Родильная палата. Стол, похожий на распятие. И я на нем. Без стеснения. Не женщина, не мужчина — нечто бесполое, окутанное одним чувством. БОЛЬ. Она захватывает целиком, без остатка. На долю мгновения проваливаюсь во что-то резиновое. Выныриваю. И снова боль. Вдруг словно из нирваны доносится голос: “У вас ДОЧЬ! Какая очаровательная!” Возвращаюсь на землю. С тревогой и любопытством смотрю на красный пищащий комочек. “Какая ОНА?” — ищу свои черты в ней. Пытаюсь сравнивать. Примеряю свою жизнь на ее. А может, это Я сама и есть? Только лучше и счастливее. Смогу ли я переписать свою судьбу набело, прожив ее вместе с дочерью?
— Девчонки, вы себе не представляете, как меня достала мать. Недавно переходила дорогу, думаю, а может, рвануть резко в бок, и проблема решится сама собой. Но нет, она меня и там, на том свете, достанет! Я же ее знаю. Ну объясните, почему она не хочет оставить меня в покое? Почему не дает жить своей собственной жизнью? Я хочу сама делать ошибки и сама их исправлять! Я взрослая тетка, а мать меня учит уму-разуму, как будто мне по-прежнему 10 лет... — Светлана обрывает свой гневный монолог так же внезапно, как и начала его, но еще долго сидит красная, злая и смотрит невидящим взглядом мимо нас. Сейчас она так похожа на свою мать.
У нас девичник. Красное вино. Легкие тонкие сигареты. Неизменные разговоры о мужиках. И вдруг новая тема. Касается всех. Общая проблема и общая боль. Мы очень разные: у каждой своя жизнь и своя судьба. Но мы похожи в главном — как бы жизнь нас ни испытывала на прочность, стараемся не унывать. Не умеем мы только одного: ладить со своими мамами.
Светлана самая благополучная из нас. Изящная блондинка, без возраста. Из тех, которым всегда чуть за тридцать. Про таких говорят “родилась с серебряной ложкой во рту”. Ее мама — профессор, ее имя известно далеко за пределами страны. Симпозиумы, заграничные командировки, конференции. Ясно, что без огромной силы воли и желания добиваться своего любой ценой такой карьеры у Нины Михайловны не получилось бы. Но от ее неуемной энергии страдают не только научные оппоненты, но и самые близкие. Первым не выдержал Светкин отец. Он ретировался, когда ей еще не было и года.
— Все считали, что у меня счастливое детство: огромная квартира в центре, няня и домработница, — рассказывает Света. — А я была так одинока. Со мной никто никогда не разговаривал. Я сидела целыми днями у себя в комнате и не смела путаться под ногами у мамы. Лет до тринадцати мне разрешалось выходить на улицу только с бабушкой, которая, собственно, меня и вырастила. Подруг у меня не было. Стоило мне привести одноклассницу в дом, как мама тут же начинала шипеть: “Она ужасно воспитана! Ты что, не знаешь, кто ее родители?” Если я задерживалась после уроков позже обычного, мать вновь заводилась: “Где ты шаталась? С кем ты спуталась?!”
Кстати, мамино высокое материальное положение никак на мне не отражалось. Первые сапоги мне купили только в седьмом классе, до этого я донашивала старые мамины. “Ни к чему баловать ребенка. Шмотки всегда портят!” — эта идея постоянно культивировалась в нашем доме. Однажды к поступлению в институт мне сшили в ателье первые брюки, мама тогда тут же из более дорогой ткани заказала себе такие же: “Как это — у тебя будут, а у меня нет!” И так всегда, я для нее скорее младшая сестра, чем дочь. Сплошное соревнование, причем результат всегда не в мою пользу.
До сих пор не пойму, как я все-таки ухитрилась в 25 лет выйти замуж. Этот мой первый самостоятельный шаг до сих пор возмущает маму. “Он тебе не пара, он не нашего круга. Ты совершаешь огромную ошибку”, — это она говорила 10 лет назад, то же самое повторяет и сейчас. А мы живем с Сережкой душа в душу — дай бог каждому. Близнецы растут. Но ведь ее ничего не радует. Внуков она видеть не желает: “Мне не нравится чувствовать себя бабушкой!”
