“Есть лишь одна по-настоящему серьезная философская проблема — проблема самоубийства. Решить, стоит ли или не стоит жизнь того, чтобы ее прожить, — значит ответить на фундаментальный вопрос философии. Все остальное — второстепенно”.
Альбер Камю, философ и писатель
В ожидании волшебства
Новое тысячелетие 22-летний Алексей Шудашов встречал дома, по-семейному, с родителями. Празднество, правда, оказалось не слишком веселым. Накануне Миллениума отец подцепил что-то вроде гриппа и в новогоднюю ночь чувствовал себя неважно. Да и сам Алексей еще толком не оклемался от такой же хворобы. Уже несколько дней не ходил на работу, в полк вневедомственной охраны. Больничный у него был продлен аж до 8 января.
К слову сказать, работу свою Алексей любил. Отслужив в армии, в погранвойсках, он твердо решил, что пойдет в милицию.
Отец Алексея, Виктор Андреевич, был не в восторге от этой затеи. Нынешние правоохранительные органы не вызывали у него доверия, и он страшно боялся, что его сын, не дай Бог, попадет в какую-нибудь милицейскую мафию. Но Алексея было не переубедить.
— Он искренне полагал, что, борясь с преступностью, сможет что-то изменить, — говорит Виктор Андреевич Шудашов...
А еще Алексей любил девушку, Олю Гончаренко, студентку медицинского института. Он знал ее уже больше года — они жили рядом — и называл своей невестой. До свадьбы, правда, было еще далеко, но знакомство с ее родителями уже состоялось. А в ближайшее время Алексей намеревался привести Олю и в свой дом, чтобы представить маме и папе.
Кстати, в ту новогоднюю ночь Алексей, посидев немного дома, помчался к Оле. Они были очень счастливы. Это же Миллениум! Время загадывать желания и строить планы на будущее.
И они загадывали. В ближайшее время Алексей планировал поменять место работы (он переводился в другое милицейское подразделение), а Оля должна была сдать экзамены в институте. Но, наверное, не об экзаменах думали они в ту ночь... Они ждали следующего волшебного праздника — Рождества, которое мечтали встретить вместе.
Роковой перекресток
— Рождество Алеша отмечал дома у Оли, — рассказывает Виктор Андреевич. — Он ушел днем, сказал, что вернется поздно. Мы и не беспокоились...
7 января. Вечер. После обильного застолья Оля попросила разрешения у родителей взять их машину “Дэу-Нексия” покататься.
— Лешка очень хорошо водит, — уверяла она папу. — И права у него есть.
Алексей действительно хорошо водил машину. Отец учил его на своем стареньком “Москвиче”. И права он получил честно, а не благодаря милицейским связям.
Одним словом, молодые умчались. До позднего вечера они где-то колобродили и возвращались домой уже глубоко за полночь.
8 января, 1.20. Иномарка шла очень хорошо. Алексей уверенно сидел за рулем, хотя, если честно, был немного подшофе.
— Вообще-то он почти не употреблял спиртного, — говорит Виктор Андреевич. — Он когда в армию уходил, оставил в буфете, как велит армейская традиция, бутылку водки. А когда вернулся, даже пить ее не стал.
Рязанка была относительно свободной. Впереди перекресток. Его родная Ташкентская улица. Еще две минуты — и они дома...
Стоп, желтый свет. Но еще можно проскочить. Нет, красный... Но уже не остановиться... Господи, что это?
...Весь удар приняла на себя Ольга. Ее тело со всех сторон сковал в стальные тиски металл. Она умерла мгновенно.
Как во сне Алексей вышел из машины. Он не понимал, что ему говорят. Он как будто вообще находился не здесь. Не рвался спасать Олю. Не пытался выяснить отношения с водителем злополучного “КрАЗа”. Не хотел ничего объяснять сотрудникам ГИБДД.
Его посадили в машину “скорой помощи”.
— Если бы нам позвонили сразу после аварии, — негодует Виктор Андреевич, — мы бы пришли и забрали его. Мы бы помогли ему справиться с этим горем. Ведь он тогда был просто в шоке, и все это видели...
Лешка не заметил, как рассвело
8 января, 2.40. Алексея привезли в 36-ю городскую клиническую больницу, что на Соколиной Горе. Пока дежурные врачи осматривали его, задавали разные вопросы и обрабатывали раны, он по-прежнему не проявлял никакого интереса к жизни. Безучастный ко всему, Алексей думал о чем-то своем и на все вопросы отвечал невпопад.
