По-хорошему, восьмую годовщину августовского путча следовало отметить следующим образом: собрать всех, о кого президент в разное время вытер ноги, возле Белого дома и заставить каждого поведать миру свою печальную историю. Получился бы многодневный скорбный митинг с тысячами выступающих, и главными его героями, несомненно, стали бы бывшие премьеры, в свое время хозяйничавшие в Белом доме. Все такие разные и такие похожие, обласканные и отвергнутые, на своей шкуре познавшие и барский гнев, и барскую любовь. Каждому из них до сих пор снились светлые денечки, когда был он еще любимцем и баловнем, и президент восхищался им и осторожно гладил по плечику и усаживал рядышком, рыча на остальных за то, что обидели любимца, не оставили ему почетного места. Они помнили, как президент бился за них с депутатами, как ломал безжалостно Думу, не желавшую утверждать его любимцев, и таки скручивал ее в бараний рог. А потом вдруг вместо светлого сна начинался кошмарный. Ромашки прятались и никли лютики. Президенту невозможно было угодить. Он отворачивался от надоевшего премьера, брезгливо морщась, и тогда родные приводили ему нового баловня судьбы — новую игрушку, плюшевого мишку, купленного к празднику, а старого выбрасывали на свалку истории. Впрочем, если обстоятельства вынуждали, президент иногда вызывал их со свалки. Привлекал для выполнения подрядных работ по спасению себя и государства. Как ни странно, выброшенные премьеры радостно откликались на его зов и бежали, подпрыгивая от радости, как пуделек к хозяйке, забывая все обиды. Суровое ремесло бюрократа и карьера, купленная ценой бесконечных унижений, начисто вытравили в них гордость. Нормальный человек, конечно, уже никогда не должен был возвращаться туда, где его так здорово обкакали, но премьеры готовы были простить все, лишь бы опять оказаться там, на заветном верху.
***
Но четыре года президентского срока заканчивались, и заветный верх предстояло завоевывать по-новому. Компания родных и близких президента, так долго владевшая верхом, что уже никак без него не могла, выстраивала боевые порядки, намереваясь победить любой ценой. Им было трудно. Они так неудачно правили, что уже не представляли для народных масс никакого интереса. Сами по себе они не смогли бы преодолеть даже пятипроцентный барьер и попасть в Думу, поэтому им необходимо было усилить ряды бывшими премьерами и придать себе таким образом оттенок гонимости и отвергнутости. К сожалению, бывших премьеров набиралось все же не так много, как хотелось. К тому же один, самый старый, проявил дурной нрав и строптивость. Нарушив лучшие традиции бывших премьеров, он не стал, глотая слезы, ждать, когда его поманят пальчиком, а ушел к столичному мэру, главному сопернику президентской компании. Оставалось еще три бывших премьера — Гайдар, Черномырдин и Кириенко. Эти никуда уходить не собирались, да и не могли при всем желании, потому что они были самыми что ни на есть своими в президентской компании родных и близких — плоть от плоти и кровь от крови. К сожалению, об этом было известно не только президентской компании, но и народным массам, что значительно снижало предвыборную ценность этой тройки. Ставка делалась на последнего, пятого премьера Степашина. Сам по себе его рейтинг был не так уж велик, но для президентской компании он стал бы вполне ощутимым довеском. К несчастью, и у этого бывшего взыграли нездоровые амбиции. Он вдруг решил, что к президентской компании не пойдет, а пойдет лучше к "Яблоку", которое вообще никто в расчет не принимал. Однако дружба со Степашиным придавала "Яблоку" свежесть и новизну, вес его увеличивался, а предвыборные шансы вырастали. Если считать, что главной задачей наших дней было, как декларировала сама же президентская компания, "не допустить, чтоб в новой Думе большинство мест опять получили коммунисты", то "Яблоко" со Степашиным решало эту задачу наилучшим образом. В любом случае их альянс получил бы гораздо больше мест в парламенте, чем альянс Степашина с президентской компанией. Казалось бы, вот она, заветная победа над коммунистами, но не тут-то было. "Ничего себе придумали, — возмутилась президентская компания. — Пускай коммунистов в Думе будет мало, но мы-то где тогда окажемся? Вообще за бортом? Ну нет, не дождетесь".