Мы некоторое время после свадьбы жили вместе, и ни один из приятелей мужа не мог прийти к нам в дом. Мама сразу садилась во главе стола и говорила только сама, при этом еще ухитрялась нелепо кокетничать со всеми молодыми мужчинами. Если же мы пытались хотя бы выпить чаю без ее участия, то она, стоя под дверью, начинала кричать: “Я видела, что принесли торт, я его тоже хочу!” И снова оказывалась в центре внимания.
Теперь у меня есть свой дом, мы с мужем абсолютно от нее не зависим материально, но по сути ничего не изменилось. Она звонит мне каждое утро со словами: “Ты живешь неправильно! Муж у тебя ничтожный. Детей ты воспитываешь ужасно. Телевизор ты смотришь, как тупая балбеска, с утра до ночи без разбору”. Вечером она звонит снова и требует отчета за день.
А стоит мне ее в сердцах послать куда подальше, как она тут же в слезы и звонит всем нашим друзьям-знакомым, жалуется на то, как “ей безумно со мной не повезло!” А потом они по очереди звонят мне, и начинают жалеть маму и отчитывать меня: “У тебя золотая мама. Как ты можешь быть с ней такой жестокой!”
Это повторяется изо дня в день. Из года в год.
Мне достаточно всего того, что я достигла. Я довольна своей жизнью. Но как это втолковать моей матери?
После очередного тоста в разговор вступает самая скрытная из нас, Оксана. Она влилась в нашу компашку недавно и свои душевные переживания держит от всех “за семью печатями”. Они с мужем занимаются мелким бизнесом, есть сын семи лет. Недавно купили себе однокомнатную квартиру. Оксанина мать живет где-то под Питером. Вот и все, что мы знали о ней до сих пор. Но, видно, тема “дочки-матери” задела за живое и ее.
— Думаете, раз моя мать живет в другом городе, то у нас идеальные отношения? Ничего подобного, я могу книгу написать о том, как тяжело быть любящей дочерью. Вот ты, Света, ненавидишь свою мать. А я свою люблю, и она меня тоже, но эта любовь мне как камень на шее...
Я все понимаю, что одиноко ей там. Что растила и учила меня, себе во всем отказывая. Мне с детства внушалось, что “растят меня, чтобы было кому в старости стакан воды подать”. Вот я и отрабатываю эту воду в поте лица.
Не успела я здесь как-то обустроиться, замуж выйти — мы тогда еще квартиру снимали, перебивались с воды на квас, — а маме я переводы исправно посылала. Один раз задержала деньги, так потом сто раз пожалела. Звонит мамина соседка: “У вашей мамы сердечный приступ!” Пришлось срочно мчаться. Действительно, ей плохо было, гипертонический криз — переживала очень: “Моя девочка бедствует... С ней что-то случилось, они от меня что-то скрывают...”
Вы себе не представляете, какая она мнительная. Иногда мне ее жаль, иногда она доводит меня до бешенства, и я думаю, а не притворство ли это. Может, она так держит меня на коротком поводке? Все детство мне твердили: “Ты такая слабенькая. Бегать нельзя, на дискотеку ни-ни”. А замуж вышла: “Не вздумай беременеть, тебе нельзя рожать!” У меня с детства шумы в сердце, так это у многих бывает. Если бы я от нее не уехала, то, наверное, сейчас она меня бы уже на инвалидность посадила. Думаете, она рада моим успехам в бизнесе, тому, что у меня полноценная семья и сын растет? Ничуть.
Моего мужа она невзлюбила с первого взгляда. Стоит ему к телефону подойти, она трубку молча вешает, а мне потом жалуется: “Почему он на меня волком смотрит!” И за валидол... Говорит, что переживает за меня, даже ночью плачет “как я здесь одна, на чужбине”.
Убедила меня, что сыну с нами плохо: “Вы целыми днями пропадаете со своим бизнесом. А мальчик сиротой растет...” И теперь сын живет у нее, учится в местной школе, а я только иногда его навещаю. Самое плохое, что она сына настраивает против отца.
Я все понимаю, она волнуется обо мне, но ведь пора бы понять, что я уже взрослый человек и сама могу справиться со своими проблемами. Доходит до абсурда, она мне даже советует, что приготовить на обед.