Помимо алкогольного опьянения медики констатировали у пациента лишь “ушиб лица”, хотя такие тяжелейшие ДТП, как показывает практика, в 99 случаях из 100 не обходятся без сотрясения головного мозга. Вероятны также и внутренние переломы, наличие которых визуально определить довольно сложно.
Так или иначе Алексею требовалось тщательное медицинское обследование – он пребывал в состоянии шока, чего врачи не заметить не могли.
Однако через три часа Алексея отпустили домой.
— Доктора, осматривавшие сына в больнице, прекрасно знали, что он тогда переживал, — продолжает Виктор Андреевич. — Знали, что погибла девушка, с которой он ехал. Видели, что с ним происходит что-то неладное. Как можно было отпускать его в таком состоянии одного? Неужели ж не могли позвонить нам домой?
8 января, 5.40. Алексей оказался на улице один. Наедине со своими мыслями. Больше его уже никто не трогал, никто ни о чем не спрашивал.
Он бродил три часа. В какой же момент за все это время лучшим выходом для себя он избрал смерть? Может, он вовсе не взвешивал “за” и “против”. Может, просто знал, что последовать за любимой — это самое лучшее, что осталось ему в этой жизни.
Лев Толстой в своей “Исповеди” писал: “Мысль о самоубийстве пришла мне так же естественно, как прежде приходили мысли об улучшении жизни...”
...Лешка брел по дороге. Он не заметил, как рассвело...
8 января, 8.40. На улице было уже довольно людно. Алексей шел по Первомайской улице, потом вдруг свернул в подъезд дома № 10. Быстро поднялся на 16-й этаж, открыл окно на лестничной площадке и шагнул вниз.
Общее горе
— Мне до сих пор не верится, что он мог это сделать, — вздыхает отец Алексея. — Он же был таким сильным парнем. Я уверен, что он не испугался трудностей, не испугался ответственности за то, что по его вине погиб человек, не испугался, что угробил чужую машину. Это все — ерунда, с этим бы он справился. Единственная причина — это смерть любимой девушки.
Виктор Андреевич Шудашов стоит возле открытого окна “башни”, из которого несколько дней назад сделал последний шаг его сын. Стоит и силится понять, почему судьба распорядилась так.
По христианским законам самоубийство считается тяжелейшим грехом. Самоубийц не отпевают в церкви и не служат по ним службу.
И все же Алексея Шудашова отпевали. Виктор Андреевич специально ездил в Московскую патриархию за разрешением. Он объяснил святым отцам, как и при каких обстоятельствах погиб его сын. И получил разрешение на захоронение Алексея по всем христианским обычаям.
Родители Алексея Шудашова и Оли Гончаренко так и не познакомились. Только один раз они пересеклись в кабинете у дознавателя ГИБДД. Но так и не нашли, что сказать друг другу. И детей похоронили на разных кладбищах.
Наверное, это неправильно. Ведь горе-то общее.
В обеих семьях готовятся к следующей черной дате — 16 февраля исполнится 40 дней со дня гибели Оли и Алексея.
РОМАНТИКИ ВЫНОСЛИВЕЕ ПРАГМАТИКОВЛишившись “корочки”, сотрудник милиции теряет опору в жизни
Прокомментировать эту трагедию мы попросили известного “милицейского” врача-психиатра, доктора медицины, бывшего председателя Всесоюзной военно-психиатрической комиссии МВД СССР Михаила ВИНОГРАДОВА.
— Михаил Викторович, правы ли были врачи, так быстро отпустившие Алексея Шудашова из больницы?
— Здесь налицо грубейшая врачебная ошибка. Как минимум сутки человека с такой психологической травмой должны были держать в больнице под наблюдением. К тому же его привезли в клинику ночью, когда основные врачи отсутствуют. Поэтому дежурному врачу необходимо было дождаться консультантов и показать им Шудашова. Тем более что у Алексея помимо внешних ушибов наверняка были и внутренние физические травмы. При таком сильнейшем столкновении их не могло не быть.
Причем сам пострадавший в ДТП не всегда чувствует боль, поскольку пребывает в шоковом состоянии. В случае с Шудашовым — еще и осложненном алкогольным опьянением. Очевидно, что он не мог полностью руководить своими действиями, когда требовал отпустить его домой.
В моей практике был случай, когда человек, находясь после автокатастрофы в шоковом аффективном состоянии на двух переломанных ногах(!) ходил по больнице. При этом он не чувствовал боли и просился домой. Через некоторое время он скончался от кровоизлияния в мозг. Переломы же у него обнаружили только при вскрытии...
— То есть этот суицид — следствие аффекта?
