— Разрешите, товарищ полковник? — начальник разведки приоткрыл дверь. — Они выехали.
Командир со скрипом отодвинул кресло, встал, медленно подошел к зеркалу и взялся за фуражку.
— Ну что ж, — сказал он, тяжело глядя себе в глаза. — Отступать некуда. За нами Москва.
Энская часть Приморского края уже три года не платила за электричество. Командир выдержал массу скандалов, исписал заявлениями вагон бумаги, выпил вместе с чиновниками местной администрации тонну водки, но все это были временные меры, лишь затормаживающие процесс на некоторое время. Теперь время вышло. Чиновники ехали в часть выключать рубильник.
“Лучше умереть стоя, чем жить на коленях, — подумал командир. Непрошеные гости, вылезающие из “Волги”, отлично были видны в подзорную трубу, установленную у него в кабинете для наблюдения за противником. — Американские наймиты. Нет, им не нужна сильная армия. Им не нужна сильная Россия”.
Наймиты миновали КПП. Восемнадцать их предыдущих попыток на этом месте благополучно завершались, но сейчас командир решил довести дело до логического конца и дал команду “пропустить”. Пусть идут. Мы их встретим.
Гости, опасливо оглядываясь, двинулись по территории части в направлении энергоблока. “Боевая готовность номер один!” — скомандовал командир. Рота, лежавшая в окопах, сдвинула предохранители. “Десять, девять, восемь...” — командир считал шаги до энергоблока. Вот подошли, вот кто-то взялся за ручку двери... Сейчас откроют, отключат рубильник — и все. И в части станет темно, как у негра в заднице. “Не позволю издеваться над армией! — заорал командир не своим голосом. — Огонь!” ...И залпы тысячи орудий слились в протяжный вой.
Вечером штаб части празднично светился огнями. Командир праздновал победу в узком кругу приближенных. “Они хотели нас взять живьем, — объяснял он начальнику разведки и презрительно хмыкал: — Дети...”
* * *Телевидение столь долго и вкусно описывало страдания замерзающих в Приморье граждан, что на третью неделю вызвало у депутатов живой интерес к ситуации. Дабы удовлетворить его, депутаты пригласили к себе ответственных за свет и тепло в стране: вице-премьера Христенко, энергетического олигарха Чубайса и губернатора Наздратенко.
Из выступления вице-премьера депутаты поняли, что на самом деле у нас все хорошо. Страна крепнет, экономика развивается.
Олигарх Чубайс объяснил, что энергию он не дает, потому что регион за нее не платит и задолжал уже черт знает сколько. ТЭЦ тем не менее работают и могли бы благородно обогревать тех, кто совсем загибается, однако в кармане тепло не понесешь в больницу — нужны трубы, но трубы в Приморье разрушены, потому что местные власти их уже сто лет не чинят.
После Чубайса на трибуну встал губернатор Наздратенко и сказал: ну и как мы должны чинить трубы, если нам тоже все кругом должны? У нас было шесть тайфунов и восемь наводнений, и все деньги мы потратили на восстановление мостов и возмещение убытков, а центр нам не компенсировал ни копейки. Поэтому и мазут мы летом не успели купить, а теперь он подорожал в пять раз. Безобразие! Надо разобраться с теми, кто так бессовестно повышает цены! А вообще, повторяю, нам тоже все должны. Но не отдают. Потому что денег ни у кого нет. К примеру, воинские части — они вовсе не платят за электричество, а когда мы их пробуем отключать за неуплату, они отстреливаются.
“Кто же пойдет отключать рубильник под автоматным огнем?” — сразу стали прикидывать депутаты. Тут нужна Зоя Космодемьянская. А где ее взять? Таких милых девочек, с детства мечтающих поджечь фашистскую конюшню, у нас больше не водится. А почему? Потому что в стране нет ни национальной идеи, ни Государственного гимна, ни даже гвардейцев в лохматых шапках, как у англичан...
“О, безысходность!” — возопили депутаты. Их крик плачущей чайкой пронесся над ГУМом и долетел до заседания Госсовета в Кремле. Заседавший там мэр Москвы сразу пообещал подумать про гвардейцев, а остальным членам Госсовета немедленно были розданы диски с записями шести возможных вариантов гимна — чтобы они все внимательно послушали и выбрали, какой им больше нравится.
Конечно, всем понравился Гимн Советского Союза. Во-первых, они с ним выросли. Во-вторых, гимн был как раз таким, каким русский человек любит самого себя представлять. Великим, огромным и нерушимым. Вот он поднимается, растет, раздувается, как шар, тянется вверх до самой высокой ноты и замирает там, покачиваясь. И знамена полощутся в вышине. До того все это красиво и величественно, что плакать хочется от гордости за нас и за Родину.* * *В Думе тем временем продолжалось обсуждение гуманитарной катастрофы в Приморье. Никто не знал, что делать. Давать сейчас Наздратенко новые деньги или пускай сам выкарабкивается? Тогда бывший министр топлива и энергетики депутат Генералов, имеющий за плечами большой опыт энергетических кризисов, предложил единственное грамотное решение: создать комиссию.