Наверно, я сама виновата, что она вмешивается в мою жизнь на каждом шагу, но мне ее жалко. Бывает, не выдержу, нагрублю, а потом плачу, вдруг у нее сердце прихватит, оно ведь гипертоник. Если с ней что случится, я потом себе не прощу.
Когда Оксанка замолчала, у всех глаза были на мокром месте. Даже Светку проняло: “Да, девки, горе с этими матерями. Ведь эти заморочки у них от переизбытка материнской любви. Ведь если мне что-нибудь по большому счету нужно, моя готова луну с неба снять. Когда я болела в прошлом году, она бросила всех своих студентов-аспирантов и сидела неделю со мной, как с маленькой”.
Самая молодая из нас, Иринка, до сих пор молчала. Казалось, у нее проблемы только с мужем, который бросил ее с грудничком на руках. Ан нет. И она о том же:
— А вы знаете, почему я развелась? Думаете, загулял мужик, другую встретил? Это тоже было. Но началось-то все с маминой подачи. Почему не рассказывала? Знаете, стеснялась как-то, что я, маленькая, что ли, с собственной матерью сладить не смогла? А ведь действительно не смогла!
Ваши матери хоть нормальные, интеллигентные женщины, а моя... Всю жизнь работала уборщицей в магазине, отца никогда и в помине не было. Зато с детства: “Чего ты там учишь? Не с твоими мозгами в институт поступать! Зачем тебе новое платье, на тебя все равно никто не взглянет!” А стоило мне с кем-то познакомиться, как тут же начинала критиковать: “Этот очкастый — не мужик! У него даже машины нет”. И так всегда: “ты ни на что не способна” и “все вокруг не то”.
Когда я познакомилась с Сашей, то очень долго боялась привести его в дом. Мы стали встречаться, а потом, как это бывает, я забеременела. Пришлось сказать маме. Долго готовилась к разговору, боялась всяких грубых слов, которых в ее лексиконе немерено. Но реакция оказалась на редкость спокойной, она помолчала, спросила, сколько он получает, и, услышав о его частых командировках за границу, быстро согласилась.
У Саши своей квартиры не было, и потому сразу после свадьбы он перебрался в нашу с мамой “двушку”.
Скоро родился Сереженька. Я стала замечать, что мужа точно подменили, стал груб, невнимателен. Как-то даже руку на меня поднял. А что удивляться, он не слепой, видит, как мать на меня орет по поводу и без, решил, что и ему можно. Я тогда грешила на свою полноту, сижу дома вся такая размундиренная, груди висят. Какому мужику это понравится? Оказалось, дело в другом.
Однажды, когда Сереженьке было чуть больше месяца, муж собрал свои вещи и ушел. Для меня тогда будто мир раскололся — как жить, как сына воспитывать? А мама, наоборот, чуть ли не обрадовалась: “Пусть идет, зачем он тебе! Даже квартиру купить не в состоянии!”
А спустя два месяца Саша признался: “Если бы не твоя мать, все по-другому бы сложилось. Да что теперь об этом говорить, все равно ты у нее вечно под каблуком ходить будешь. А я встретил женщину, самостоятельную и ни от кого не зависимую!”
Пришла мама с работы, я — к ней, что она мужу про меня наговорила? А она невозмутимо: “Что есть, то и говорила. Что ты — глупая и неряха страшная, сама сроду в доме полы не помоешь, все я да я. Да и чего ты так о нем убиваешься: он ведь жадный, даже яблок тебе вдосталь не покупал. Зачем тебе такой?”
Если бы, наверное, попалось тогда что-нибудь тяжелое под руку, стукнула и рука бы не дрогнула. А потом взяла себя в руки и подумала: “О чем это я? Передо мной мать, родителей не выбирают. И переделать ее нельзя!” Зато у меня появился мощный стимул выбиться в люди. Все, чего я достигла, это благодаря ей. Так мне хотелось вырваться побыстрее от нее, что я буквально стала землю носом рыть. И на работу вышла до срока, и вуз закончила заочно, не стала бросать.
Правда, живем по-прежнему втроем. Я кручусь на работе. Мать с Сереженькой нянчится. Сейчас она от меня больше зависит, все-таки деньги добываю я, так что особенно шуметь она на меня не смеет. Вот только тема моего замужества так и осталась до сих пор под запретом. Стоит кому-то у меня появиться, она в крик: “Только посмей кого-нибудь привести сюда. Сразу вылетишь вместе со своим ублюдком!”, а если у меня никого, тогда она по-другому: “На тебя и в девках-то никто не смотрел, а теперь и вовсе не сложится”.