— Суицид в состоянии аффекта — явление распространенное, но ему, как правило, предшествуют какие-то события, которые влияют на общее психическое состояние человека. Алексей, как я понял, был болен гриппом или каким-то другим простудным заболеванием, что, естественно, сказывалось на его общем состоянии. Он переходил на другое место службы — это тоже своеобразный стресс. Значит, что-то его не устраивало на прежнем месте? А милицейская среда — она особенная...
— На похороны Алексея, по словам его отца, не пришел ни один из его коллег.
— Вот видите? Исходя только этих фактов, понятно, что он испытывал какое-то беспокойство, хотя внешне мог этого не показывать. Ну и, конечно, ДТП. Самое главное — потеря любимой. Плюс к этому — чужая машина и, безусловно, уголовная ответственность. Причем разбирательство предстояло на высшем уровне: ведь он сотрудник милиции, а любое подобное происшествие для органов — серьезное событие.
Все это в результате и повлияло на решение Алексея добровольно уйти из жизни. Кстати, не факт, что после общения с родителями он изменил бы свое решение. Правда, как свидетельствует практика, чем дальше по времени отодвигается трагедия, тем меньше вероятность, что человек воплотит в жизнь идею о самоубийстве. Со временем сглаживается острота трагического события, исчезают импульсивность и сам порыв свести счеты с жизнью.
— Насколько мне известно, каждый, кто хочет служить в органах внутренних дел, проходит специальное психологическое обследование. Туда берут закаленных психически людей — ведь им доверяют оружие. И все-таки число суицидов среди них растет. Почему?
— Действительно, каждый претендент на работу в милиции проходит психологический отбор. Это комплекс разнообразных тестов, проверка на так называемых детекторах лжи и масса других мероприятий. Отсев составляет где-то 30% от всех желающих. Поэтому самоубийство милиционера, да еще на службе, да еще если с применением табельного оружия — это настоящее ЧП. Все материалы проверки сразу засекречиваются.
Чисто милицейских причин, из-за которых сотрудник решает покончить с жизнью, — не так много. Анализ показывает, что чаще всего милиционер принимает такое решение, когда ему реально грозит уголовное наказание за совершенное преступление.
Дело в том, что служба в милиции развращает вседозволенностью и безнаказанностью сотрудников любого ранга. Человек, имеющий красную “корочку”, даже рассуждает по-другому. Он, например, не думает о том, можно ли ему пить за рулем. Он просто пьет. И знает, что никогда не будет за это наказан, как простой смертный. Поэтому когда в его жизни происходит что-то непредвиденное (например, угроза ареста за преступление, серьезное ДТП), сотрудник милиции как бы теряет опору в жизни. Его, как правило, сразу увольняют из органов “задним числом”, чтобы не портить показатели. А с потерей “корочки” он ощущает нечто вроде падения с высоты. Это для него колоссальный стресс.
Чувство обладания властью у большинства нынешних сотрудников милиции уживается с невероятной трусостью. Они жутко боятся оказаться за решеткой и — что хуже всего — в одной камере с обычными уголовниками. А при сегодняшнем беспределе это случается довольно часто. Вот и не выдерживают милицейские нервы. Бывает, стреляются еще до того, как возникает угроза ареста.
— В каких подразделениях самые стойкие кадры, в каких — самые нервные?
— В психологическом смысле самыми благонадежными являются сотрудники уголовного розыска. Эти люди, как правило, идут работать в органы, чтобы действительно бороться с преступностью, а не за властью и деньгами.
Не хочу никого обидеть, но откровенных романтиков в рядах инспекторов дорожного движения или среди сотрудников патрульно-постовой службы гораздо меньше, чем в угро. Отсюда выводы, подкрепленные практическими данными: муровцы крайне редко сводят счеты с жизнью. Как и пожарные, которые тоже в большинстве своем выбирают себе профессию по романтическим мотивам.
А в целом самоубийц трудно делить по профессиональному признаку. Милиционеры — такие же люди, у которых что-то происходит дома и на работе. Просто если обычный человек, не выдержав прессинга социальных условий, выбрасывается из окна, то милиционер решает свои проблемы с помощью табельного оружия.
В прошлом году на Петровке, 38, произошел беспрецедентный случай. Здесь в изоляторе временного содержания покончил с собой инспектор отдела ГИБДД Юго-Восточного округа, задержанный по подозрению в совершении разбойного нападения на квартиру директора фирмы. Милиционер заперся в туалете и почти два часа не давал никому приблизиться к себе, угрожая покончить жизнь самоубийством.
В конечном счете инспектор перерезал себе горло спрятанным заранее перочинным ножом. Видимо, он заранее просчитал все варианты и, отправляясь в камеру, твердо решил не доводить дело до суда.