На том и порешили.* * *Из Москвы Иван Семеныч улетал довольный. Он неделю отсидел в приемной Минфина, но все-таки договорился с начальником управления, что тот даст команду перевести в регион пять миллионов рублей всего за пять процентов отката. Правда, начальник управления (милейший человек в сущности) сказал, что сначала пропустит деньги через коммерческий банк “Фокус-покус” (так надо). Значит, раньше, чем через месяц, они в край не попадут. Но все равно это лучше, чем ничего.
Иван Семеныч уже прикидывал, как лучше поступить с деньгами. Первым делом, конечно, выдать зарплату сотрудникам администрации. Вторым — купить мобильные телефоны начальникам отделов и секретарше Верочке. Потом два миллиона отдадим пострадавшему району, то есть его главе Семен Иванычу, за пять... нет, пять маловато — за десять процентов отката. У них там столбы попадали, но я знаю, он зятю заказ отдаст, у того фирма строительная, так что столбы выйдут золотые — если вообще выйдут. Честно говоря, с Семен Иваныча за такой подарок можно и двадцать процентов просить, но это мы подумаем... С зарплатами учителям пока не получится, но эти потерпят. А мазут купим непременно — у сына главы района. Он его пропускает через четыре наши с Семен Иванычем фирмы, так что и навар выйдет приличный, и народ согреется. А то правительство совсем уже о людях не думает...* * *В тот же день военным бортом улетал домой из подмосковного Чкаловского командир Энской части. У него тоже вышла удачная поездка. Старый приятель (вместе в академии учились, а сейчас он в Минобороне) выбил для части три миллиона, и командир, сидя в пассажирском салоне, с удовольствием раскладывал денежки.
Ну, пять процентов приятелю — это святое. Конечно, выдадим денежное довольствие комсоставу и “боевые” Анечке — за то, что она в Моздоке в столовой все лето проработала. Составим ведомость на премии офицерам — “за опасность и напряженность службы”. Пусть распишутся, а про деньги скажем, что нужны для ремонта казармы. А то на дачу железо срочно надо завозить, иначе до зимы не успеют дом под крышу подвести... Купим у китайцев лапшу для столовой: она просроченная, стоит копейки, а проведем через нашу фирму — и выйдет в два раза дороже. Или в три. И нам хорошо, и боец сыт. А лапша нормальная — кошка ела, и ничего. За свет и коммуналку платить не будем. Обождут. Нет у армии денег. И так уже довели до полной нищеты — солдаты в тряпье ходят, никакой боевой подготовки не ведется. Кто не хочет кормить свою армию, будет кормить чужую!..
...Командир улыбался, самолет летел, под крылом пело зеленое море тайги, а летчики в кабине прикидывали, не слишком ли много они загрузили левого груза, а то выйдет, как в Аджарии. Тот “Ил” в ночь перед полетом тоже забили запасными деталями для автомобилей: какой-то грузин хотел переправить в Батуми за две тысячи баксов. ...А груз большой был — несколько тонн. Часа три грузили. И гадай теперь, отчего их на скалу понесло.* * *Россияне копошились вот так, без остановки, откусывая и отрывая откуда только можно куски и кусочки, бросались коршунами на любые крошки, исхитрялись и изворачивались в погоне, рисковали жизнью и подставляли себя под удар. А где же, спросите вы, в это время были правоохранительные органы?
Органы не бездействовали. В ту же среду с Житной и с Лубянки полетела по России телеграмма, возвещающая начало операции “Вихрь-Антитеррор-Шесть” (или даже “Семь”) с подробным перечнем всевозможных “усилить и углубить”.
Сначала телеграмма влетала к самым высоким начальникам. Они внимательно ее изучали и писали указание начальникам пониже — взять под контроль, докладывать ежедневно в семнадцать ноль ноль. Начальники пониже, в свою очередь, внимательно изучали телеграмму и слали ее еще более низким начальникам — взять под контроль, докладывать ежедневно в шестнадцать ноль ноль. Более низкие требовали от мелких докладывать в пятнадцать тридцать. Мелкие приказывали совсем мелким докладывать в пятнадцать.
Огромной саморазвивающейся волной — великой и нерушимой — катилась телеграмма из Москвы, захватывая края и области, города и районы, поселки и деревушки. Шипела и пенилась, грохотала и бурчала, пока не докатывалась до крайнего — лейтенанта с опухшими глазами и головной болью. Превозмогая себя, он внимательно изучал телеграмму, смотрел в немытое окно на мужиков у магазина, потом на часы, хмурился, жмурился, тряс головой, а ровно в пятнадцать ноль ноль вставал и шел докладывать: “Изменений в оперативной обстановке не произошло”.
Выходил такой тихий, скромный бульк. Все, что удалось выдавить из органов великой и нерушимой телеграммной волной.
По той же цепочке бульк передавался наверх — ровно в пятнадцать тридцать, в шестнадцать, в семнадцать... А ровно в восемнадцать начальники убирали секретные бумаги в сейфы и говорили: “Все, хорош. Терроризм мы сегодня победили. Рабочий день окончен”. И уезжали домой. Тем более что у многих в кабинетах свет уже тоже был отключен, а отстреливаться, как командир, они не могли. Им не хватало духу, военного образования, патронов и бронетехники.