Я, конечно, уже давно догадалась, что мать смертельно боится одиночества. Поэтому шансов построить свою личную жизнь рядом с ней у меня нет никаких. Она любого зятя сживет со свету. И куда тут денешься? Заработать на отдельное жилье — задача выше моих сил. Да и мать жалко...Комментарий психолога Михаила ЛАБКОВСКОГО:— Матерей, которые не дают своим дочерям нормально жить и развиваться, можно поделить на несколько характерных типов. Самыми распространенными среди них являются авторитарная мать и опекающая мать, она же тревожная.
Авторитарная мамаша может полностью подавить личность дочери, лишает ее какой бы то ни было инициативы. Начинается это, как правило, еще в детстве, например, если девочку просят помыть посуду или она сама хочет это сделать, то после следует неминуемый окрик: “Ты все делаешь не так. Откуда только у тебя руки растут?” Такое давление напрочь отбивает у человека охоту делать что-то самой, теряется уверенность в своих силах. Этим детям впоследствии свойственно постоянное самокопание: “со мной что-то не так” или “я не такая, как все”, причем самооценка резко занижена.
В старшем возрасте появляются проблемы с противоположным полом: “я никому и никогда не понравлюсь” или “кажется, он снизошел до меня, и потому надо срочно тащить его в ЗАГС”. Благодаря всему этому у дочерей авторитарных мам зачастую не складывается личная жизнь или, если даже она каким-то чудом создает семью, то полностью принимает в ней на себя роль жертвы. А жертва, как известно, изначально неуважаема не только мужем, но и детьми.
Кроме этого, авторитарные матери часто ханжески относятся к интимной жизни. Постоянно внушают девочке: “Смотри, не расслабляйся, не ровен час и в подоле принесешь”, закладывают в будущей женщине страх перед сексом или отношение к нему как к чему-то грязному и постыдному. Это тоже в дальнейшем мешает строить нормальные интимные отношения с мужем.
Очень распространенная в России идея “Любой ценой под венец!”, внушаемая авторитарными мамами практически с пеленок, приносит свои отрицательные плоды. Движимые желанием вырваться из-под материнского ига, девушки часто принимают за любовь юношескую влюбленность, а потом расхлебывают эти ошибки всю жизнь.
Авторитарным мамам глубоко плевать, сколько лет дочери — тридцать или три года, по отношению к ней она ведет себя одинаково. Особенно отчетливо это видно в тех случаях, когда молодые живут под одной крышей со старшим поколением и доверяют им воспитание ребенка.
Тревожные (опекающие) мамы на первый взгляд выгодно отличаются от авторитарных, однако это впечатление только внешнее и обманчивое. Они воздействуют на дочерей иными, более мягкими способами, но результат получается практически такой же. Эти мамы не кричат на дочерей, не грозят им. Но из-за их вечной тревоги дочери вырастают нервозными, всегда сомневаются в себе, пасуют перед трудностями. Таких девочек еще в раннем детстве пугают: “Будешь себя плохо вести, придет дядя милиционер и заберет!” Этот страх, заложенный с детства, культивируется в юности: “Сюда ты точно не поступишь! Это ты вряд ли сможешь! А вдруг ты чем-нибудь заболеешь?” Самое печальное, что дочери приносят эту порочную модель воспитания в свою жизнь и внушают уже своим собственным детям, как страшна и опасна жизнь.
По отношению к внукам такие бабушки ведут себя так же. “Я переживаю, что вы застудите ребенка!” или “Зачем вы ему поручили идти в булочную, он может попасть под машину!” Ребенок в таких семьях разрывается между родителями и бабушкой, не понимая, чью сторону ему принять. У него развиваются различные неврозы, он становится легко возбудимым, появляется бессонница.
Единоборство дочери и матери не может не коснуться зятя, он тоже оказывается перед выбором. Либо ему надо научиться жить в такой психологически неблагоприятной обстановке, либо, что, к сожалению, случается чаще, он вынужден уйти.
Для опекающих матерей характерна пафосная фраза в случаях, когда возникает угроза, что ситуация выйдет из-под их контроля: “Мне плохо, я сейчас умру! Срочно вызовите мне неотложку!”
