Каждое занятие начинал с демонстрации графика численности населения или какой-то его части в России и других странах в разные периоды их истории, после чего обсуждал со слушателями, какие факторы определили направление и темпы динамики этого показателя, повлияв на смертность, рождаемость и другие демографические показатели. Эти факторы мы разделяли на внешние, независящие от решений руководителей (изменение природных условий, стихийные бедствия, массовые эпидемии, внешняя агрессия), и внутренние, зависящие от их решений, в том числе принимаемых в порядке реакции на внешние факторы, исходя из своих публичных обязанностей и не всегда публичных политических приоритетов.
Прошло тридцать лет, и мне это опять кажется важным. Согласно Конституции, «Российская Федерация — социальное государство, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека». Насколько успешно наше государство создает такие условия, можно оценить по-разному.
История учит, что там, где такие условия созданы, население растет. В мире его численность за тридцать лет выросла почти в полтора раза, причем мужчин в нем немного больше, чем женщин. А что у нас? В России в 1993 году численность населения составляла 148,6 млн человек, в 2022-м — 146,4 млн, среди которых женщин почти на десять миллионов больше, чем мужчин. Таким образом, на территории в границах начала 2014 года население сократилось на 4,7 млн человек.
Демографическая статистика объясняет это значительным превышением смертности над рождаемостью (минус 18 млн), не вполне компенсированным притоком мигрантов (плюс 14 млн). А в последнем Российском статистическом ежегоднике-2022 (его можно найти на сайте Росстата) можно увидеть, что с 2018 по 2021 год смертность тех, кто достиг прежнего пенсионного возраста, выросла почти в полтора раза, а трудоспособного населения — на четверть.
Легко списать это на пандемию. Ковид, безусловно, очень важная, но далеко не единственная причина двухмиллионного сокращения числа пенсионеров по старости за последние четыре года. Явно сказались и маленькие пенсии, и проблемы в организации медицинской помощи.
А еще вы узнаете из тех же данных Росстата, что 1,55% населения России недоедают. Эти данные — один из результатов выборочного наблюдения рационов питания населения, которое было впервые проведено Росстатом в 2018 году и должно быть повторено в нынешнем году и далее раз в пять лет по методике Всемирной продовольственной организации. За этими малыми процентами стоят более 1,3 миллиона граждан женского пола и 930 тысяч — мужского. Я не хочу называть их женщинами и мужчинами, потому что среди них, увы, много детей обоего пола. Об этом свидетельствуют другие показатели из тех же данных Росстата: среди детей в возрасте до пяти лет у 3,1% зафиксировано истощение, у 10,6% — задержка роста. По-моему, игнорировать эти факты не только аморально, но и крайне нерационально: разнообразные убытки государства и общества из-за недоразвития таких детей в будущем многократно превысят его расходы, которые обеспечили бы их полноценным питанием в настоящем.
Понятно, что недоедающие наши сограждане относятся к числу самых бедных. Статистика, увы, за самыми бедными не наблюдает, в ее поле зрения попадают значительно более крупные группы людей, различающиеся размером душевого дохода, каждая из которых охватывает по десять процентов населения. Они называются децилями и нумеруются, начиная от самых бедных. По моим расчетам, основанным на данных Росстата за 2021 год, те, кто относится к первому децилю, ежедневно потребляли в среднем 1,4 килограмма продуктов десяти основных видов, фиксируемых Росстатом (хлебные, картофель, овощи, фрукты, мясные, молочные, яйца, рыбные, сахар и кондитерские, растительные жиры), стоимость которых в самом дешевом варианте составляла 125 рублей на человека. Международная черта бедности составляет 1,9 доллара США на человека в день, и Росстат утверждает, что у нас нет граждан, живущих на меньшую сумму, но я в этом не уверен.
Как оценить питание тех, кто оказался в этом первом дециле, с медицинской точки зрения? По количеству отдельных продуктов они съедают в 1,5–2,5 раза меньше рекомендуемых Минздравом рациональных норм потребления всех основных продуктов кроме сахара, а по их общей массе — на 70% меньше рекомендуемого. И если таковы средние показатели питания почти 15 млн российских граждан из этого дециля, то каковы же они у самой-самой бедной, шестой его части, недоедание которой фиксирует статистика?
