месяцев он сможет уже нормально петь: все шло к полному выздоровлению. Я специально под него написал уже три свежие вещи — реальные хитяры... Все складывалось великолепно: я знал, что с возвращением Михея “Bad Balance” приготовит настоящую “ядерную бомбу”! Но видишь, как судьба-то распорядилась...
В 20-х числах октября Михея перевезли из подмосковного реабилитационного центра домой, в квартиру на Павелецкой: слегка отдохнуть от массажей и процедур. Он чувствовал себя неплохо, только побаливала правая нога. Потом выяснится, что в ней был тромб. Отколовшийся тромб ушел в легкое, перекрыл кровообращение. Вечером 27 октября произошла остановка сердца...
Валов:
— Что там сыграло злополучную роль? Последние недели Михей все звонил своей девушке, не находил с ней контакта. Она бросила его, ушла — и Михей вял как цветок. И вот в тот вечер он помылся, надел все чистое, поел борща, лег... Брат (который и ухаживал за Михой все это время) пошел провожать гостей, вернулся — а Михей уже бездыханный...
Большинство друзей Михея повторяют в один голос: мучительная, похожая на тяжелое наваждение любовь действительно сыграла в произошедшем несчастье едва ли не главную роль. С манекенщицей из Уфы Настей Михей прожил два последних, самых муторных, как говорят друзья, года своей жизни. От постоянных скандалов и истерик он уходил в затяжные депрессии, абсолютно не мог заниматься музыкой, отказывался от выступлений, не ездил на гастроли... Когда Михей попал в больницу, “жена” и “теща” (предприимчивая дама-психолог из Уфы) развернули бурную деятельность: стали собирать со всех знакомых, агрессивно требовать даже со звукозаписывающей компании наличные деньги на лечение, открывать счета “для перечисления помощи”, заявлять о концертах “в поддержку” (“Real” даже разослал официальные уведомления для журналистов и шоубизнесменов: остерегайтесь, мол, афер). А потом — просто-напросто исчезли (с наличными, стало быть)...
Валов:
— Рядом с Михеем этих женщин и близко не было, за ним ухаживал старший брат. Они появились только на похоронах. Энергичная теща пыталась всеми руководить, девочка постоянно плакала... Сложно сказать: натуральные это были слезы или наигранные. Все друзья Михея говорили, что не верят этому... Хотя Настя якобы хотела повенчаться с Михеем, уже мертвым... Чувствовался во всем этом какой-то подвох.
А Михей, он ведь — да, как Пушкин был. В том смысле, что влюблялся очень быстро, сильно и, как ему казалось, — навсегда. И вот — все уходило от него. Все, с чем Михей носился последние годы, материальное, терялось. Зато он снова стал ценить дружбу, людей, которые всегда раньше были рядом. Из материального мира он вновь возвращался к нам!
Но все же — не успел вернуться.