***
Утром того дня, на который было запланировано объявление о союзе Степашина с "Яблоком", бывшего премьера позвали в Кремль и вправили ему мозги. Неизвестно, чем там его пугали и чем соблазняли, но аргументы, по всей видимости, приводились сильные. В результате проведенной беседы бывший премьер, слава Богу, осознал, что не хозяин он себе. Не вылезти ему из клетки, не вырваться из цепких пальцев. Заплакал он о своей горькой доле и пошел, солнцем палимый, говорить "Яблоку", что нет, не выдержать ему, не устоять перед любимым президентом, а посему будет целовать он длань, его секущую, и ныне, и присно. Ах, зачем он пошел туда, где об него только что — всего три недели назад — бесчувственно вытерли ноги? Зачем не снял решительно пиджак наброшенный? ...Да, поистине шекспировские страсти, трагические драмы судеб человеческих разыгрываются нынче у нас на глазах. Смотри и ужасайся.
* * *
Но даже этот отбитый в боях премьер в наброшенном пиджаке не мог обеспечить президентской компании победу на выборах. Не хватало еще хотя бы одного бывшего премьера. Такого, чтоб народ его уважал и любил, а президент, тем не менее, отверг и уволил. "Эх, не успели мы еще одного бывшего настрогать, — горевали родные и близкие президента, — ну да ладно. Не все потеряно". В принципе, победу им мог обеспечить и нынешний премьер — тем более если чуть позже удастся и из него сделать бывшего. Раньше он только отливал пули, а теперь и сам оказался на передовой. Как и трое первых бывших премьеров, он тоже был плоть от плоти — поэтому ему и доверили нынче премьерство, решив: хватит подбирать всяких "левых" персонажей и надеяться, что они будут служить президентской компании верой и правдой. Не те времена. Пора отбросить всякое стеснение, взять вожжи в собственные руки и безжалостно хлестать ими всех непослушных, чтоб знали свое место. А иначе профукаем выборы, и тогда — прощай, немытая Россия! ...Нынешний премьер по плану должен был в кратчайшие сроки удовлетворить неизбывную тоску граждан по сильной руке, проявив себя решительным и справедливым правителем. К сожалению, на экономическом поле проявлять силу ему уже было негде. Вся экономика уверенно жила собственной теневой жизнью, управляемой криминально-национально-финансово-промышленными кланами, и к ним премьеру подступаться не следовало. Неразумно ему было к ним подступаться. Проявлять силу сейчас лучше всего было на Кавказе, где чеченцы очень кстати захватили кусок Дагестана и закрепились на нем, откусив у России четыре села и то ли восемь, то ли девять горных вершин различной высоты над уровнем моря. Благодаря их вероломному нападению у нового премьера появлялось широкое поле для демонстрации непримиримости в борьбе с бандитизмом, терроризмом и сепаратизмом.
***
На самом деле, то, что происходило в зоне боев, при ближайшем рассмотрении нельзя было назвать иначе как "полная задница". Рельеф местности и несопоставимый уровень военной подготовки сторон не позволял надеяться на то, что бандитов удастся не то что уничтожить, а хотя бы загнать обратно в Чечню. Дальнейшая эскалация боевых действий могла привести только к увеличению числа погибших и раненых военнослужащих, каждого из которых было немыслимо жалко. Но не время было откровенничать и выражать сомнения. Сейчас абсолютно все должно работать на одно — на создание образа сильного правителя. Остальное — неважно. С остальным будем разбираться потом, когда победим на выборах.
***
А бывшие премьеры и непремьеры, которым поздно уже было демонстрировать предвыборную силу, тем временем сходились и опять расходились в разные углы, танцуя сложный танец в зале, закрытом наглухо от окружающего мира. Они скользили по паркету, выложенному шашечками, а населению полагалось наблюдать их виртуальный мир по телевидению и выбирать кого-то из мутных, текучих образов, намеченных слабыми штрихами. Вот этот бледный лик вроде бы что-то типа "сильной руки". Тот лысоватый, очевидно, типа "крепкого хозяйственника". Этот, поблескивающий очками, наверно, "мягкотелый интеллигент". А, впрочем, кто их разберет... И никто из танцующих не объяснял, что и как он, собственно, собирается делать во власти: куда идти, куда вести, каких ошибок избегать, как управлять, что строить и для кого. В них не было ничего конкретного — только фамилии, лица и загадочные обстоятельства, при которых президент в разное время вытер о них ноги. И сами они тоже ничего не объясняли и никак себя не проявляли, а только сплетались, расплетались, извивались, обсуждали рейтинги, и хоть бы кто из них вспомнил, что лекарства немыслимо дорогие, а хлеб подорожал с зимы чуть ли не вдвое, и как жить — неизвестно. Нет, не это было для них главное. Вытертые о них ноги не вызвали в них желания положить конец этой порочной практике. Наоборот, они тоже захотели вытирать ноги с президентским размахом и удалью, и именно эта пламенная страсть толкала их сейчас в объятия друг друга.