ХРОНИКА МИЛИЦЕЙСКИХ САМОУБИЙСТВ
30 октября 1999 г. 32-летний прапорщик 8-го отдела УВД по охране метрополитена свел счеты с жизнью в Храме Великомученицы Параскевы Пятницы в Бутове перед началом вечерней службы. Он пустил себе пулю в висок из табельного пистолета. Милиционер 5 лет прослужил в “подземной” милиции и не имел никаких нареканий. В тот день около 17.00 он зашел в храм, приблизился к иконе Божьей Матери, достал ПМ, поднес его к голове и выстрелил. В качестве одного из возможных мотивов коллеги называли переутомление — как моральное, так и физическое.
* * *
21 января 2000 г. В этот день с собой покончили сразу двое сотрудников милиции. В 15.00 в помещении опорного пункта 88-го отделения милиции на улице Грузинский Вал 40-летний участковый инспектор капитан Силуков выстрелил себе в висок из табельного пистолета. Капитан оставил предсмертную записку, в которой просил никого не винить в его смерти.
А в 23.40 в охранном помещении автосервиса ЗАО “Корона” на Авиационной улице застрелился старший лейтенант, инспектор штурмового отделения отряда спецназа ГУИН Минюста РФ, охранявший эту фирму по договору. При этом присутствовала его девушка. Она рассказала, что между ними произошла бурная ссора, прекратить которую 30-летний спецназовец решил с помощью оружия. Когда лейтенант достал пистолет, подруга буквально повисла на нем, пытаясь удержать его от рокового шага. Но выстрел все же прозвучал. Пуля задела кисть девушки, но она осталась жива, а ее возлюбленный от полученного ранения скончался на месте.
* * *
28 февраля 2000 г. 23-летний сержант зеленоградской милиции Дмитрий Наумов покончил с собой после того, как убил двух мужчин, изнасиловавших его жену. Над супругой милиционера надругались пятеро подонков, после чего теща обвинила зятя в том, что он не смог защитить жену, и забрала дочь к себе. 27 февраля Дмитрий Наумов совершил акт возмездия. Нашел двоих из пяти насильников, застрелил обоих из помпового ружья, а затем поджег их частный дом. На следующее утро сержант позвонил жене. Та не захотела с ним разговаривать, и милиционер, написав предсмертную записку, в которой просил прощения у жены и матери, выстрелил себе в голову из того же ружья, из которого убил насильников.
* * *
16 ноября 2000 г. Около часа ночи в районе станции метро “Чертановская” покончил с жизнью, выстрелив себе в грудь из табельного пистолета, 30-летний старший сержант патрульно-постовой службы ОВД “Чертаново Северное”. Его труп обнаружили на лавочке рядом с метро. В кармане форменной одежды нашли предсмертную записку, из которой следовало, что милиционер просто устал от жизни.
* * *
28 ноября 2000 г. В доме приятеля на Каширском шоссе свел счеты с жизнью 19-летний младший инспектор ОВД “Донской”. В тот день милиционер отпросился пораньше с работы и поехал в гости. После ужина инспектор заперся в туалете, вложил дуло табельного пистолета в рот и нажал на спусковой крючок. В кителе милиционера нашли записку, где он просил прощения у папы, у мамы и даже у опергруппы...
* * *
29 ноября 2000 г. Утром в помещении ОВД “Восточное Измайлово” в кабинете своего отца застрелилась женщина-дознаватель, 21-летняя Елена Новохатько. Она стажировалась в окружном Управлении внутренних дел и часто бывала на службе у отца, который возглавляет отдел дознания в Восточном Измайлове. В то утро отец уехал в прокуратуру, и Елена находилась в его кабинете одна. Вернувшись, отец обнаружил, что его дочь мертва. Она застрелилась из табельного ПМ, не оставив никакой записки.
* * *
26 декабря 2000 г. 38-летний майор милиции Юрий Золкин, сотрудник ГИБДД города Мытищи, в деревне Никульское Мытищинского района по очереди из ружья застрелил жену, сына жены от первого брака, а затем покончил собой. Причина трагедии — ссоры с пасынком и супругой.
* * *
18 января 2001 г. В помещении “Нефтепромбанка” во Вспольном переулке покончил собой 38-летний старший сержант Управления вневедомственной охраны Андрей Дьяченко. Утром сержант заступил на службу, а в 22.15, оставшись один, выстрелил себе в голову из табельного пистолета.
Андрей Дьяченко прослужил в органах милиции 8 лет и замечаний по службе не имел. По словам коллег, он часто жаловался на ссоры с отцом.
* * *
Согласно статистике, всего в столице в 1999 году покончили жизнь самоубийством 19 сотрудников милиции, в 2000 году — 12.