Не стоит думать, что это что-то новое для нашей страны или уникальное для мира. И тридцать, и двадцать, и десять лет назад наши социологи фиксировали при опросах примерно такую же долю ответов «постоянно или часто испытываю чувство голода». В других развитых странах, в том числе значительно более богатых, фиксируют примерно такие же доли тех, кто по разным причинам, в том числе и из-за многодетности, не в состоянии обеспечить себе и своим детям сытую жизнь. Но там этим людям не дают голодать, их поддерживают государственные программы бюджетного субсидирования покупки продуктов питания (в США такая программа помогает 45 миллионам граждан — каждому пятому) и частные программы продовольственной благотворительности.
На моей памяти у нас это обсуждается не менее четверти века, да вот только без результата. Когда в 2016 году Минпромторг предложил такую госпрограмму, логично привязав субсидирование к приобретению только отечественных продуктов, и правительство ее поддержало, я поверил, что дело сдвинется с мертвой точки. Увы, не сдвинулось: Минфин не нашел нужных для этого бюджетных средств, даже самых скромных, которые позволили бы отработать технологию и организацию такой помощи. Между тем, по расчетам Российского союза промышленников и предпринимателей, на рубль вложенных в эту программу бюджетных средств прибавка ВВП составила бы около двух рублей. Причем ее администрирование — ахиллесова пята таких программ — потребовало бы минимальных затрат, поскольку наделить правом на получение таких субсидий можно было бы тех, кто получает жилищные субсидии и пособия по безработице, — это до 10 млн человек, или 6–7 процентов населения.
Помимо денежной поддержки нуждающихся во многих странах широко практикуется натуральная продуктовая помощь. Это и благотворительные столовые, и «полевые кухни» для бездомных, и раздача (или продажа за символическую плату 1 евро, как в Германии) продуктов с приближающимся к окончанию сроком годности. Все это широко практикуется в европейских странах и не только помогает нуждающимся потребителям, но и позволяет продавцам и изготовителям сэкономить на утилизации продуктов, не имеющих перспективы своевременной реализации, и снижает нагрузку результатов такой утилизации на окружающую среду.
Объем потерь продовольствия в нашей стране оценивается в 1,6 млн тонн. Разумное использование такого количества доброкачественной еды позволило бы существенно улучшить питание самых бедных. Так что же мешает это сделать? Оказывается, компаниям дешевле платить за уничтожение еды, чем бесплатно отдавать ее на благотворительные цели: в этом случае им пришлось бы уплатить в бюджет НДС с суммы, которую они, по оценке налоговиков, выручили бы, продав эти продукты по рыночной цене.
Трудно, казалось бы, не увидеть абсурдность такой ситуации. Одно из неприятных следствий этого абсурда — переток фиктивно утилизированных товаров на рынки, через которые «по дешевке» реализуются немалые количества просроченных продуктов. Другое — загрязнение окружающей среды в результате их реальной утилизации. Так что всегда лучше использовать пищу по ее назначению, чем отправлять на утилизацию.
Совсем недавно депутаты внесли в Думу законопроект об отмене НДС при передаче продуктов благотворительным организациям для распределения среди нуждающихся. Очень надеюсь, что его судьба будет успешнее, чем у предыдущих попыток. Но не очень в это верю.
В заключение вернусь к Российскому статистическому ежегоднику-2022. В его разделе международных сравнений можно увидеть, что ожидаемая продолжительность жизни ребенка, родившегося в 2021 году в России, составляет 70,06 лет. Из стран СНГ ниже только в Молдове (69 лет), из стран БРИКС — в ЮАР (64,4) и Индии (69,9); в Китае же 77,9, в Бразилии — 77 лет. Столько же в США, в Турции — 78,6, а в странах «старой» Европы, а также Канаде, Австралии, Японии, Южной Корее — существенно за 80.
Почему это практически не обсуждается сейчас ни во власти, ни в обществе? Разве сбережение народа, говоря словами А.И.Солженицына, не есть главная цель власти и главный показатель ее эффективности? И не должны ли все иные цели, которые она ставит перед собой и предлагает нам, соотноситься с этой?
